ровно и спокойно, как бы предупреждая - такой нагрузки на сегодня мне вполне
достаточно, впрочем, как и моему хозяину. Она снова вспомнила и воспоминание
отозвалось эхом недавнего возбуждения - как ловок и силен был Алан, главное,
как ловок. Она знакома с ним с того самого дня, когда Энни пришла к ней в
ателье работать, последние пять месяцев была его любовницей, но вплоть до
нынешнего вечера не предполагала, как быстро он двигается. Движения его тела
повторяло мастерство рук при манипуляциях с монетками и картами, при
изображении людей и животных, о чем знал каждый младенец в Касл Рок и при
встрече умолял продемонстрировать. Это было удивительно... и прекрасно.
остаться на ночь и если да, подсказать, чтобы поставил машину в гараж - в
Касл Рок полно длинных языков, как, вероятно, в любом маленьком городе - но
это усилие казалось теперь невыполнимым. Алан сам обо всем позаботится.
пробормотала она.
уважение и восхищение обоими при встрече и сегодня доказал это лишний раз.
мистера Гонта спиннинг и теперь говорит только о том, как пойдет в ближайшие
выходные на рыбалку. Я думаю, что он там отморозит свою задницу какая бы
маленькая она у него ни была - но если Норрис счастлив, я счастлив за него.
Мне вчера было ужасно его жаль, когда Китон испортил его парадный вид. Над
Норрисом все потешаются за его тщедушность и костлявость, но он за последние
три года стал вырисовываться в очень неплохого профессионального
полицейского, вполне годного и даже полезного в провинциальном городе. А
чувствует он так же, как и все люди. Не его вина, что он выглядит двойником
Дона Ноттса.
туда удалиться и когда заснула окончательно, на лице ее постепенно появилось
выражение того сытого удовлетворения, которое временами возникает у кошек,
вдоволь нализавшихся сметаны.
7
вкрадчивости. Теперь он звучал вопросительно, задумчиво и почти растерянно.
женщина? Кажется, я перестаю понимать, что происходит.
себе, потому что голос как никогда раньше казался посторонним. Ему
почудилось, что голосу совсем не хочется говорить, а его собственное
естество - Алан, существующий в настоящем, и Алан, строящий планы на будущее
- желало прислушиваться к нему. Это был голос долга, голос горя. И еще это
был голос вины.
Они были не слишком сильными, во всяком случае, так говорила она сама; она
столь же неохотно распространялась о них, как Полли о своем артрите.
Однажды, бреясь в ванной. Алан заметил, что на пузырьке с аспирином,
стоявшем на раковине нет крышки. Он нашел ее и хотел закрыть пузырек... но
остановился. Еще неделю назад в нем было двести двадцать пять таблеток, а
теперь он вытряхнул на ладонь всего две. Неделю назад - полный, теперь -
почти пустой. Он смыл с лица остатки мыла и направился в ателье Шейте Сами,
где работала Энни с тех пор, как Полли его открыла. Он пригласил жену в кафе
на чашку кофе и... задал несколько вопросов. Он спросил ее насчет аспирина.
И помнит, что слегка испугался тогда.
испугался, потому что ни один человек на свете не принимает за одну неделю
двести двадцать три таблетки аспирина. Ни один. Энни посмеялась над ним. Она
мыла раковину и случайно смахнула пузырек. Пробка была закручена
недостаточно плотно, и большая часть таблеток высыпалась в раковину. Они
сразу стали таять, и она смыла их. Так она сказала.
привычки пристального наблюдения. Он не мог выключить детектор лжи. Если ты
наблюдаешь за людьми, которые отвечают на твои вопросы, действительно
наблюдаешь, то всегда отличишь ложь от правды. Алану однажды пришлось
допрашивать человека, который всякую высказанную ложь отмечал постукиваниям
ногтем большого пальца по зубам. Рот произносил ложь; тело, казалось,
сигнализировало правду. Поэтому он протянул руки через стол в закусочной у
Нэн, где они сидели, взял пальцы Энни, нежно пожал их и попросил сказать
правду. И, когда после некоторой заминки, она призналась, что да,
действительно, головные боли несколько усилились в последнее время, да, она
принимала по несколько таблеток аспирина в день, но нет, не все, остальные и
в самом деле высыпались в раковину, он ей поверил. Он попался на старинный
крючок, зафиксированный в учебниках юриспруденции, который один знакомый
остряк называл "поймали карася": если ты соврал и тебя раскусили, начни
сначала и скажи полуправду. Если бы он был повнимательнее, заметил бы, что
Энни так и не была до конца откровенной. Он должен был заставить ее сказать
правду, которая в то время казалась ему слишком невероятной, а теперь стала
такой очевидной: головные боли были настолько мучительны, что вынуждали ее
принимать по двадцать таблеток в день. Если бы она в этом призналась, он до
конца недели отвел бы ее к невропатологу в Портленде или Бостоне. Но Энни
была его женой, а в те дни он во внерабочее время становился все же
недостаточно бдителен.
послушалась. Но Рэй ничего не обнаружил, и Алан не судил его за это.
двоения в глазах - и отослал Энни в районную поликлинику на рентген. Он не
потребовал сделать томограмму, и когда Энни сказала, что головные боли
уменьшились, он ей поверил. Алан предполагал, что Рэй чувствовал себя вправе
ей верить, врачи так же чувствительны к вранью, как и полицейские.
одной и той же причине - страх. Рэй разговаривал с Энни в свое рабочее
время, и скорее всего в период между разговором с Аланом и консультацией у
Рэя, головные боли Энни в самом деле прошли. Возможно прошли. Рэй рассказал
впоследствии Адану за стаканом бренди в своем доме в Касл Вью, что симптомы
частенько появляются и исчезают в случае, если опухоль расположена в верхней
части ствола головного мозга.
случился спазм... - и пожал плечами. Да. Может быть. А может быть и так, что
невыявленным дополнительным виновником смерти жены и сына Алана был человек
по имени Тэд Бомонт. Но Алан не находил в своей душе обвинений и для Тэда.
зависимости от того, насколько чутки их уши и говорливы языки. В Касл Рок
знали о Фрэнке Додде, спятившем и убивавшем женщин еще во времена шерифа
Бэннермана, знали и о Куджо, Святом Бернарде, который "развлекался" на
Городском Шоссе ј 3, известно было и то, что дом на берегу озера,
принадлежавший Тэду Бомонту, писателю и вообще местной знаменитости, сгорел
дотла летом 1989 года, но неизвестны были обстоятельства, при которых
произошел пожар, и то, что Бомонта преследовал человек, которого и человеком
трудно назвать, скорее чудовищем, которому нет имени. Алан Пэнгборн, в
отличие от остальных, все это знал, и страшные видения время от времени
мучили его ночами. Все эти события закончились так или иначе к тому моменту,
когда Алану стало известно о головных болях Энни... если не считать того
обстоятельства, что на самом деле закончилось далеко не все. В результате
нескольких телефонных звонков напивавшегося до чертиков Тэда, Алан стал
невольным свидетелем разрыва брачных уз Бомонта, и постепенного но
необратимого крушения его здоровья. Одновременно и параллельно с этими
событиями встало под угрозу и состояние нервной системы самого Алана.
ожидании приема у врача. Статья была посвящена черным дырам - огромным
пустым небесным пространствам, которые, как писали, являлись средоточием
антиматерии и алчно всасывали в себя все, что попадалось им на пути. Конец
лета и осень 1989 года, посвященные делу Бомонта, стали личной черной дырой
Алана. Были дни, когда он задавал себе самые простейшие вопросы и
затруднялся на них ответить. Были ночи, когда он лежал без сна до самого
рассвета, брезжившего на востоке, и заставлял себя бодрствовать, боялся
заснуть - на него несся с огромной скоростью черный "торонадо", а за рулем
этого черного "торонадо" сидел разлагающийся труп, а к заднему бамперу
черного "торонадо" была приклеена табличка с надписью: СУЧИЙ ЩЕГОЛЬ. В те
дни достаточно было воробью сесть на перила крыльца или пролететь над
газоном, как он готов был закричать от ужаса. Если бы Алана спросили, он бы
ответил: "Когда Энни прихватило, я был не в себе". Но этот ответ был бы
слишком прост. На самом деле в его сознании тогда проходила непримиримая
борьба с надвигающихся безумием. Сучий щеголь, вот кто донимал его, вот кто
сводил с ума. Он и воробьи.
"скаут", предназначенный для разъездов по городу, и направились в Хемфиллз
Маркет. Алан снова и снова возвращался в памяти к состоянию и поведению Энни
в то утро и не мог вспомнить ничего необычного. Он был в кабинете, когда они
уезжали. Он выглянул в окно и помахал им на прощание.