всю, поначалу не столько испугало, сколько неприятно удивило его. Все было
так нелепо и отвратительно -- любой с улицы мог войти в открытую дверь и
увидеть! И первым его желанием было затворить дверь, разбить лампу, вытащить
Иванку из этой комнаты... Но он не сдвинулся с места. Он смотрел на нее и
слышал, как льет за стеной дождь, и слышал, как капает вода с рукомойника, и
слышал какие-то шаги... И этот дождь, и звяканье рукомойника, и стук шагов,
уверенно звучавших в тишине комнаты, как-то связались у него с Иванкой на
столе, и он стоял, мучительно ожидая чего-то, и не мог сдвинуться с места.
спиной, -- узкий больничный халат так обтягивал се, что проступали позвонки,
-- находилась у рукомойника и, подняв руки на уровень лица, сосредоточенно
намыливала их. Другая стояла посреди комнаты и, раскрыв чемоданчик с
инструментами, отыскивала в нем что-то. Это была девушка в очках, которая
брала у него кровь... Она рассеянно посмотрела на него, но тотчас мускулы ее
лица сделали припоминающее движение, лицо у нее искривилось, и она испуганно
прижала руку к груди.
это способны только такие, как вы... И вы сидели там до сих пор, и пили, а
тут... Как это жестоко! -- закончила она и вдруг расплакалась.
не поймет ни черта.
обращалась она к девушке в очках. -- Они всегда узнают последние... -- И тут
она сказала что-то на неизвестном ему языке, по-видимому что-то очень
грубое, потому что девушка в очках вздрогнула, словно ее ударили по лицу.
в очках. -- Сами расплачивайтесь за свою любовь, а меня оставьте в покое!
-- А вы уходите... Вы свое сделали, не мешайте нам работать... -- сказала
она Полудворянину и потрясла мокрыми руками. -- Унесите в палату! -- Она
теперь обращалась к санитарам, которые появились в комнате с носилками.
нервные руки, и по прошлой ассоциации это связалось почему-то с руками
корейца, сидящего на табурете у него в доме... И внезапно он понял, что
происходит, и тупое отчаянье захлестнуло его...
который уже был готов восхищенно произносить его имя... Сперва они выкачали
из него кровь, так что он уже перестал соображать, что делает, а теперь
выставили на посмешище и прогоняли отсюда, а девушка, которую он так любил,
чтоб отомстить ему, сделала что-то гадкое себе и сейчас лежит на этом
отвратительном столе -- любой может войти и смотреть...
носилки, -- и так дернул одного из них за руку, что тот вскрикнул от боли.
Второй санитар тут же оставил Иванку и испуганно попятился.
искривилось, и он улыбнулся ей. Потом он наклонился и взял ее на руки.
Немедленно остановитесь! Санитары, задержите его!
умывальника. -- Она добрая, это такой хороший хирург... Ваша девушка
перенесла операцию, ей необходим покой, поймите это, если вы любите ее...
голосом. -- Скажите, что вы меня любите, любите...
вы жестоки... -- Она выбежала из комнаты...
лучше не показываться там, но у него не оставалось другой дороги.
охраны, а на причале стояла машина, и возле нее были старший инспектор
Козырев, Генка Волынщиков и еще несколько человек. Козырев стоял,
повернувшись к нему спиной, и переговаривался с человеком в лодке, и когда
Полудворянин появился на причале, обернулся и удивленно посмотрел на него.
Даже тот, кто сидел в лодке, перестал рыться под брезентом.
собственной персоной...
к чему, а потом будем решать...
утонешь в такую погоду!
остальные направились за ним, и Полудворянин видел, что они изо всех сил
сдерживали себя.
охраны, который выходил на берег, потом взял фонарь, который перед этим
вынул из кармана куртки, и тщательно осмотрел лодку -- все ли на ней в
порядке, а потом включил двигатель и сбросил причальный конец.
казалось, на нем не было ни одного свободного кусочка, свет от них струился
в темном воздухе, но на воде его не было видно, потому что вода была белая
от пены, как щелок, и разрывалась пластами, и эти пласты теперь шли на него,
потому что ветер был в лицо...
заслонил небо над головой, а внизу разверзлась бездна, и лодку будто всосало
в нее, а потом она стала вертикально выходить на гребень волны, и он не
выпускал румпальник из рук. Но тут его оглушило, ослепило, и стало нечем
дышать, и он чувствовал, как дергалась под ним его лодка, румпальник
вырывался из рук, а потом снова стало светло над головой и открылось море
впереди, и можно было вздохнуть во всю грудь. Лодку наполнило на четверть --
она глубже осела в воде, и он принялся лихорадочно вычерпывать воду; но с
каждым ударом волны воды в лодке все прибывало, он не успевал теперь
вычерпывать ее в паузах между ударами, и лодка оседала все ниже и ниже --
она теперь плохо слушалась руля и почти не отыгрывала на волне, -- и вот она
уже сидела в воде по планшир. И тогда он понял, что еще один-два удара -- и
лодка утонет... И тут горняк выручил его: он стал заходить с борта, так что
если чуток повернуть румпель, то он едва ли не приходится по корме. А ему
как раз надо было повернуть, чтоб срезать угол... "Спасибо, милый, --
подумал Полудворянин, -- теперь, кроме тебя, мне уже некому помочь..."
прежней силой, воды уже забрасывалось значительно меньше, и он быстро
вычерпал остатки, выровнял лодку и снова увидел звезды. Теперь для него
наступило время, чтоб подумать обо всем. Он думал об Иванке, о том, что еще
недавно обнимал ее в теплой чистой комнате, а теперь она в больнице... И
если у судьбы есть глаза, то она, видно, закрыла их, когда связала их вместе
на том берегу... Он думал, что она зря не сказала ему о ребенке. Хорошо,
если б у них родился сын, он бы сам принял у нее роды, потому что смыслил и
в этом деле, он бы никому не позволил прикасаться к ней. Но она не сказала
ему об этом, а решилась совсем на другое, чтоб отомстить ему, когда он
отказался взять ее с собой на остров... Но как он мог взять ее с собой, если
у него была лодка -- та, в сарае, большая, красивая лодка, и еще этот океан,
который был готов нести его вперед, и был еще этот горняк, и розовый парус,
и казалось, уже ничто не могло его остановить... Нельзя разрывать себя на
куски: может быть только одно. Если ты хочешь, чтоб тебя узнали на всей
земле, если ты понял, что у тебя хватит для этого сил и это не будет идти
поперек твоей души, потому что ты создан только для этого, что здесь бьется
твоя кровь, -- значит, надо идти вперед не сворачивая, и никто не имеет
права осудить тебя.
привезет ее на остров -- там есть чистая теплая комната, аянские ели, и
солнце взойдет над ними через несколько часов, и утки полетят над потоком --
отлинявшие жирные утки, такие тяжелые, что если подстрелишь ее в воде, то
она камнем идет ко дну... И они будут спать вдвоем возле печки, и солнце
будет светить на ружья, а ночью ему будет сиять ее лицо...
повернул к нему лодку, а берег все поднимался перед ним, и впереди
засветился огонь -- это было его окно... Теперь ветер был опять в лицо, и
волны обрушились на него, и он заработал черпаком. Он шел на огонь, но огонь
приближался медленно, потому что началось сильное отливное течение и мешало
его лодке, но огонь все приближался, и уже оставалось совсем немного, и
тогда он, забыв об испорченном сцеплении, по привычке потянул шпагат от
стартера, чтоб выжать всю скорость, -- в двигателе раздался треск, сломалась
муфта сцепления, и вал прокручивался теперь на холостом ходу... Он схватил
весла, но ими было тяжело управлять такой лодкой, он греб из последних сил.
Он греб и греб, но течение относило его в океан, он греб и греб, а оно
Лукьяненко Сергей
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Доценко Виктор
Березин Федор
Плотников Александр