романы внушали влюбленным, что такого рода искус есть проявление хорошего
тона. К тому же Джозиана, гордая своим высоким, хотя и незаконным
происхождением, считала себя принцессой и держалась довольно надменно.
Лорд Дэвид ей нравился. Лорд Дэвид был красив, но главное, она находила
его изящным. Быть изящным - это все. Великолепный и изящный Калибан
оставляет позади бедного Ариэля. Лорд Дэвид был красив - тем лучше;
красивому мужчине угрожает опасность быть приторным; лорд Дэвид не был
приторным. Он любил бокс, азартные игры и был в долгу как в шелку.
Джозиану занимали его лошади, собаки, его проигрыши и любовницы. Лорд
Дэвид в свою очередь поддавался очарованию герцогини Джозианы, девушки
безупречного поведения, но свободной от предрассудков, высокомерной,
неприступной и дерзкой. Он посвящал ей сонеты, которые Джозиана иногда
удостаивала прочесть; он уверял в этих сонетах, что обладание Джозианой
вознесет его на небеса, что не мешало ему, однако, из года в год
откладывать это вознесение. Он стоял у врат сердца Джозианы, и это
нравилось им обоим. Утонченность их отношений восхищала двор. Леди
Джозиана говорила:
бы только быть влюбленной в него!
представить тело более великолепное. Она была очень высокого роста,
пожалуй даже слишком высокого. Ее золотые волосы отливали пурпуром. Это
была полная, свежая, румяная красавица, очень смелая и остроумная. Глаза
ее говорили красноречиво. Любовников у нее не было, но у нее не было и
целомудрия. Ее ограждала гордость. Мужчина? Что вы! Она могла бы снизойти
только до божества или чудовища. Если добродетель состоит в
неприступности, то Джозиана была идеалом добродетели, но отнюдь не
воплощением невинности. Надменность удерживала ее от любовных приключений,
но она не рассердилась бы, если бы ей их приписали, лишь бы они были
оригинальны и достойны такой особы, как она. Она мало заботилась о своей
репутации, но очень дорожила своей славой. Казаться легкомысленной и быть
недосягаемой - верх искусства. Джозиана сознавала свое величие и свое
обаяние. Ее красота скорей подавляла, чем очаровывала. Она ступала по
сердцам. Это была вполне земная женщина. Если бы она почувствовала, что в
груди у нее есть душа, она удивилась бы этому не меньше, чем увидев у себя
за спиной крылья. Она рассуждала о Локке. Она была хорошо воспитана.
Ходили слухи, что она знает арабский язык.
струна женщины - жалость, так легко переходящая в любовь, была неведома
Джозиане. Не потому, что она была бесчувственна: неверно сравнивать тело с
мрамором, как это делали древние. Красивое тело не должно быть похоже на
мрамор; оно должно трепетать, содрогаться, покрываться румянцем, истекать
кровью, быть упругим, но не твердым, белым, но не холодным, должно
испытывать наслаждение и боль; оно должно жить, мрамор же - мертв.
Прекрасное тело почти имеет право быть обнаженным; его ослепительность
заменяет ему одежды. Кто увидел бы Джозиану нагой, увидел бы ее тело лишь
сквозь излучаемое им сияние. Она, не смутясь, предстала бы нагой и перед
сатиром и перед евнухом. У нее была самоуверенность богини. Она с
удовольствием создала бы из своей красоты пытку для нового Тантала. Король
сделал ее герцогиней, а Юпитер - нереидой. Какое-то двойственное обаяние
исходило от этого существа. Всякий, кто любовался ею, чувствовал, как
становится язычником и ее рабом. Она была дитя прелюбодеяния и казалась
нимфой, вышедшей из пены морской. Первое, что судил ей рок, - это плыть по
течению, но в царственной среде. В ней было что-то не поддающееся
определению, изменчивое, властное, порывистое. Она была образована и умна.
Ни одна страсть не коснулась ее, но мысленно она испытала все. Возможность
осуществить свои порочные мечты отталкивала ее и вместе с тем привлекала.
Если бы она заколола себя кинжалом, она сделала бы это, как Лукреция, уже
после падения. У этой девственницы было развращенное воображение. В этой
Диане таилась Астарта. Пользуясь своим высоким происхождением, она
держалась вызывающе и неприступно. Однако ей показалось бы забавным самой
подготовить свое падение. Слава вознесла ее на лучезарную высоту, но она
испытывала соблазн спуститься оттуда и, движимая любопытством, быть может
даже бросилась бы вниз. Она была немного тяжеловесна для облаков, падение
казалось ей заманчивым. Свойственная великим мира сего дерзость дает им
право производить любые опыты, - ведь то, что губит мещанку, для герцогини
только забава. Знатность рода, иронический ум, сияющая красота делали
Джозиану почти королевой. Одно время она восторгалась Луи де Буфлером,
ломавшим одною рукою подкову. Она жалела, что Геркулес уже умер, и жила в
ожидании какой-то высокой и вместе с тем сладострастной любви.
Пизонам: Desinit in piscem [оканчивается рыбьим хвостом (лат.)]:
сердца, живой и ясный взор, чистые, горделивые черты, а там под водой, в
мутной волне, - как знать? - скрывается, быть может, сверхъестественное
продолжение - гибкий и безобразный, ужасный хвост дракона. Недосягаемая
добродетель, таящая порочные мечты...
Елизавету. Елизавета - тот тип женщины, который преобладал в Англии в
течение трех столетий - шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого.
Елизавета была не только англичанкой, она была англиканкой. Вот чем
объясняется глубокое уважение, с которым епископальная церковь относилась
к этой королеве; это уважение, впрочем, разделяла и католическая церковь,
что не помешало ей отлучить Елизавету. В устах Сикста Пятого, предававшего
Елизавету анафеме, проклятие превращается в мадригал. "Государыня большого
ума", - говорит он.
занятая женскими переживаниями, не слишком уважала свою сестру Елизавету и
писала ей как королева королеве и кокетка недотроге: "Ваше нежелание
вступить в брак происходит от того, что вы не хотите отказаться от
возможности свободно предаваться любви". Мария Стюарт играла веером,
Елизавета - топором. Оружие неравное. Они обе соперничали в литературе.
Мария Стюарт писала французские стихи, Елизавета переводила Горация.
Некрасивая Елизавета считала себя красавицей; она любила катрены,
акростихи; по ее желанию ключи от города ей подносили купидоны; она
поджимала губки, как итальянка, и закатывала глаза, как испанка; у нее
было три тысячи платьев, в том числе несколько костюмов Минервы и
Амфитриты; она ценила ирландцев за их широкие плечи, носила расшитые
блестками фижмы, обожала розы, ругалась, сквернословила, топала ногами,
колотила своих фрейлин, Дедлея посылала к черту, била канцлера Берлея так,
что бедняга плакал, плевала в лицо Мэтью, хватала за шиворот Хэттона,
давала пощечины Эссексу, показывала свои ноги Бассомпьеру - и при всем том
была девственницей.
для Соломона. Священное писание упоминало о подобном случае:
следовательно, это не могло быть неприличным. Все, что допускала библия,
могло быть допущено и англиканской церковью. Происшествие, о котором
повествует библия, завершилось рождением ребенка, нареченного Эвнеакимом
или Мелилехетом, что означает "сын мудреца".
стесняется этого прошлого. Она и досадует на него и гордится им.
красивым. Стоит ли быть красавицей, если у тебя нет урода? Стоит ли быть
королевой, если нет какого-нибудь смешного пугала, который говорит тебе
"ты"? Мария Стюарт "была благосклонна" к горбуну Риччо. Мария-Терезия
Испанская была немного фамильярна с одним мавром. Следствием этой
фамильярности явилась "черная аббатиса". В альковных историях "великого
века" не был помехой и горб; примером может служить маршал Люксембургский.
А еще раньше Люксембургского - Конде, этот "маленький красавчик".
одна грудь была больше другой, шесть пальцев на руке и один лишний зуб,
выросший над другим. У Лавальер были кривые ноги. Это не мешало Генриху
VIII быть без ума от Анны Болейн, а Людовику XIV терять голову от любви к
Лавальер.
все женщины, принадлежавшие к высшему кругу, были нравственными уродами. В
Агнесах таились Мелузины. Днем они были женщинами, а ночью упырями. Они
ходили к месту казни и целовали только что отрубленные головы, насаженные
на железные колья. Маргарита Валуа, родоначальница всех жеманниц, носила у
пояса юбки пришитые к корсажу, закрывавшиеся на замок жестяные коробочки,
в которых хранились сердца умерших ее возлюбленных. Под этой необъятной
юбкой прятался Генрих IV.
королевства, воплотила в своем образе все разновидности этого типа
распутных принцесс.
века, знакомство с латынью считалось одной из женских прелестей.
Изысканность Джен Грей доходила до того, что она изучила древнееврейский
язык.
преимущество: она была католичкой, - правда, втайне и скорее как ее дядя
Карл II, чем как ее отец Иаков II. Из-за своей приверженности к
католицизму Иаков потерял трон, Джозиана же совсем не желала рисковать
своим пэрством. Вот почему, будучи католичкой в кругу своих утонченных
Лукьяненко Сергей
Контровский Владимир
Гюго Виктор
Никитин Юрий
Березин Федор
Афанасьев Роман