грусть. А на станции, подавляющей своей индустриальной мощью огромное
степное пространство, стоял грохот, лязг, шла жизнь, не останавливающаяся ни
на минуту, подобно пульсу. Все так же на бесчисленных путях маневрировали
поезда, сновали люди, хрипели на всю округу по радио диспетчеры.
гонцов. И в который раз в этой связи возвращался Авдий Каллистратов к
размышлениям о раскаянии. И чем больше думал, тем больше убеждался, что
раскаяние - понятие, возрастающее по мере жизненного опыта, величина
совести, величина благоприобретенная, воспитывающаяся, культивирующаяся
человеческим разумом. Никому, кроме человека, не дано раскаиваться.
Раскаяние - это вечная и неизбывная забота человеческого духа о самом себе.
Из этого вытекает, что любое наказание - за проступок ли, за преступление -
должно вызвать в душе наказуемого раскаяние, иначе это равносильно наказанию
зверя.
раздражительный лейтенант и захотелось поинтересоваться, припомнит ли тот
его, и узнать, как сложилась судьба гонцов, добытчиков анаши - Петрухи,
Леньки и других. К этому побуждала Авдия и еще одна причина: он всеми силами
старался отвлечься от того, что томило и беспокоило его, как сгущающаяся
гроза на горизонте, - от мыслей об Инге Федоровне. Всю свою жизнь и свое
будущее теперь он пропускал сквозь эту призму - его жизнь определялась
состоянием дел в далеком Джамбуле. Нет, раз он бессилен что-либо
предпринять, нельзя думать об этом, надо бежать, бежать от этих мыслей. Но,
к сожалению, раздражительного лейтенанта Авдию обнаружить не удалось. Когда
Авдий постучал в дверь милицейской комнаты, к нему подошел какой-то
милиционер.
объяснять Авдий, предчувствуя, что из этой затеи ничего не выйдет.
сразу его узнал.
разговаривал незнакомый человек. Авдий извинился и вышел. Выходя, глянул
мельком на железную клетку, где сидели прежде пойманные преступники. На этот
раз она была пуста.
томящим его мыслям. Что с Ингой? Он все еще не шел за оставленным Ингой
ключом: знал, что, оказавшись один на один с терзающими душу мыслями в
пустом доме Инги, он еще сильнее почувствует свое одиночество. Он мог ждать
и на вокзале, если бы знал, что с Ингой и когда она вернется. Авдий пытался
представить себе, что происходит сейчас там, в Джамбуле, как тяжело
приходится его любимой женщине, а он ничем не может ей помочь. А что, если
ее родители, чтобы не лишать ребенка отца, будут настаивать, чтобы она
наладила отношения с мужем. Да, дело вполне могло принять и такой оборот, и
тогда ему ничего не оставалось бы, кроме как вернуться восвояси. Авдий зримо
представил себе блестящего военного летчика, эффектного, в форме и погонах,
какого-нибудь майора, не меньше, и понимал, что на его фоне он, Авдий,
сильно бы проигрывал. Авдий был уверен, что для Инги всякие там звания и
внешний блеск роли не играют, но кто знает, а вдруг для родителей Инги имеет
значение, кого видеть в зятьях - военного летчика, отца Игорька, или
странного человека без определенных занятий?
набитом людьми вокзале царила полутьма, было душно, накурено, и уныние Авдия
достигло крайней степени. Ему казалось, что он в темном и мрачном лесу.
Совсем один. Осенний ветер гудит в верхушках деревьев, скоро начнется
снегопад, и снег засыплет лес и его, Авдия, с головой, и все потонет в
снегу, все забудется... Авдию хотелось умереть, и если бы он в тот час
узнал, что Инга не вернется или вернется не одна, а с тем, чтобы, забрав
вещи и книги, уехать со своим военным летчиком, он не раздумывая бы вышел и
лег под первый поезд...
обнаружил на вокзале Жалпак-Саза Обер-Кандалов, подбиравший подходящую
команду для моюнкумской "сафары". Видимо, Обер-Кандалов был не лишен
проницательности, во всяком случае он безошибочно понял, что Авдий в
душевном разброде и не находит себе места. И действительно, когда
Обер-Кандалов предложил Авдию махнуть на пару дней в Моюнкумскую саванну
подзаработать на выгодной шабашке, тот сразу же согласился. Он готов был на
все, лишь бы не сидеть в одиночестве и не ждать у моря погоды. К тому же ему
подумалось, что, пока он вернется из Моюнкумов с заработанными деньгами,
возможно, появится и Ингa Федоровна и все прояснится: или он (о счастье!)
останется навсегда с любимой, или ему придется уехать и найти в себе силы
выжить... Но такого исхода он страшился...
охраны, где тот и переночевал на свободной койке...
облаву в Моюнкумскую саванну. На веселое дело ехали...
x x x
алкоголиков - Обер-Кандалов, Мишаш, Кепа, Гамлет-Галкин и Абориген-Узюкбай.
Если точнее, то Гамлет-Галкин и Абориген-Узюкбай только при сем
присутствовали и пытались, правда робко и жалко, как-то смягчить свирепость
тех троих, вершивших суд.
безумие, как тогда в вагоне, и это послужило поводом для расправы. Облава на
моюнкумских сайгаков на него так страшно подействовала, что он стал
требовать, чтобы немедленно прекратили эту бойню, призывал озверевших
охотников покаяться, обратиться к Богу, агитировал Гамлета-Галкина и Узюкбая
присоединиться к нему, и тогда они втроем покинут Обер-Кандалова и его
приспешников, будут бить тревогу, и каждый из них проникнется мыслью о Боге,
о Всеблагом Творце и будет уповать на Его безграничное милосердие, будет
молить прощения за то зло, которое они, люди, причинили живой природе,
потому что только искреннее раскаяние может облегчить их.
нему, чтобы очиститься от зла и покаяться.
предчувствии конца света, - ему казалось, что все летит в тартарары,
низвергается в огненную пропасть.
Хотел остановить колоссальную машину истребления, разогнавшуюся на просторах
моюнкумской саванны, - эту всесокрушающую механизированную силу...
грузовика прямо на туши убитых сайгаков.
хрипя от натуги. - Зови теперь своего бога! Может, он, бля, тебя услышит и
спустится к тебе с неба...
кровавая облава и где все живые твари и даже волки увидели своими глазами
крушение мира...
очутившегося в тот день в Моюнкумах, единодушно торжествовали...
x x x
заставили встать перед ним на колени. Обер-Кандалов сидел на пустом ящике,
раскинув полы коробящегося плаща и широко растопырив ноги в кирзовых
сапогах. Освещенный светом подфарников, он казался неестественно громадным,
насупленным, до крайности зловещим. Сбоку, возле костерка, все еще пахнущего
подгорелым шашлыком из свежей сайгачатины, стояли, поеживаясь, Гамлет-Галкин
и Абориген-Узюкбай. Они уже были изрядно под хмельком и оттого в ожидании
оберовского суда над Авдием нелепо улыбались, о чем-то шушукались,
подталкивая друг друга и перемигиваясь.
стоящего перед ним на коленях. - Ты подумал?
связывают только мятежникам, заговорщикам, бунтарям, нарушителям порядка и
дисциплины! Нарушителям порядка, слышал? Нарушителям порядка!
себя, - смилостивился Обер. - А ну развяжите ему руки, - приказал он, - они
ему сейчас будут нужны.
веревку за спиной Авдия. - Таких надо, как щенят, топить сразу. Таких надо в
три погибели гнуть, в землю вгонять.
него плечи и руки.
есть еще шанс. А для начала на, выпей! - И он протянул Авдию стакан водки.
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Посняков Андрей
Глуховский Дмитрий