с досады. Наконец, уже под вечер, тетушка, вся сияющая, пришла сказать,
что Альберт встал и одевается. Аббат посоветовал нам при появлении моло-
дого графа не проявлять ни удивления, ни беспокойства, не предлагать ему
никаких вопросов и только стараться отвлечь его, если он будет огорчен
случившимся.
вспылив.
токих слов лицо бедного дяди.
извиниться и, видимо, нимало не подозревая о нашем недовольстве, я воз-
мутилась и очень сухо с ним поздоровалась. Он даже не заметил этого. Ка-
залось, он был весь погружен в свои думы.
музыка. Я еще ни разу не пела при нем; моя арфа прибыла только накануне.
Не перед вами, ученая Порпорина, мне хвастаться своими познаниями в му-
зыке, но вы сами убедитесь, что у меня недурной голосок и есть врожден-
ная музыкальность. Я заставила долго просить себя: мне больше хотелось
плакать, чем петь. Альберт не проронил ни слова, не выказал ни малейшего
желания послушать меня. Наконец я все-таки согласилась, но пела очень
плохо, и Альберт, словно я терзала ему слух, был настолько груб, что
после нескольких тактов вышел из комнаты. Мне пришлось призвать на по-
мощь все мое самолюбие, всю мою гордость, чтобы не расплакаться и допеть
арию, не порвав со злости струн арфы. Тетушка вышла вслед за племянни-
ком, отец мой сейчас же заснул, а дядя ждал у дверей возвращения сестры,
чтобы узнать от нее, что с сыном. Один аббат рассыпался передо мной в
комплиментах, но они злили меня больше, чем безразличие остальных.
Иногда музыка ему приятна, иногда вредна. По-видимому, вы так его раст-
рогали, что он не в силах был владеть собой и ушел, испугавшись, как бы
не обнаружить свои чувства. Это бегство должно вам льстить больше всяких
похвал".
ненависть к этому человеку. Но скоро я избавилась от него, как вы это
сейчас увидите.
когда она чем-нибудь очень взволнована, пришла в голову злосчастная
мысль затеять беседу с аббатом и капелланом. А так как, помимо родствен-
ных привязанностей, поглощающих ее почти всецело, единственное в мире,
что ее интересует, - это величие нашего рода, то она не преминула расп-
ространиться насчет своей родословной, доказывая обоим священникам, что
наш род, особенно по женской линии, самый знаменитый, самый чистый -
словом, наилучший из всех немецких родов. Аббат слушал терпеливо, капел-
лан - с благоговением, как вдруг Альберт, казалось совершенно не слушав-
ший тетушку, прервал ее с легким раздражением:
восходства нашего рода. Правда, и дворянство и титулы получены нашими
предками довольно давно, но род, потерявший свое имя и, так сказать, от-
рекшийся от него, сменивший его на имя женщины, чужой по национальности
и по вере, - такой род утрачивает право гордиться своими старинными доб-
лестями и верностью своей стране".
рожился, она сочла нужным возразить племяннику.
что какой-нибудь именитый род возвышался еще более, присоединив к своему
имени имя материнской линии, дабы не лишить своих наследников чести про-
исходить от женщины доблестного рода".
ему настойчивостью. - Я понимаю, что можно соединить два славных имени.
Я нахожу вполне справедливым, чтобы женщина передала детям свое имя,
присоединив его к имени мужа. Но полное уничтожение имени мужа кажется
мне оскорблением со стороны той, которая этого требует, и низостью со
стороны того, кто этому подчиняется".
говорила с глубоким вздохом канонисса, - и приводите пример, еще менее
удачный, чем мой. Господин аббат, слушая вас, мог подумать, что какой-то
мужчина, наш предок, был способен на низость. Раз вы так прекрасно осве-
домлены о вещах, которые, как я думала, вам почти неизвестны, вы не дол-
жны были делать подобное замечание по поводу политических событий...
столь далеких от нас, благодарение богу..."
который смоет всякое позорное обвинение с памяти нашего предка Витольда,
последнего графа Рудольштадта. Это, мне кажется, очень интересует мою
кузину, - заметил он, видя, как я вытаращила на него глаза, пораженная
тем, что он, вопреки своей обычной молчаливости и философскому образу
мыслей, вдруг пустился в такой спор. - Да будет вам известно, Амелия,
что нашему прадеду Братиславу едва исполнилось четыре года, когда его
мать, Ульрика Рудольштадт, сочла нужным заклеймить его позором, - отняв
у него его настоящее имя, имя его отцов - Подебрад, и дав ему взамен то
саксонское имя, которое мы теперь носим вместе с вами: вы - не краснея,
а я - не гордясь им".
нашей эпохи", - проговорил граф Христиан, которому, видимо, было не по
себе.
рассказывая нам про великие заслуги Рудольштадтов, и я не понимаю, что
дурного в том, если кто-нибудь из нас, случайно вспомнив, что он чех, а
не саксонец по происхождению, что его зовут Подебрад, а не Рудольштадт,
станет рассказывать о событиях, которые произошли всего каких-нибудь сто
двадцать лет тому назад".
что ваш именитый род в прошлом был в родстве с королевским родом Георгия
Подебрада, но не подозревал, что вы прямые его потомки, имеющие право
носить его имя".
яся в генеалогии, сочла нужным отсечь в своей памяти то древнее и поч-
тенное древо, от которого происходим мы. Но генеалогическое древо, на
котором кровавыми буквами занесена наша славная и мрачная история, еще
высится на соседней горе".
дяди делалось все мрачнее, аббат, хотя в нем и было задето любопытство,
попробовал было переменить разговор. Но мое любопытство было слишком
сильно.
му.
знать, - ответил он. - Я хочу сказать, что на старом дубе скалы Ужаса,
на который вы ежедневно смотрите из своего окна, Амелия, и под сень ко-
торого я советую вам никогда не садиться, не сотворив молитвы, триста
лет тому назад висели плоды потяжелее тех высохших желудей, которые те-
перь почти не растут на нем".
маю, кто мог об этом рассказать графу Альберту".
тил Альберт. - Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы,
господин капеллан, как ни воспитывай детей в неведении минувшего, как ни
заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, а слабых - с
помощью угроз, - ни страх пред деспотизмом, ни боязнь ада не могут заг-
лушить тысячи голосов прошлого, они несутся отовсюду. Нет! Нет! Они
слишком громки, эти ужасные голоса, чтобы слова священника могли заста-
вить их умолкнуть. Когда мы спим, они говорят нашим душам устами призра-
ков, поднимающихся из могил, дабы предупредить нас; мы слышим эти голоса
среди шума природы; они, как некогда голоса богов в священных рощах, ис-
ходят даже из древесных стволов, чтобы рассказать нам о преступлениях, о
несчастьях и подвигах наших отцов..."
и роковыми воспоминаниями? - проговорила канонисса.
совершили в прошлые века, - это они пробудили во мне воспоминание о пят-
надцати монахах, собственноручно повешенных на ветвях дуба одним из моих
предков... Да, моим предком, самым великим, самым страшным, самым упор-
ным, - тем, кого звали "Грозный слепец", непобедимый Ян Жижка, поборник
чаши!"
мя Гуситских войн превосходили своей энергией, храбростью и жестокостью
всех остальных реформатов, поразило, как удар грома, обоих священников.
Капеллан даже осенил себя крестным знамением, а тетушка, сидевшая рядом
с Альбертом, невольно отодвинулась от него.
мальчик? Не слушайте его, господин аббат! Нет, никогда, никогда наша
семья не имела ничего общего с тем окаянным, гнусное имя которого он
только что произнес".
Зыков Виталий
Посняков Андрей
Андреев Николай
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Суворов Виктор