что может быть оценено только посвященными. Я, например, точно такой же. И
те лица, которые в скором времени наведаются в ваш магазин.
импортером. Это очень умный и практичный человек. Вы и я - мы даже не
представляем себе, какое есть огромное количество людей необразованных.
Они могут извлекать радость даже из штампованных, совершенно идентичных
предметов, радость, которой не дано испытать нам. Мы же должны
предполагать, что обладаем чем-то уникальным в своем роде или по крайней
мере настолько редким, что им обладают очень немногие. И, разумеется, это
должно быть поистине аутентичным. Не копия или репродукция. - Он продолжал
смотреть куда-то в пустоту, мимо Чилдэна. - Не то, что может штамповаться
десятками тысяч.
часть исторических предметов в магазинах, подобных моему (не говоря уже о
многих экземплярах в его собственной личной коллекции) являются
подделками? В его словах прослеживается какой-то намек на это. Как будто
ирония, с которой он мне все это излагает, является прикрытием для чего-то
другого, о чем бы он хотел мне сказать, причем прямо противоположное тому,
что выражается внешне? Все та же двусмысленность, на которую так часто
наталкиваешься в Оракуле... свойство, как говорят, восточного склада ума.
говорит... ну кто ты такой, Роберт? Ты, кого Оракул называет "человеком
низким", или ты - другой, кому предназначены все добрые его советы? Вот ты
и должен решить, здесь. Ты выберешь один путь или другой, но не оба
вместе. Наступил момент выбора.
Тоже в соответствии с советом, высказанным его молодым подчиненным? Ведь
это все-таки не мысль, внушенная многотысячелетним кладезем божественной
мудрости - это всего лишь мнение одного смертного, одного молодого
японского бизнесмена.
ситуации таково: какою бы ни стала наша личная неприязненность, реальность
на стороне импортера. Хотя и намерения наши были совсем не такими. Но мы
должны приспосабливаться, именно об этом говорит Оракул.
Знатокам, таким, например, как друзья Пола.
несомненно, такая, когда предпочтительнее остаться самому. - Сказав это,
он направился к двери.
подготовиться к визиту к этому импортеру. - Он поднял со стола сложенный
лист бумаги.
вернулся к письменному столу. Они умеют до конца сдерживать свои эмоции.
уходить. - Когда-нибудь, при первой же представившейся возможности, я
отплачу вам тем же. Я не забуду.
Глубоко правы те, подумал Чилдэн, кто не устает повторять, что они
непостижимы для нас.
подтверждал эту мысль. И только у самой двери он неожиданно раскрылся:
Затрачивая труд своего собственного тела?
Насколько я себе это представляю, они мечтали о совсем иной судьбе своих
трудов.
для которого эта проблема казалась чем-то второстепенным.
насторожиться. Какая-то явно проступающая недосказанность. А затем, как-то
сразу все прояснилось, и он, несомненно, разгадал эту двусмысленность
японца, все до конца поняв.
попытки возродить американское ювелирное искусство, мастерски разыгранного
прямо у него на глазах. Циничное по своей сути, а он, не приведи господь,
проглотил крючок, а с ним и леску, и грузило. Он заставил меня
согласиться, шаг за шагом водил по узкой тропе в саду восточной изощренной
мудрости к единственно возможному заключению: творение американских рук
годится разве только для того, чтобы служить шаблоном для утиля - дешевых
амулетов на счастье.
подавления, а исподволь, с утонченным искусством безграничной хитрости.
всего лишь жалкие простаки перед их безжалостной логикой. Пол не сказал
мне прямо, не стал мне доказывать, что наше искусство ничего не стоит. Он
заставил меня самого сказать это вместо себя. И этой насмешкой он уже до
конца меня добивает, а еще скорбит о том, что я так сказал.
Приторно-вежливый жест сочувствия, когда услышал от меня эту горькую
истину.
удалось оставить эти слова только в своих мыслях. Как и раньше, он держал
истинные свои чувства наглухо запертыми в своем внутреннем мире,
обособленном и тайном, открытом только для себя одного. Он унизил меня и
всех моих соотечественников. И я беспомощен. Мне нечем отплатить за это;
мы - побежденный народ, и наше поражение в войне сродни тому, какое
потерпел я сам только что, это поражение такое тонкое, такое внешне
незаметное, что мы едва ли в состоянии постичь всю степень его тяжести.
Фактически, мы скоро должны будем поднимать все наши архивы, чтобы
выяснить, что оно вообще имело место.
господствовать? Он почувствовал, как его начинает душить смех, возможно,
от понимания происходящего. Да, так оно и есть. Это как крепкий отборный
анекдот, который нужно хорошо запомнить, посмаковать на досуге и даже
рассказать. Вот только кому? Вот в этом-то и проблема. Слишком он личного
свойства, чтобы его пересказывать.
Сказал себе самому Роберт Чилдэн, туда эту каплю металла, туда эту
безделушку вместе с вцепившимся в нее "ву".
создавшимся невыносимым положением прямо на глазах у Пола?
все еще надеюсь встретиться с этим своим приятелем-японцем.
влияния, не в состоянии дать волю охватившему меня порыву. Вся
непосредственность момента пропала... Пол внимательно смотрит на меня, ему
все ясно без слов. Загнав мою совесть в ловушку, он протянул невидимую
струну от этой безделицы металла в моей ладони через мою руку и плечи
прямо в душу.
Слишком уже поздно бежать сломя голову, возвращаться к своим былым
соотечественникам, их нравам и обычаям.
обнаружил, треснул, не выдержав тяжести его безумных мыслей о попытке
бегства - перестал его слушаться, и он уже не в состоянии был придать ему
ту или иную тональность.
Будто он здесь совершенно ни при чем.
коробочки. Оно стало скользким от пота. - Пол... я горжусь этой работой.
Не может быть и речи о том, чтобы из нее лепили такую халтуру, как амулеты
на счастье. Я отвергаю это.
весь был только слух, только простое восприятие.
художники. Я в том числе. Поэтому предложение пустить их труд на дрянные
амулеты оскорбляет нас, и я прошу вас извиниться.
слегка, чуть искривились в улыбке тонкие губы.
не способен. Он просто ждал.
протянул руку.