Чтение 41–й страницы книги ~Весна Геликонии~

Все его тело, плоский живот, мощная мускулатура, были покрыты
огненными пятнами. Оно как будто горело от колен до шеи.

Прикрыв рукой пенис, он, как безумный, бегал по комнате, крича от
боли.

Для него этот огонь был как бы наказанием за убийство. Убийство! Вот
за что несет он кару. Его темный разум не мог признать другой причины. Ни
на секунду он не вернулся памятью в прошлое, к событиям на охоте, когда
ему пришлось бороться с фагором. Ни на секунду он не мог предположить, что
на него перекинулся лишай, который был присущ фагорам, но с которым
организм фагоров приспособился справляться. Аоз Рун знал слишком мало,
чтобы делать такие заключения.

Земная Станция Наблюдения плыла в небе, все замечая и фиксируя.

Инструменты на борту станции позволяли наблюдателям узнавать о
планете то, о чем даже не подозревали обитатели планеты. Они изучили
жизненный цикл насекомых, которые приспособились паразитировать на фагорах
и на людях. Они изучали композицию горных пород Геликонии. И все факты,
собранные, проанализированные, отправлялись на Землю, как будто планета
Геликония разбиралась по атомам и переправлялась через всю Галактику в
другую систему. Но разумеется это была только информация, голые факты,
которые заносились в справочники и энциклопедии.

А когда два светила Геликонии поднимались над горизонтом из-за
хребтов Никтрихк, некоторые пики пронизывали атмосферу. Картина была
настолько величественная, что некоторые романтически настроенные обитатели
станции, забыв про голые беспристрастные факты, любовались незабываемым
зрелищем.

Спотыкаясь и ругаясь, закутанные фигуры пробирались сквозь густой
туман к большой башне. Холодный ветер с востока свистел между башнями,
хлестал по лицам людей.

Они вошли в башню, закрыли за собою дверь, выпрямились и облегченно
вздохнули. Затем они стали подниматься по каменной лестнице, которая вела
в комнату Аоз Руна. Эта комната обогревалась горячей водой, текущей по
трубам в стене. Другие комнаты в башне, где жили рабы и некоторые
охотники, были дальше от источника тепла, и следовательно, холоднее. Но
сегодня ледяной ветер, проникающий сквозь тысячи трещин, пронизывал
холодом все.

Аоз Рун устроил совещание Совета. Первое с тех пор, как он стал
лордом Олдорандо.

Последним прибыл старый мастер Датнил Скар, глава гильдии
разделывателей кожи. Он был самым старым из присутствующих. Он медленно
появился в дверях, осторожно осматриваясь, опасаясь западни. Старики
всегда боятся перемен в правительстве. Две свечи горели в глиняных сосудах
на полу, устланном шкурами. Их неверное пламя было наклонено в сторону
запада.

В неверном свете этих свечей мастер Датнил увидел Аоз Руна, сидящего
на деревянном стуле. Остальные девять человек сидели на полу. Шестеро из
них были мастера гильдий. Им он поклонился каждому по отдельности, после
почтительного приветствия Аоз Руну. Остальные двое мужчин были Датка и
Лэйнтал Эй, сидящие рядом. По ним было видно, что они готовы отстаивать
свое место в этой комнате. Датнил Скар недолюбливал Датку за его
скрытность и за то, что он променял благородное ремесло на беготню по
горам за зверем.

Единственной женщиной здесь была Ойра, которая сидела, опустив глаза.
Она устроилась за стулом отца и поэтому была вся в тени.

Все эти лица были известны старому мастеру, как известны черепа на
стенах крепости - черепа фагоров и других врагов города.

Мастер Датнил сел на пол рядом со своими собратьями-ремесленниками.
Аоз Рун хлопнул в ладоши и в комнате появилась рабыня с подносом, на
котором стоял сосуд и одиннадцать деревянных кружек. Мастер Датнил, когда
взял себе кружку с налитым рателем, сразу понял, что эта посуда когда-то
принадлежала старому лорду Уолл Эйну.

- Приветствую всех вас, - сказал Аоз Рун, подняв чашку, и все выпили
густую сладкую жидкость.

Аоз Рун заговорил. Он сказал, что собирается править с большей
твердостью, чем его предшественники. Он будет, как и раньше было, во всем
консультироваться с Советом, состоящим из мастеров семи гильдий. Он будет
защищать Олдорандо от всех врагов. Он не позволит женщинам и рабам
вмешиваться в жизнь города. Он гарантирует, что никто голодать не будет.
Он позволит людям консультироваться с призраками в любое время, когда они
пожелают. Он считает, что академия и учение - это напрасная трата времени,
когда все женщины должны работать.

Многое из того, что он говорил, не имело смысла, или означало только
то, что он собирается быть правителем. Он говорил, и нельзя было не
заметить, что говорит он как-то странно - как будто непрерывно борется с
демонами. Изредка его глаза загорались безумным блеском и он стискивал
ручку кресла, как будто преодолевая ужасные муки. так что несмотря на то,
что его речь имела мало смысла, его манера говорить внушала трепет, даже
ужас. За окнами свистел ветер и голос Аоз Руна то гремел раскатами грома,
то затихал до шепота.

- Лэйнтал Эй и Датка будут моими офицерами. Они будут следить за тем,
как выполняются мои приказы. Они молоды и энергичны. Впрочем, хватит
болтовни.

Но один из мастеров прервал его твердым голосом:

- Мой лорд, ты действуешь слишком быстро для наших медлительных
мозгов. Некоторые из нас недоумевают, почему ты назначил своими
лейтенантами этих сопляков, когда среди нас есть зрелые люди, которые
будут служить лучше.

- Я сделал свой выбор, - сказал Аоз Рун, потирая свой бок.

- Но, может, ты поторопился. Посмотри, сколько есть людей нашего
поколения... Элин Тал, Тант Эйн...

Аоз Рун ударил кулаком по ручке кресла.

- Нам нужны молодые, способные действовать. Я выбрал. Вы можете идти.
Все.

Датнил Скар медленно поднялся:

- Мой лорд, прости меня, но то, что ты выгоняешь нас, вредит тебе. Ты
болен? Ты страдаешь?

- Черт побери, неужели вы не можете уйти, если вас просят. Ойра...

- По обычаю члены Совета должны поднять тост за начало правления.

Аоз Рун поднял глаза вверх, опустил их.

- Мастер Датнил, я знаю, что у вас, стариков, короткое дыхание, но
длинные речи. Оставьте меня. Идите, а то я и вас заменю. Идите, благодарю
вас всех, но идите.

- Но...

- Идите! - крикнул он и весь сжался от боли.

Старики поднялись и пошли, тряся головами в знак недовольства, и
перешептываясь между собой. Плохое предзнаменование!

Лэйнтал Эй и Датка тоже вышли.

Как только он остался наедине с дочерью, Аоз Рун упал на пол и стал
кататься по нему, стеная и царапая себя.

- Ты принесла мне бальзам от Датнил, девочка?

- Да, отец, - она достала кожаный сосуд с серым жиром.

- Ты натрешь меня всего им.

- Я не могу сделать это, отец.

- Ты можешь и сделаешь.

Глаза ее сверкнули.

- Я не сделаю. Ты слышал, что я сказала? Пусть тебя натирает твоя
рабыня. Разве не для этого она здесь? Или я позову Рол Сакиль.

Он вскочил, выругался, схватил ее.

- Ты сделаешь это. Я не могу позволить, чтобы кто-нибудь видел мое
состояние. Поползут слухи. Они все поймут! Ты сделаешь это или я сломаю
тебе шею. Ты такая же упрямая, как и Шей Тал.

Когда она застонала, Аоз Рун сказал ей:

- Закрой глаза, если ты такая стыдливая, и натирай. Ты можешь не
смотреть, только делай побыстрее, а то я сойду с ума.

Когда Аоз Рун раздевался перед нею, он сказал со все еще безумным
блеском в глазах:

- И будь поласковее с Лэйнталом Эй. И не спорь, я видел, как он
смотрит на тебя. Когда-нибудь настанет ваша очередь править Олдорандо.

Он снял штаны и встал перед нею весь обнаженный. Девушка отвернулась,
крепко зажмурила глаза. Ее стало мутить от отвращения. И все же она не
могла забыть то, что увидела мельком: обнаженное тело отца все было
покрыто ярко-красными пятнами.

- Давай побыстрее, глупая девчонка! Я же умираю, неужели ты не
понимаешь?

Она протянула руку и стала втирать серую мазь в грудь и живот.

А позже Ойра выбежала из башни и подставила свое разгоряченное лицо
ледяному ветру, а затем ее стало долго и мучительно рвать.

Таковы были первые дни правления ее отца.

Группа кочевников мадис лежала, завернувшись в лохмотья и неспокойно
спала. Они отдыхали в горной расщелине во многих милях от Олдорандо.
Часовой тоже спал.

Каменные стены окружали людей. Под воздействием морозов камень
расщепился на тонкие слои, которые усыпали всю землю. Растительности здесь
не было никакой за исключением редких колючих кустов, горькие листья
которых неохотно ели даже аранги.