бедная цыганка, но все-таки из одного края.
глазах.
тебя бояться... Бедная! и что ж, у тебя была только одна дочь?
на вас очень, очень много.
сладостно осязала ее в своих руках, еще раз поцеловала ее, и княжна оставила
цыганку делать, что она хочет, и сама ее поцеловала.
случаем от беспокойных свидетелей. На этот раз покуда довольно было для
матери... Она напомнила о письмеце. Торопливо вынуто оно из груди, теплое,
согретое у сердца.
свернутую бумажку, - так я тебе верю.
тысячи благословений господних, вышла от нее в упоении восторга.
готов был ее озолотить.
мнение ваше, и жизнь моя! Возьмите это все в дар от меня. Не думала я долго,
писать ли к вам: мое сердце, ваши муки, сама судьба приказывали мне
отвечать.
если бы меня не удерживало что-то непонятное, я давно сама бы это вам
сказала. Да, я вас люблю, очень, очень. Это чувство запало ко мне глубоко в
сердце с первой минуты, как я вас увидела, и пустило корни по всему моему
существу. Так, видно, хотел мой рок, и я повинуюсь ему. Неведомое ли мне
блаженство вы мне готовите, или муки, которых я до сих пор не знаю, я не
могу, не хочу избегнуть ни того, ни других.
отослали. Ах! как досадно! Что подумаете вы?.. Глаза мои красны от слез.
сделала, что ты хотел.
возьми ее. Для чего не имею их тысячи, чтобы тебе их отдать?
сладко!.. Пиши так же.
сторонних.
по-здешнему. Мне самой стыдно прочесть, что я написала. В Хотине, сказывали
мне, там за это казнят. Но я не могу превозмочь, что свыше меня... И,
прочитав мое письмо, продолжаю, и в Хотине я писала бы к тебе.
голубчик - сказали они. И я говорю тебе это имечко, потому что другого
нежнее не знаю. Может быть, они меня обманывают, а может быть, они никогда
не любили по-моему. Каких сладких имен не насказала бы я тебе
по-молдавански, по-турецки!.."
что первое письмо между влюбленными не бывает никогда последним, сколько бы
ни клялась слабейшая половина не писать, не отвечать более. Этот клубок, раз
выпущенный из рук под гору, разматывается до тех пор, пока оборвется или
израсходуется. И потому, в силу этой статьи, переписка продолжалась между
вашими влюбленными. Волынской пускал к Мариорице страстные посылки, от
которых бросало ее в полымя и она теряла малейший остаток спокойствия.
Мечтать о нем было уже для нее мало; видеть его, быть близкой к нему,
говорить с ним и не наговориться - сделалось потребностью ее жизни. Она
видела, слышала, чувствовала только им; покорная во всем его воле, она была
даже раба его взора - по нем была весела или скучна, по этому регулятору
двигалось ее бытие, управлялась ее судьба. Еще непорочная своими поступками,
она уже в пламенных письмах Волынского умела напитать свое воображение и
сердце всеми обольщениями порочной страсти. Яд протекал уже по ее жилам.
Несчастная была на краю гибели. А он?.. Живя в веке развращенном, в
обществе, в котором обольщение считалось молодечеством и пороки такого рода
нянчились беззакониями временщика, свивавшего из них свои вожжи и бичи;
зараженный общим послаблением нравов и порабощенный своей безрассудной
любви, Волынской думал только об удовольствиях, которые она ему готовит.
Совесть замерла, бог был забыт, рассудок околдован. Рассуждает ли человек,
напившийся опиума?
Бирон, каждый для своих видов, помогали всячески укрепиться во дворце. Таким
образом, мать сама способствовала несчастной страсти своей дочери,
успокоенная насчет ее клятвою обольстителя, что он на ней женится, и
отуманенная нежными ласками Мариорицы, за которые платила угождениями
всякого рода. Может статься, к слабости матери присоединялись и нежные,
заботливые расчеты, что, помогая этой любви, она в состоянии будет неусыпно
следить за ходом ее и вовремя предупредить погибель дочери. Мариорица до
того ее полюбила, что садилась к ей на колена, обвивала свои руки около ее
шеи, убирала мастерски безобразие ее полулица фатою и волосами, целовала ее
в остальный глаз, миловала, как свою няню, кормилицу, едва не как мать. И
Мариула, в упоении от этих ласк, сама называла ее нежнейшими именами.
люби этого пригожего Волынского. Он сделает тебя счастливою. Но только до
женитьбы своей не давай ему много воли над собой. Один поцелуй... не более!
А то пропадешь навеки, достанешься в когти дьяволу!..
девушка, - боюсь, этот поцелуй сожжет меня.
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
мановению волшебного жезла, встало в несколько дней дивное здание, какого ни
одна страна, кроме России, не производила и какое мог только произвесть
суровый север наш с помощью жестокой зимы 1740 года. Все здание было из
воды. Фундамент клался из воды; стены, кровля, стекла, украшения выводились
из нее же; все спаявалось водою; вода принимала все формы, какие угодно было
затейливому воображению дать ей. И когда солнце развернуло свои лучи на этом
ледяном доме, он казался высеченным из одного куска сапфира, убранного
фигурами из опала. Современник этих ледовитых затей, почтеннейший Георг
Волфганг Крафт {Прим. стр. 173}, оставил "для охотников до натуральной
науки" подробное описание дома [В книжице, ныне довольно редкой и известной
под названием: Подлинное и обстоятельное описание построенного в
Санкт-Петербурге, в Генваре 1740 года, ледяного дома и всех находившихся в
нем домовых вещей и уборов, с приложенными притом гридированными фигурами,
Трубников Александр
Максимов Альберт
Панов Вадим
Махров Алексей
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия