канализации с 1938 года, мадам. Нас так долго насильно кормили дерьмом,
что мы стали получать от его вкуса удовольствие. Я был в армии два года,
четыре месяца и одиннадцать дней. Великий патриотический долг, говорили
они! Шанс расширить границы Рейха и создать новую жизнь для правильно
мыслящих немцев! Только чистых сердцем и безупречной крови... ну,
остальное вам известно. - Он сделал гримасу: ему наступили на мозоль. - Не
все немцы - нацисты, - тихо сказал он. - Но у нацистов голоса громче
других и самые большие дубинки, и им удалось выбить разум из моей страны.
Итак, да, мне действительно знакома канализация, мадам. Я действительно
очень хорошо ее знаю. - Глаза его казались горящими от внутреннего жара, и
он бросил огрызок яблока в корзинку. Его взгляд вновь обратился к Майклу.
- Но я все еще немец, сударь. Может, я сумасшедший, но я люблю мою родину,
- возможно, скорее я люблю память о моей родине, чем ее реальность. И
потому - зачем я должен помогать вам делать что-то такое, что поможет
убивать моих соотечественников?
соотечественников. Вероятно, тысяч, если я не смогу добраться до нужного
мне человека.
не тайна. Никто просто пока не знает, когда оно начнется и где. Но оно
неизбежно, и даже мы, тупые повара полевых кухонь, знаем о нем. Одно уж
будет наверняка: как только бритты и американцы начнут двигаться на
побережье, никакая паршивая "Атлантическая стена" их не удержит. Они будут
двигаться до самого Берлина; я просто молю Бога, чтобы они дошли туда
раньше, чем дойдут туда проклятые русские!
пробиваются на запад.
провел рукой по лицу. - Моему сыну было девятнадцать лет, когда его
забрали на войну. На Восточный фронт, не иначе. Они даже не смогли
наскрести от него достаточно, чтобы прислать назад в ящике. Они прислали
мне его медаль. Я повесил ее на стенку, где она очень красиво блестит. -
Его глаза увлажнились, потом опять стали жесткими. - Если русские придут в
Берлин, моя жена и дети... Ну, этого не случится. Русских остановят
задолго до того, как они войдут в Германию. - Тон, каким он это сказал,
давал понять, что сам он в это не очень-то верит.
сказал ему Майкл. - Между здешним побережьем и Берлином большое
пространство.
его висели по бокам.
доставили меня в Берлин. К жене и детям. Я пытался найти способ выбраться
из Парижа с того самого момента, как удрал из госпиталя. Но я не уйду и
двух миль за окраину Парижа, как патруль меня схватит. Вам нужен
карманник, а мне нужно сопровождение. Вот в таком случае я согласен.
равно планировал найти возможность попасть в Берлин, связаться с агентом
Эхо и разыскать охотника на крупную дичь, который был причиной смерти
графини Маргерит. Фотоснимок Гарри Сэндлера, стоявшего ногой на теле льва,
всегда был в памяти Майкла. - И как же я смогу доставить вас туда?
бумаги в карман нужного человека. Я это сделаю, я без сомнения сделаю это,
но я хочу попасть в Берлин.
Берлин самому - одно дело, но захватить при этом беглеца из приюта для
психов - совсем другое. Инстинкт подсказывал ему сказать "нет", и он редко
ошибался. Но здесь подворачивался редкий случай, и у Майкла выбора не
было. - Согласен, - сказал он.
Но в голосе ее было меньше истерики, чем раньше, потому что она признала,
что в его безумии была определенная система.
из своего дома в восемь тридцать две. Чтобы пройти по своему пути, ему
нужно около десяти минут. Я укажу на карте, где я хочу, чтобы это было
сделано; а пока что, на сегодня, вы останетесь здесь.
белье!
ночью я могу проголодаться.
хоть малейший шум, стреляю без предупреждения!
предупредить вас, что я во сне я громко храплю.
день. Майкл направился в спальню, но Мышонок окликнул его:
бумагу? Наружный или внутренний?
хрустнул им. Затем глянул на Камиллу. - Кто-нибудь предложит мне суп, или
мне предстоит до утра умирать с голоду?
шкафчик с посудой и достала ему миску.
при свете свечи карту Парижа. Другая свеча горела на другой стороне
кровати, и Майкл смотрел на тень Габи, когда она раздевалась. Он чуял
винно-яблочный аромат от ее волос, пока она их расчесывала. Это должно
произойти на равном расстоянии от дома Адама и от его конторы, решил он,
вторично изучив карту. Он нашел место, которое ему приглянулось, и отметил
его ногтем. Потом еще раз глянул выше, на женскую тень.
прогулка по лезвию бритвы; возможно, схватка со смертью. Сердце его
забилось сильнее. Он наблюдал по тени Габи, как она стаскивает брюки.
Завтрашний день может принести смерть и уничтожение, но сегодняшним
вечером они живы и...
и легла в постель. Он свернул карту Парижа и отложил ее в сторону.
свет, черные волосы раскинулись по подушке, простыня прикрывала груди. Она
ответила ему взглядом и почувствовала, как сердце у нее затрепетало; тогда
она на долю дюйма приспустила простыню, и Майкл увидел и оценил
приглашение.
затем губы ее раскрылись, и он поцеловал ее крепче, один огонь сливался с
другим. Когда поцелуи повторились, влажные и горячие, он чуть ли не
слышал, как из всех их пор идет пар. Ее губы пытались удержать его, но он
отстранился и посмотрел ей в лицо. - Ты ведь обо мне ничего не знаешь, -
сказал он нежно. - Послезавтра может получиться так, что мы расстанемся и
никогда больше не увидимся.
чтобы сегодня ты был моим.
тело - в полной готовности к совместным ощущениям. Ее руки обвились вокруг
его шеи, и они целовались, пока он расстегивал ремень и раздевался. Свет
свечей порождал на стенах огромные тени, их тела прижались друг к другу,
слившись на матрасе. Она почувствовала, как его язык ласкал ей горло,
прикосновение было таким нежным, но таким настойчивым, что рот ее широко
раскрылся, потом его голова спустилась ниже, и язык стал гладить между
грудями. Она вцепилась в его волосы, пока язык кружил медленно и нежно.
Внутри у нее яростно бился пульс, становясь горячее и сильнее. Майкл
чувствовал, как ее бьет дрожь, во рту у него был сладкий вкус ее плоти, и
он провел губами по низу живота, вниз, к темным кудряшкам между ее
бедрами.
Габи выгнула тело и стиснула зубы, чтобы сдержать стон. Он словно бы
раскрыл ее, как бутон розы, пальцы его были нежны, язык плавно проходил по
влажной плоти, так, что о лучшем Габи не могла и мечтать. Она раскрыла
губы, когда он ласкал ее, и хотела назвать его имя, но поняла, что не
знает его и не узнает никогда. Но самого этого момента, этих ощущений,
этой радости - этого было достаточно. Глаза у нее увлажнились, как и
томящееся сокровенное место. Майкл горящими губами поцеловал эту щель,
переменил положение и мягко вошел в нее.
наполнил ее бархатным теплом, и под своими пальцами, впившимися ему в
плечи, она ощущала, как под кожей перекатывались мышцы. Майкл на пальцах
рук и ног удерживался над ней и глубоко проникал внутрь, его бедра
двигались плавно, медленно, отчего Габи раскрыла рот и застонала. Их тела
обвивали и стискивали друг друга, расходились и опять прижимались.
Волнообразные сильные движения Майкла воздействовали на Габи как на свежую
глину, и она поддавалась его усилиям. Его нервы, его плоть, его кровь
Пехов Алексей
Аникина Наталья
Флинт Эрик
Браун Дэн
Марко Джон
Роллинс Джеймс