особенно в Южной Америке. Радио, фото, бинокли, диктофоны и тому подобное.
- возможно с десятками тысяч единиц каждого товара.
для него товары по низкой цене. Все они на востоке, где труд дешевле.
производстве. Как в металле, так и в пластмассах. Литье по моделям в любом
потребном количестве.
отдал Чилдану.
люди. Целый ряд амулетов, которыми можно было бы торговать по всей
Латинской Америке и Востоку. Вы знаете, что в своем большинстве широкие
массы все еще верят в магию и заклинания, в заговоры и в чары. Скажу вам,
что это очень крупное дело.
доходами.
начальнику, знакомому этого импортера. Ваш начальник, или некое
влиятельное вышестоящее лицо, кто-то имеющий над вами власть, кто-то
богатый и значимый - связался с этим импортером. Вот почему вы вернули мне
эту вещь. Вы не желаете быть в этом замешанным. Но нам же хорошо известно,
как и мне самому, что я все-таки пойду по этому адресу и встречу этого
человека. Я вынужден. Выбора у меня нет. Я продам ему лицензию на чертежи
или буду в процентной доле. Какая-нибудь сделка между мной и им все равно
возникнет. Через ваши руки. Исключительно. А теперь вы думаете, что я не
буду вас останавливать, перебивать, спорить с вами, ибо это дурной тон".
богатым.
Чилдана.
Чилдан. - Делать амулеты на счастье из таких вещей - это не укладывается у
меня в голове.
предметам пикантности, которые доступны лишь посвященным. И я из этого же
теста. и те лица, о которых я упомянул, те, которые в скором времени
посетят ваш магазин.
почтенного импортера. Он очень прозорлив. Вы и я - мы не представляем
себе, какое огромное число людей невежественно. Они могут радоваться
штамповке - наслаждение, для нас недоступное. Мы должны быть уверены, что
обладаем чем-то единственным в своем роде или, по крайней мере, чем-то
редким, что есть у немногих, и, конечно же, чем-то истинно уникальным,
подлинным, не копией и не дубликатом.
доля исторических предметов в магазинах, вроде моего, не говоря уж о
большинстве экземпляров в его собственной коллекции всего лишь имитация? В
его словах можно проследить некоторый намек. Будто бы про себя он говорит
не что-то совершенно отличное от того, что говорит вслух, двусмысленность,
столь характерная для Оракула, качество, как говорят, восточного склада
ума. А на самом деле он произносит вот что: "Кто вы такой, Роберт? Тот,
кого Оракул называет "нижестоящим человеком", или тот, кому предназначены
все добрые советы Оракула? Нужно решать прямо здесь. Выбрать можно либо
один путь, либо другой, но не оба. А момент выбора наступил сейчас".
человек", по крайней мере, по разумению Пола Казуора? А то, что здесь
передо мной - это ведь не тысячелетнее собрание божественных мудростей,
это просто мнение одного смертного, одного молодого японского бизнесмена.
и все же тут есть рациональное звено, "Ву", как сказал бы Пол. "Ву"
создавшегося положения состоит в том, что как бы мало нам это не
нравилось, реальность, а тут не может быть сомнений, отвечает образу и
подобию мыслей этого импортера. И если у нас такой узкий взгляд, это
плохо. Мы должны, как утверждает Оракул, приспосабливаться. И ведь потом
оригиналы все еще могут продаваться в моем магазине придирчивым
покупателям. Ну, например, таким, как друзья Пола".
несомненно, предпочел бы побыть в одиночестве.
импортера.
что-то невнятное и вернулся к своему столу.
об этом помнить.
- правду говорят, что они непробиваемы".
проводами, и вдруг неожиданно выпалил:
их индивидуальности?
что у них были совершенно другие планы, мечты касательно их товара.
сказал Чилдан.
что-то туманное было в его словах. Вдруг Чилдана осенило.
спала пелена.
жестоким отрицанием американского таланта. Как это было цинично, а он,
прости господи, заглотнул и крючок, и леску, и удочку.
тропинке к пропасти, куда свалили продукцию американских мастеров, якобы
ни на что уже более не пригодную, как только служить моделью каких-то
вшивых амулетов. Вот так они и правят нами: не жестокостью, а утонченным,
искусным, бесконечным коварством. Господи! Мы - варвары в сравнении с
ними, - понял Чилдан. - Мы не более, чем деревенские простофили, перед
лицом их безжалостной логики. Пол ведь не говорил - и так и не сказал мне
- что наше искусство не имеет никакой ценности, он заставил меня самого
признать это. и какая в конце концов ирония в том, что ему досадно
высказанное мною. Мягкий, цивилизованный жест, которым он выразил скорбь
по высказанной мной самим же правде".
сдержался. Как и прежде, эта мысль осталась в глубине его мозга,
обособленная и затаенная, предназначенная только для него одного. - "Он
унизил меня и всю мою расу, а я совершенно беспомощен. У меня нет
возможности отомстить ему за то. Мы побеждены, но побеждены, как и я, так
тонко, так искусно, что едва ли способны постичь свое поражение. По сути,
нам нужно подняться на гораздо более высокий уровень развития, чтобы
понять, что это уже случилось. Какое еще нужно доказательство права
японцев господствовать над другими народами?" Он почувствовал, что
смеется, скорее всего, от такого вывода. "Да, - подумал он, - здорово,
лучше любого анекдота. Его нужно запомнить, попозже посмаковать, даже
рассказать его. Но кому? Вот вопрос. Анекдот слишком личный для того,
чтобы кому-нибудь рассказать. В углу кабинета есть урна. Туда эту штуку,
это захваченное "Ву", ювелирную безделушку. Смог бы я это сделать? Смог бы
вышвырнуть ее со всем этим прямо на глазах у Пола?"
ее. "Я не должен, - подумал он, - если хочу еще раз увидеться со своим
приспешником-японцем. Черт бы их пробрал, я не в силах освободиться от их
влияния, даже под властью минутного импульса. Моя непосредственность
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Бажанов Олег
Ильин Андрей
Суворов Виктор
Куликов Роман