гостиной, пьющих предобеденный коктейль перед электрическим камином. Это
выглядело приятно.
всплесками отчаяния, окрашивающими все дни жены Джеффа Коуди, и увы -
сколько же это тянулось? Ребенку было три месяца.
и через мгновение он услышал скрип кровати в соседней комнате. Он услышал
вздох. Голос Люси, немного глухой, сказал:
услышал ее голос.
Все, что могло помочь ей пережить еще несколько месяцев, было к лучшему.
Следующие несколько?.. Нет, конец наступит много раньше.
разметав рыжеватые локоны, прислонившись ногами в одних чулках к стене.
Высохшие дорожки слез тянулись через ее щеки к ушам, но сейчас ее ресницы
не были мокрыми. В углу в маленьком коконе своих бессвязных полуживотных
мыслей спал ребенок. Ему снилось тепло и огромная всепоглощающая мягкость,
которая слабо шевелилась, сон без формы, структуры и темперамента.
Светло-рыжие волосы были не более чем пухом на его хорошей формы голове.
и теперь смотрела на него из-под полуопущенных век тяжелым, страдающим,
ненавидящим взглядом. Пустой бокал стоял на прикроватном столике в
пределах досягаемости ее слабой руки. Коуди шагнул вперед, откупорил
бутылку и направил густую янтарную струю в бокал. Два дюйма, три. Она не
собиралась останавливать его. Он остановился на трех и убрал бутылку.
унылым голосом.
неожиданно села, заставив кровать застонать, удивив Коуди своим спонтанным
движением, которое он не смог предугадать в ее мыслях.
продолжила мысль. - Никаких примесей в его крови нет. Не урод, не Болди.
Прекрасный, нормальный, совершенно здоровый ребенок... - Она не сказала
этого вслух, но ей это и не требовалась. Она специально придержала мысль,
а потом отпустила ее, зная, что с тем же успехом могла сказать это вслух.
Затем добавила ровным голосом:
лет назад пещерная колония последний раз видела дневной свет, который им
дано было увидеть. И люди, согнанные в пещеры из Секвойи, безрадостно
обитали здесь, обиженные или покорные в зависимости от темперамента. Под
землей они имели всевозможный комфорт, которым их могли обеспечить
тюремщики. Они были настолько довольны, насколько это могли обеспечить
грамотные психологи, которые могли заглядывать в их сознание и читать их
желания прежде, чем эти желания успевали окончательно сформироваться. Но
они были пленниками.
был один из широкомасштабных экспериментов, который мог быть проведен
только в пещерах в столь управляемых условиях. Частично он должен был
продемонстрировать доброе отношение к пленникам, чтобы они не чувствовали
себя полностью изолированными.
человеком. Среди обыкновенных людей был тот же процент желаемых партнеров,
что и среди Болди, но для телепата обыкновенный человек был личностью
ущербной. Словно прекрасная молодая девушка, имеющая все желаемые черты
разума и тела, но оказавшаяся при этом глухой, немой и слепой. Она может
объясняться на пальцах, но барьер остается непреодолимым. Было и еще
кое-что: вокруг каждого человека, начинающего жизнь с прекрасной
наследственностью и окружением, неизбежно, медленно, но неумолимо
смыкаются призрачные стены нерешенных им (он даже часто не подозревал об
этом) жизненных проблем. Но Болди это неведомо. Всегда есть готовые помочь
друзья, всегда есть мысли, на которые можно положиться в беде и сомнении.
Существует постоянная проверка и равновесие, и в результате ни один Болди
не страдает от тех внутренних затруднений, которые лишь частично
распознанными облаками смятения и замешательства омрачают жизнь любого
человеческого существа. В сознании телепата сравнительно немного
нерасчищенных углов, заполненных старыми сомнениями и страхами. Это
придает личности ясность, которой ни один обыкновенный человек не
достигает вполне.
только под воздействием такого стресса, и при таком длительном напряжении,
которое обыкновенный человек может выносить без срыва только очень
короткое время. (В этом отношении телепаты-параноики принадлежали к
другому классу; большую роль здесь играла наследственность).
браком между проворным, восприимчивым, полностью сознательным существом и
другим - мрачным и смятенным, ущербным в общении и всегда хранящим
какую-то скрытую обиду.
человек в пещерах был тщательно обольщен и приведен к браку с Болди.
Конечно, тем самым они неизбежно вступали в брак со шпионом, добровольным,
но не всегда принимаемом психоаналитиком, и, что наиболее важно, с
потенциальным родителем других Болди.
детей-телепатов. Только если у супруга-Болди был как доминантный
телепатический, так и обыкновенный рецессивный ген, было возможно рождение
обыкновенного ребенка.
носивший шлем Немых, не должен был знать о пленных, ведь стоило миру
узнать об этом захвате, долгожданный погром начался бы немедленно. Ребенок
обыкновенных людей мог вырваться на свободу лишь в младенческом возрасте,
слишком маленьким, чтобы рассказать или вспомнить свою историю. Но
ребенок-телепат сразу после своего рождения становился в ряды захватчиков.
Все надеялись на то, что за пару поколений пленники сами собой сольются с
Болди, или же покинут пещеру в младенческом возрасте, так что колония
должна была снова вернуться к исходному состоянию с населением, состоящим
только из телепатов.
устаревшим.
опустевший бокал Коуди. Она немного подождала, пока виски прожгло себе
дорогу и растеклось по стенкам ее желудка.
и покорно выпил. Через некоторое время Люси коротко вздохнула и села на
постели, скрестив ноги, отбрасывая волосы назад.
своей, грустно улыбаясь ей.
несколько минут, Люси.
знамя, развернулась прежде мутная, проясненная действием алкоголя, мысль.
Коуди едва не вздрогнул от такого удара, но он, муж обыкновенной женщины,
умел владеть собой гораздо лучше, чем большинство Болди. Он даже не подал
виду. Сказал только:
взрослый, чтобы запомнить это.
мне плохо от сознания, что мой сын никогда... - Она оборвала мысль о
солнечном свете, голубом небе и далеком горизонте. - Но только не сейчас,
- сказала она, и перебросила ноги через край кровати. Слегка покачиваясь,
она встала. Невидящий взгляд скользнул по колыбели; она босиком пошла на
кухню, время от времени опираясь на стены. Коуди машинально заглянул в ее
мысли, отозвал свою мысль и поднялся, чтобы следовать за ней. Она стояла у
кухонной мойки, наливая в бокал воду. Потом, глядя в никуда, жадно выпила
ее.