затейливой татуировкой, надо было убить человека и содрать с него кожу.
Видели вы в подвале крематория железные крючки? Вам сказали, что человека
нанизывали на такой крюк за нижнюю челюсть, чтобы он "дошел"?..
пожилые женщины падали в обморок.
Telegraph" Джордж Файф. Вид полумертвых людей с выступающими под кожей
ребрами, костлявыми руками и ногами, ввалившимися щеками и потухшими глазами
произвел на него такое сильное впечатление, что он тут же набросал
взволнованную корреспонденцию и отправил ее в редакцию своей газеты.
открытий бухенвальдских ужасов позади. У лагеря своя жизнь. Сегодня мы
прощаемся с теми, кто не дожил до освобождения. Звучит клятва бухенвальдцев
на немецком, русском, английском, французском и польском языках.
собрались на траурный митинг, чтобы почтить память умерщвленных фашистской
бестией в Бухенвальде и его командах 51 000 <Позднее было установлено, что в
Бухенвальде уничтожено свыше 56000 человек.> наших товарищей.
отравленных, умерщвленных при помощи шприца!
потому, что они были борцами против фашистского режима убийц!
мы еще вчера видели гибель наших товарищей. Единственной нашей мыслью было:
"Когда придет день мести?" Сегодня мы свободны. Мы благодарны доблестным
армиям союзников - СССР, США, Англии, принесшим нам и всем народам жизнь и
свободу.
чехи, немцы, испанцы, итальянцы, австрийцы, бельгийцы, голландцы, англичане,
люксембуржцы, югославы, румыны, венгры - совместно боролись против СС,
против нацистской банды за наше собственное освобождение. Мы твердо были
уверены: наше дело правое, победа будет за нами!
беспощадную, обильную жертвами борьбу. И эта борьба еще не закончена!
Гитлеризм еще окончательно не уничтожен на земном шаре! Еще находятся на
свободе наши мучители-садисты! Поэтому мы клянемся перед всем миром на этом
плацу для перекличек, на этом месте ужасов, творимых фашистами, что мы
прекратим борьбу только тогда, когда последний фашистский преступник
предстанет перед судом народов.
нашими погибшими товарищами, их семьями!
застывает в скорбном молчании. А потом молча, стараясь ступать бесшумно,
участники митинга покидают площадь.
Защемила тоска по дому, властно потянуло на Родину.
войсками, техникой, и нам приказано было пока оставаться в Бухенвальде,
отдыхать, залечивать раны.
группа старалась отличиться. Еловыми ветвями, плакатами, транспарантами,
флагами украшали свои блоки, готовили праздничные концертные программы,
шествия и развлечения. И вечером 30 апреля Бухенвальд расцвел сотнями
электрических лампочек. В полночь я вышел из блока, где лагерный комитет
обсуждал программу завтрашнего дня, и медленно пошел к себе на тридцатый.
Улица кроваво-красная от множества трепещущих флагов, подсвеченных
электричеством. Дует холодный ветер, но из открытых окон доносятся песни,
шум. Лагерь не спит в эту праздничную ночь.
Руки сцеплены за спиной, губы сведены в одну узкую темную полоску.
весь ушел в свои мысли, ему никто не нужен. Я хотел незаметно пройти в
дверь, чтобы не нарушить его одиночество, но почему-то вдруг остановился
рядом с ним на крыльце. И вдруг понял его настроение, оно передалось мне, и
радость внезапно исчезла. Было что-то горькое-горькое в этом праздничном
веселье. Это горечь сломанных человеческих судеб. Не знаю, пройдет ли
когда-нибудь эта горечь, возможно ли полное излечение. Ведь оно возможно
только в том случае, если совсем-совсем забыть то, что видел, пережил за
годы войны, если забыть унижение плена, гибель и страдания товарищей,
бессильную ярость заключенного, безумную ненависть к фашистам. Оно возможно,
если осталась семья и по-прежнему ждет, если Родина примет солдата, бывшего
в плену.
сыновей? Как жить дальше?
ясным. Было - ясно, кто твой враг. Было ясно, что ты его ненавидишь и должен
перехитрить, если хочешь жить. Было ясно, что надо помогать товарищу, и
тогда в минуту трудную он поможет тебе. Было ясно, что пока ты жив, ты
должен сам искать пути к освобождению. И если ты не слюнтяй, то будешь
искать их вместе с товарищами. Нет, все, решительно все было ясней и проще,
чем теперь...
рабочий, но еще с вечера меня предупредили, чтобы в пять утра, до подъема, я
подошел к экспериментальному блоку. Было теплое, сверкающее утро, а мы -
человек пятнадцать подпольщиков - сидели в подвальной комнате, и лица у всех
были желтые от единственной тусклой лампочки, но говорили речи, тихо спели
"Интернационал", а потом, смакуя каждый кусочек, ели чудесный студень из
кроличьих лапок. Раздобыл эти лапки кто-то из немцев-уборщиков или
лаборантов, работающих в экспериментальном блоке.
Вальтера Бартеля мы услышали сообщение об успехах Советской Армии, наши
батальоны росли и крепли, появилось кое-какое оружие, а главное, появилась
уверенность в себе. Уверенностьэто основное, что расправляет плечи человеку!
каждому из нас теперь уже придется решать свои вопросы...
мысленно и прощаемся друг с другом.
дубы горы Эттерсберг не слышали столько музыки, песен, забавных шуток. Было
праздничное шествие, были концерты национальных групп, были речи на всех
языках, были горячие слова на транспарантах.
предела.
Берлин - логово фашизма. И лагерь опять ликовал и кричал "Ура!" Но комендант
лагеря Балль передал через Ганса Эйдена свой приказ о роспуске
Интернационального комитета. Нет, у него нет никаких претензий к комитету,
его деятельностью он вполне удовлетворен, но отныне представителями
национальных групп будут офицеры связи соответствующих правительств - таков
приказ главного штаба союзников.
приказ есть приказ, отменить его комендант не в силах, и верно сказал
Вальтер Бартель:
освобождения перед нами возникло столько новых проблем... И не может быть,
чтоб за то короткое время, которое мы еще пробудем здесь, мы не найдем
другие формы коллективного сотрудничества в интересах наших товарищей...
имело никакого значения, потому что 4 мая территорию Эттерсберга заняли
части Советской Армии, а американцы покинули Бухенвальд.
первые национальные группы - чехов, бельгийцев, голландцев, австрийцев-стали
прощаться перед отъездом на родину. И все клялись в твердой решимости быть
всегда готовыми к борьбе против всех сил реакции.
День Победы.
конец, и вот уже автомашины въехали на плац, чтобы забрать советских.
не забуду! Ты показал мне, что такое фашизм, и внукам своим я накажу, чтоб
ненавидели его и учились бороться против него. Но ты показал мне,
Бухенвальд, и другое. Ты показал мне, до какой высоты может подняться
человек, сколько он может вынести и не упасть.
теперь, я знаю другое - человек, это хрупкое существо, может иметь огромную
силу, если он знает, что борется во имя правды.
беспредельно. В моем сердце, как набат, всегда будет звучать это слово:
"Бухенвальд, Бухенвальд, Бухенвальд!"