Горячая ненависть дракона клубилась вокруг, и все-таки в ней открылась,
брызнула на секунду светом крохотная брешь, и в эту брешь Дженни метнула
музыку драконьего имени, превращенную заклятием в копье.
обнаружила, что стоит по колено в груде золота, а перед ней отступает,
пятясь, огромный черный силуэт. Не давая ему времени опомниться, она
ударила новым заклятием, вложив в него всю свою ярость, вплетя в мелодию
руны боли и разрушения - те самые, с помощью которых заговаривала гарпуны.
Однако точь-в-точь, как в той давней схватке с бандитами на распутье,
ненависти Дженни не испытывала - просто иначе было нельзя. Дракон дернулся
и уронил гривастую голову на жалобно звякнувшую золотую груду.
раб и выполнишь все, что я прикажу. Именем твоим говорю: ты уйдешь отсюда
и никогда не возвратишься. Ты слышишь меня?"
чувствовала, что это не в ее власти, что он сейчас вырвется из тисков ее
воли и... Инстинктивно она отступила на шаг, глядя, как он, отпрянув к
стене, поднимается, словно гигантская кобра, ощетинивая смертельную
мерцающую чешую.
что Моркелеб сам безмерно удивлен собственными словами.
квадрат света обозначал внутренние врата, соединяющие Рыночный Зал с
Большим Туннелем.
всего ее поразило, как мало страха испытала она перед Моркелебом - лицом к
лицу с его золотом и яростью. Мышцы болели: хрупкое человеческое тело явно
не предназначалось природой для столь великой магии. Голова, однако, была
ясной, что особенно удивляло Дженни, привыкшую к тому, что малейший шаг за
пределы ее скромных возможностей немедленно отзывается разламывающей
головной болью. Ошеломление не проходило: кому как не Дженни было знать,
сколь глубока и сильна магия дракона и сколь ничтожна ее собственная!
гребень, и, хотя небо было еще светлым, развалины уже погружались в озеро
тени. Вечереющая Долина жила своей маленькой жизнью, не имеющей отношения
ни к людям, ни к дракону: Дженни слышала скрип сверчка под обугленным
камнем, шорох беличьих любовных игр, трепет зябликов, устраивающихся на
ночлег. Там, где дорога огибала груду камней, когда-то бывшую домом, в
зарослях сорняка лежал человеческий скелет. Истлевший мешочек с золотыми
монетами валялся рядом. Дженни взглянула - и металл запел.
Джона и Гарета.
принесенный ветром дым костра. Она остановилась посреди ломкой путаницы
осоки; холодный бриз, пришедший из-за леса, с моря, заполоскал края пледа.
Магия была в Долине, на самом ее краю. Дженни услышала в сумерках треск
скользкого шелка, зацепившегося за буковый шест, плеск пролитой воды и
оборвавшийся возглас Гарета.
собиралась под деревьями. Задохнувшись, Дженни выбралась на белесый уступ
возле поляны с источником. Первое, чему жизнь учила обитателей
Уинтерлэнда, - это двигаться неслышно, даже если бежишь сломя голову.
Поэтому появление Дженни замечено было не сразу.
оцепенев, у родника; буковый шест, каким цепляют ведра, лежал у его ног на
мокрой земле. Полупустое ведро покачивалось на камне, готовое свалиться в
родник. Гарет не заметил Дженни; появись здесь сейчас дракон - он не
заметил бы и дракона.
- и та, вдохнув ароматное тепло, вытеснившее холодный вечерний воздух,
почувствовала желание плоти. Глаза Гарета были безумны, судорожно сжатые
кулаки выставлены вперед.
Чародейка подобно призраку вышла из березняка на край поляны. - Зачем
притворяться? Ты знаешь, что я люблю тебя и ты меня - тоже. Ты же сгораешь
сейчас от страсти... Вкус твоих губ мучает меня день и ночь...
над бровью. В сумерках трудно было рассмотреть, что на ней за платье, -
что-то полупрозрачное, зыблемое ветерком и бледное, как сами березы. Ее
волосы были распущены и не покрыты вуалью, как у девушки-подростка.
Любому, не вооруженному колдовским зрением, Зиерн показалась бы сейчас
ровесницей Гарета.
разыгрывали с ним любовников в угоду двору, но, если бы даже он попытался
меня к этому принудить, ничего бы не вышло. Он относится ко мне как к
дочери. Но хотела я всегда одного тебя...
легкую ткань рукавов.
тобой...
пропитывавший воздух, распался чуть ли не со звонким щелчком. Зиерн
мгновенно стала старше; ровесница, искушавшая Гарета, исчезла. Юноша
опустился на колени и с сухим рыданием спрятал лицо в ладони.
опустила руку на голову Гарета, и тот судорожно обхватил ее за талию, как
пьяница хватается за столб. Странно, но страха перед Зиерн и перед ее
могучей магией Дженни больше не испытывала. Она, казалось, смотрит теперь
на молодую колдунью другими глазами.
так забери себе их обоих, ты, шлюха с севера! У тебя достаточно волос,
чтобы опутать ими сразу двоих.
свой вечный страх перед молодой колдуньей, он поднял на нее исполненные
гнева глаза и выдохнул:
Королевской Галереей.
Зиерн? Хочешь сделать с Гаретом то же, что и с его отцом? Или просто
пришла разведать, свободен ли путь в Бездну?
рассмеялась снова.
слов от страха за Джона. Но она точно знала, что Зиерн и близко не
подходила к лагерю. Дженни бы почувствовала - чтобы одолеть Джона, нужна
великая магия... Кроме того, она бы неминуемо услышала голоса, как бы тихо
они ни говорили. В любом случае, возможности для бегства у Джона не было и
нет - недаром Зиерн сначала занялась неизраненным противником.
заклинания еще до того, как жар опалил лицо и задымилась шерстяная юбка.
Ответное заклятие было быстрым, жестким и совсем не походило на обычную
для Дженни медленную, кропотливую магию. Зиерн отпрянула и ошеломленно
заслонила лицо ладонью.
горела ненависть.
- Бездна будет моей. Я выгнала оттуда гномов, и никто - ты слышишь? -
никто уже меня не остановит!
Дженни. Они взорвались пламенем еще в воздухе, обратясь в летучий костер,
который Дженни размела каким-то ей самой неведомым заклинанием. Горящие
сучья разлетелись по поляне, прочерчивая огненно-желтые полосы в
голубоватых сумерках. В доброй дюжине мест вспыхнули, запылали мертвые
сорняки. Заячьей скидкой Зиерн метнулась к тропе, ведущей в Долину. Дженни
догнала ее в два прыжка - изящные туфельки чародейки были хороши при
дворе, но здесь явно проигрывали мягким башмакам из оленьей кожи.
усталость, была сильнее. Взгляды их столкнулись - желтые глаза впились в
голубые.
Максимов Альберт
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Никитин Юрий