сказать, морального порядка.
проговорил Веснин. - Вы меня не подпускаете к себе ни на миллиметр. Почему?
Какой же смысл? Понимаю, можно разбить головой стеклянную стену, пораниться,
но ватную... Ватная стена между нами, Петр Александрович, да, да! Сначала мы
с вами были на "ты", потом перешли на "вы"... И как-то незаметно вы это
сделали.
и мне... Не пробивать головой стену Тем более голова-то у каждого одна.
Ложись, комиссар!.. - И Бессонов, пригнувшись, сильно дернул за рукав
Веснина.
шестиствольные немецкие минометы, заблистали по горизонту хвосты реактивных
мин, рассекая огненно-дымный закат. Разрывы раскаленными спиралями
закрутились на вершине высоты. Высота хрястнула, тяжко вздрогнула. Навстречу
ударило визжащим ветром осколков.
секунд, защищенные землей и одновременно не защищенные перед судьбой и
случайностью. Кто знал, на сколько делений мог изменить прицел немецкий
наводчик? Бессонов чувствовал, что лежит неудобно, придавив больную ногу, и
с отвращением к самому себе, к своему телу, которое испытывало боль и страх
перед вторичной возможностью боли, он заворочался на земле под чужим
взглядом. Веснин, сдернув очки, близоруко смотрел на него с тем
изумленно-вопросительным выражением, которое говорило: "А вы тоже боитесь
умереть, генерал? Оказывается, все одинаково слабы перед смертью". Морщась
от боли в ноге, от унижения, которое испытывал каждый раз, "целуясь с
землей", Бессонов закряхтел со стиснутым ртом, хотел сказать в ответ на этот
взгляд Веснина: "Нет, милый комиссар, умереть я не боюсь, к жизни меня,
дорогой мой, привязывают тоненькие ниточки. Боюсь только бессмысленных
страданий, с меня их хватит после осколка, перебившего кость в ноге". Но он
знал, что ничего подобного не скажет члену Военного совета: эта
откровенность была бы тоже бессмысленной, как ранение или смерть в этом ходе
сообщения.
Веснин и подышал на стекла очков, протер их перчаткой. - Обходят все-таки.
Встать! Пошли, - сказал он сам себе и тряхнул головой.
тревожный зов Божичко:
себя, взял палочку, поднялся и, не дожидаясь Веснина, решительно захромал
навстречу подбегавшему Божичко. - Не кричите, майор, так громко. В этом нет
надобности.
облегченно Божичко. - Больно густо кидал! И вроде с тыла ударил!..
командиров возле стереотрубы, смотрел на поле боя за рекой, все багровое,
залитое меркнущим закатом, все раздробленное, разнообразно расцвеченное
вспышками разрывов, огнями выстрелов. Но как только Бессонов вошел в
глубокую траншею наблюдательного пункта и командиры вытянулись перед ним, а
связисты, сидя над телефонами, подняли головы, Деев по чьему-то
предупреждению за спиной: "Командующий", - быстро оторвался от стереотрубы,
на полный вдох развел грудь под портупеей на полушубке, чтобы докладывать.
красные от заката, нахлестанные ветром, выражали тревожное ожидание и
одновременно еле уловимую вину за сложившуюся обстановку в полосе дивизии.
Вскользь пробежав взглядом по лицам, Бессонов задержал глаза на Дееве.
крепкая медная шея выпирала из мехового воротника полушубка, и Бессонов про
себя отметил, что этот высокий рыжеватый полковник, с налитой шеей, с
плечами атлета, по-молодому здоров, никогда еще не был ранен, вероятно, ни
разу в жизни не болел). - Час назад немцы подавили выдвинутые вперед батареи
на том берегу, прорвали первую траншею, силою до двух танковых батальонов
форсировали реку восточнее и западнее высоты, появились на северобережной
окраине станицы... Против них задействована истребительная противотанковая
бригада. Введен танковый полк... - Деев внезапно замялся. - Создалось
серьезное положение на флангах дивизии, товарищ командующий.
Создается опасное положение охвата или обхода с тыла? Так, по-видимому?
Фланги подрезают? Такой, кажется, терминологии учили в академии?
вспомнил, казалось сейчас, очень давний разговор в Ставке о своих годах
учебы в академии, вопросы о генерале Власове и, воткнув палочку в землю,
шагнул к стереотрубе. - Впрочем, это сейчас не так важно, полковник. - И он
обернулся к молча стекавшимся из разных концов траншеи командирам. - Что
ж... решение принято, Деев. Танковому полку Хохлова контратаковать, сбивать
с плацдарма танки. Вызвать сюда же весь полк реактивных минометов. И
доведите мой личный приказ до командиров стрелковых полков. - Бессонов опять
поглядел на Деева, словно свинцово вбивая взглядом каждое слово. - Полкам
драться в любых обстоятельствах. До последнего снаряда. До последнего
патрона. Главное - сковать немцев и уничтожать танки. Всеми средствами! Без
моего личного приказа ни шагу назад! Отходить права не даю! Это прошу
помнить ежесекундно! Ясно, полковник Деев?
высоту с этим обдуманным, готовым приказом, уже весь полагаясь на
сознательную беспощадность его как единственно возможного решения в
сложившейся на сейчас обстановке, заранее представляя потери в полках, хотя
можно, казалось, было бы, рискуя следующим часом, отдать другой приказ -
ввести в бой силы второго эшелона корпуса или армейский резерв. Но ни
Бессонов, ни кто другой не способен был предвидеть, как сложится
переменчивое положение через час, через два, то есть то положение для всей
армии, когда уже представлялось бы невозможным исправить что-либо.
деньги, зная, что запасов больше нет, так и Бессонов, вводя в дело резерв,
каждый раз испытывал какую-то незащищенность будущего, беспомощно
открывшееся пространство за спиной. Все тогда казалось зыбким, в руках
оставалась пустота. И поэтому со странной жадностью он берег резервы до
последней, предельной возможности, до того невыносимо рискованного
положения, которое напоминало натянутую струну, готовую вот-вот гибельно и
непоправимо оборваться. Раньше ему это удавалось. Раньше ему везло. И
Бессонов договорил:
занимаемых рубежах до последнего. Для всех без исключения объективная
причина ухода с позиций может быть одна - смерть...
на марше при встрече с танкистами, тем непреклонным и несильным даже
голосом, от которого словно бы исходила смертельная волна приказов, и при
этой его интонации хотелось Веснину отвести глаза, не видеть жесткого его
лица, болезненно-серого, с колючим ртом.
армию распространились слухи о его жесткости", - подумал Веснин, поглядев на
Деева, покорно откозырявшего после приказа Бессонова. И в оправдание
подумалось еще: "Нет, возможно, он и не должен вдаваться в подробности. Да,
он хочет заявить, что будет беспощаден ко всем, в том числе и к самому
себе...".
чуть улыбнулся Дееву.
Деев, коснувшись кончиком перчатки рыжеватого виска под примятой набок
шапкой.
опустела.
укоризной сказал Веснин, когда они остались один на один.
не могу, Виталий Исаевич! Считаю, что от нас с вами зависит не только исход
этой операции, как вы правильно сказали, а гораздо большее. Тут не до
леденцов!
холодное, не подпускающее к себе лицо.
покорной готовности к сиюминутному выполнению любого приказа - по малейшему
жесту Бессонова, по его кивку или слову; он еще на марше почувствовал
твердую силу хозяина и тогда же усвоил соответствующую манеру поведения. И
от этого тоже было не по себе Веснину, знавшему Божичко не первые день и
выделявшему его среди адъютантов за легкий, общительный нрав.
боя перед высотой. Все пространство за розоватыми извивами реки с оспенной
чернотой льда, искромсанного бомбами и снарядами, высокий берег, откуда
непрерывно вели огонь наши батареи, пологие скаты высот за широкой балкой
слева от станицы, где в растянутом по фронту дыму взблескивали выстрелы
танков, - все было в кровавом свечении заката, все смещалось, двигалось,
сплеталось малыми и большими огнями, затягивалось траурными косыми шлейфами
горевшего железа, горевшего масла, бензина на земле, и чудилось, от пожаров
и от заката пылал снег.
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Шилова Юлия