был слышен невидимый, распростертый впереди огромный, словно выплывающий из
бездонных пропастей шум океана.
следишь за мной, преследуешь меня, не даешь мне покоя - прекрасно; но я
перехитрю тебя, выскользну, убегу, ты и моргнуть не успеешь; а ты сколько ни
бейся, ничего не сможешь сделать, потому что глидер не сойдет с шоссе. Так
что даже в последнюю минуту у меня будет чистая совесть. Очень хорошо!!"
окна сверкнули мне в лицо, словно затем, чтоб доказать, что нет такой муки,
которую нельзя еще больше углубить, и я вышел на последний отрезок шоссе,
параллельный океану. Тогда глидер, к моему изумлению, резко увеличил
скорость и стал меня обходить. Я быстро закрыл ему путь, подавшись влево. Он
отстал, и так мы маневрировали: как только он хотел выйти вперед, я
загораживал машиной левый пояс, - так, наверное, раз пять. Неожиданно,
несмотря на мои маневры, он начал меня опережать, кузов машины почти
вплотную коснулся черной блестящей поверхности безоконного, как бы
безлюдного снаряда; я уже не сомневался, что это Олаф, потому что никто
другой не осмелился бы сделать подобного, - но ведь не мог же я убить Олафа.
Не мог. И я пропустил его. Он вышел вперед, мне показалось, что теперь он
пытается загородить мне путь, но он продолжал держаться метрах в пятнадцати
перед моим капотом. Ну, подумал я, это мне не помешает. И я немного
притормозил, со слабой надеждой, что, может быть, он оторвется, но он не
хотел отдаляться и тоже притормозил. До последнего поворота у скал
оставалось около мили, когда глидер пошел еще медленнее: теперь он держался
середины шоссе, так, что я не мог его обогнать. Я подумал, что, может быть,
мне удастся уже сейчас, но тут не было никаких скал, только песчаный пляж,
машина зарылась бы колесами в песок через ею метров, даже не дойдя до
океана, - такое идиотство не входило в мои расчеты. Выхода не было,
приходилось ехать дальше. Глидер еще больше замедлил скорость, я видел, что
он вот-вот остановится: его черный корпус засверкал от тормозных огней будто
залитый горящей кровью. В ту же минуту я попытался обойти его резким
поворотом, но он преградил мне путь. Он был быстрее и поворотливее - ведь им
командовал автомат. У автомата всегда реакция быстрее. Я нажал ногой тормоз,
слишком поздно, послышался дикий скрежет, черная масса выросла перед самым
стеклом, меня бросило вперед, и я потерял сознание.
Что-то холодное, мокрое текло у меня по лицу, я почувствовал чьи-то руки,
они трясли меня, и услышал чей-то голос.
увидел ее лицо, и когда я сел, обалдевший, неспособный соображать, она
медленно опустилась передо мной на колени, плечи ее судорожно вздрагивали, а
я все еще не верил. Голова у меня была огромная, как будто ватная.
какими-то не моими. - Эри... Это ты... или мне только...
закружился на месте с ней - мы оба упали на еще теплый мягкий песок. Я
целовал ее соленое, мокрое лицо и плакал, впервые в жизни. И она плакала. Мы
долго не говорили ничего. Постепенно мы начали как будто бояться - не знаю
чего, - она всматривалась в меня глазами лунатика.
пробовала приподнять меня, но у нее не хватило сил.
флягой и опять полила мне лицо водой. Вода была горькой: это была вода
океана. "Я собирался глотнуть ее намного больше", - мелькнуло у меня в
сознании: я заморгал. Приходил в себя. Сел и потрогал голову.
шишка величиной с апельсин, немного поцарапана кожа, здорово шумело в ушах,
но в общем все было в порядке. Я попробовал подняться, но ноги как-то не
очень слушались.
и, почувствовав головокружение, вызванное этим движением, увидел при свете
молодого месяца в нескольких метрах от нас, на краю шоссе два сцепившихся
черных силуэта. Когда я снова взглянул на нее, у меня захватило дыхание.
произошло, и не понимал. Так, значит, в глидере была Эри? Но это невозможно!
трудом произнесла:
лоб. Легкими прикосновениями ощупывала мою голову, а я повторял, одним
дыханием:
шоссе. Только там я увидел, как выглядела машина; капот, весь перед, все
сплющилось в гармошку. Зато глидер почти не был поврежден - только теперь я
осознал его превосходство - ничего, кроме небольшой вмятины сбоку, там, куда
пришелся основной удар.
машины, протяжно грохоча железом, свалился набок. Мы возвращались. Я молчал;
плыли огни. Голова качалась на плечах, все еще огромная и тяжелая. Мы
остановились перед домиком. Окна были освещены, словно мы никогда и не
уезжали. Она помогла мне войти. Я лег. Она, обогнув стол, направилась к
двери. Я вскочил.
покачала головой.
остывающая накипь гнева, ярости и безумия последних часов, страх, отчаяние.
Я лежал опустошенный, словно мертвый, и только прижимал ее все сильнее, и
силы будто возвращались ко мне, и была тишина, свет блестел в золотой обивке
комнаты, а где-то далеко, как бы в ином мире, за открытыми окнами шумел
Тихий океан.
ни в ту ночь. Ничего, ни одного слова. Только на другой день поздно я узнал,
как это было: едва я уехал, она догадалась обо всем и ужаснулась. И не
знала, что делать. Сначала хотела позвать белого робота, но поняла, что это
не поможет; он тоже - она не называла его иначе, - он бы тоже не помог.
Может быть, Олаф. Олаф наверняка, но она не знала, где его искать, впрочем,
уже не было времени. Тогда она взяла домашний глидер и поехала за мной.
Быстро догнала меня и держалась позади, пока еще можно было надеяться, что я
возвращаюсь в домик.
знал.
понимаю. Как ты могла это сделать?
у окна. Не раскрывая глаз, ощущая дыхание океана, я сказал:
подступало и отступало - почему? Не знаю. И она, наверное, тоже не знала.
Словно мы сближались только перед лицом опасности и только тогда узнавали и
по-настоящему могли понять друг друга. Потом пришла ночь. И еще один день.
испугался. Потом она плакала. Но за обедом уже улыбалась.
Николаев Андрей
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Глуховский Дмитрий
Майер Стефани
Шилова Юлия