Чтение 41–й страницы книги ~Мы такие же люди~

Он дал каждому аборигену по сигарете. Они приняли сигареты с довольной
усмешкой, переглядываясь друг с другом.

Когда мы отошли, он сказал:

- Вы видели, с какой гордостью посмотрел на меня этот парень, когда я
заговорил о его шрамах? Я всегда стараюсь их за что-нибудь похвалить. Ведь
они дети природы!

Какой-то абориген в благодарность за сигареты подарил моему знакомому
резной деревянный наконечник для копья. Это было настоящее произведение
искусства. Наконечник сочетал в себе изящество и чистоту линий. Мой знакомый
очень им гордился. Он всегда носил наконечник в кармане, опасаясь, что иначе
его украдут, и часто любовался им. Ему доставляло удовольствие проводить
пальцами по плавным изгибам вырезанных линий. При этом он говорил: "Мне
здорово повезло! Получить такой подарок!"

Проходя по лагерю, он часто держал руку в кармане и ощупывал
наконечник.

Кто-то из летчиков дал одному аборигену-уборщику сломанные ручные часы.
Абориген тут же надел часы и не расставался с ними. Он научился передвигать
стрелки. Еvу доставляло удовольствие проводить пальцем по гладкой
поверхности часов.

Приятели завидовали ему. Когда они собирались вокруг него, он начинал
передвигать стрелки. Радость обладания часами удваивалась при виде изумления
на лицах окружающих.

Однажды, проходя с моим знакомым по лагерю, мы увидели, как этот
абориген держит руку с часами перед собой и слегка поворачивает ее.
Солнечные лучи падали на часы; часы ослепительно блестели.

Мой спутник торжествующе улыбнулся, словно его слова оказались истиной
в последней инстанции.

- Что я вам говорил? - воскликнул он. - Вы только посмотрите на него!
Старые ручные часы... Мой маленький брат ведет себя точно так же. Разве это
не подтверждает мои слова? Они дети, дети природы!

Тем временем он держал руку в кармане, поглаживая наконечник копья,
подаренный ему аборигеном.

Мне вспомнился другой военный. У его девушки был день рождения, и он
решил подарить ей ожерелье. Австралийцы, жившие недалеко от базы, где он
служил, делали на продажу красивые ожерелья из мелких ракушек и разноцветных
горошин.

Абориген, получивший от моего знакомого заказ на такое ожерелье, принес
его в лагерь. Надо было положить немало труда на собирание ракушек и
горошин, которые затем прокалывали и нанизывали, создавая красивые, веселые
сочетания.

- Сколько? - спросил солдат. Тон вопроса выражал его отношение к
аборигенам: он ничего не имел против них, но они "должны знать свое место".

- Пять шиллингов, - упрямо ответил продавец, как будто в вопросе белого
уже содержалось возражение.

- Вот разбойник! - воскликнул солдат, оборачиваясь ко мне. - Вы
слышали? Он хочет пять шиллингов! Этот шутник разыгрывает из себя
бизнесмена.

Его не смущало то обстоятельство, что абориген слышал нелестные эпитеты
по своему адресу. Стоит ли считаться с австралийцем! Белые привыкли говорить
о них все что вздумается в их же присутствии. Говорить все что вздумается о
белых в их присутствии никто не станет.

Солдат снова повернулся к продавцу.

- Говори настоящую цену. Отдашь за шиллинг?

- Пять шиллингов, - невозмутимо повторил тот.

Солдат повернулся ко мне.

- Когда мы сюда приехали, этот шутник был рад отдать ожерелье за
шиллинг. Теперь он хочет пять! Армия их развратила. Вот когда мы уйдем
отсюда, они придут в себя. Держу пари, если приехать сюда снова спустя
полгода, такое ожерелье можно будет получить за сигарету.

- Пять шиллингов!

- Ладно, получай и убирайся. Больше ты с меня пять шиллингов не
получишь.

Вечером я сидел у него в палатке. Он где-то раздобыл папиросную бумагу
и картонную коробочку и теперь аккуратно выкладывал коробочку папиросной
бумагой. Перед тем как уложить ожерелье, он встряхнул его в руке, любуясь
им.

- Знаете, - сказал он, - в Мельбурне за такую штучку надо отдать не
меньше двадцати пяти шиллингов!

Тут мне вспомнились слова хозяина скотоводческой фермы в Квинсленде:

"Я согласен с вами - с туземцами действительно жестоко обращались в
прошлом. Однако у меня немалый опыт по части обращения с черными. Я их
хорошо знаю. Они славные люди, но их губят миссии. Пожив в миссии, туземец
превращается в лгуна; заставить его работать невозможно. Я никогда не
нанимаю туземцев из миссий. Спросите любого скотовода на севере, и вы
услышите то же самое. Миссии делают черного неспособным к честному труду,
превращают его в лодыря и лгуна.

Коренные жители умеют работать, им можно доверять. На нашей станции им
созданы хорошие условия: они получают достаточно еды и табака, у всех есть
одежда. Мы построили для них хижины. Короче, они счастливы, как дети.

Мы учим их быть хорошими животноводами и честными гражданами.
Правительству следовало бы закрыть миссии, держать белых подальше от
резерваций и предоставить воспитание туземцев скотоводческим фермерам. Тогда
на фермах не будет нехватки рабочей силы, туземцы смогут сохранить свои
обычаи, а Австралия станет самым крупным производителем продуктов
животноводства в мире.

Напишите об этом, когда вернетесь в Мельбурн, и вы не только поможете
туземцам, но и окажете услугу Австралии".

"41"

"ЗАКЛЮЧЕНИЕ"

Коренной австралиец, с которым я встретился в одном из миссионерских
пунктов, - наблюдательный, способный человек, задумавшийся над будущим
своего народа, - так объяснил мне, почему аборигены обосновываются в
миссиях:

- Некоторые белые требуют от нас сразу слишком многого. Что мы делали
раньше, как жили раньше - их не интересует.

Миссионеры не должны заставлять нас забывать о своем прошлом. Мы
никогда о нем не забудем.

Мы говорим: "Мы научились это делать по-иному, теперь мы видим, что так
лучше".

Когда мы так говорим, мы говорим искренне. Однако на следующий день
наши люди забывают то, чему научились. Им кажется, что лучше жить, как
прежде. Все труды белых напрасны. Но австралийцы этого не говорят. Проще
пойти и помолиться! Тогда все будет гладко, и им дадут еды.

Мне кажется, что аборигены именно так и относятся к христианству.

Дэзи Бейтс, замечательная англичанка, всю свою жизнь посвятившая
аборигенам, так пишет об этом народе в своей книге "Закат аборигенов" (The
Passing of Aborigines): "Я легко могла бы научить их молитвам, но не хотела,
чтобы они повторяли их, как попугаи..."

Дэзи Бейтс рассказывает об одном умиравшем аборигене, которого она
старалась ободрить: "У него за плечами было пятьдесят лет христианства, но
он умирал в вере своих предков, устремив свой взор на запад".

Она прожила среди аборигенов более сорока лет.

Когда один человек пытается навязать свои религиозные верования
другому, он тем самым вмешивается в его частную жизнь. Христианин с
презрением отнесся бы к попыткам мусульманина обратить его в свою веру. Мне
кажется, что, если бы не материальные соображения, аборигены точно так же
относились бы к попыткам обратить их в христианство. Они делают вид, что
приняли христианство, поскольку это в какой-то степени гарантирует им
пропитание. Миссии избавляют их от страха перед голодом, дают возможность не
выполнять наиболее тягостных обычаев племени и обеспечивают их табаком.

Нелепо уверять коренных австралийцев, что все люди- братья, когда белые
отказываются принять их, как равных. Как можно ожидать, чтобы аборигены
почитали бога тех, кто эксплуатирует их, считает их просвещение угрозой
своему благосостоянию и отказывает им в гражданских правах?

Перевоспитание белых - необходимая предпосылка для прогресса
аборигенов. Сегодня белые кичатся своей культурой и цивилизацией, воображая,
что наделены особыми правами. Когда их интересы сталкиваются с интересами
аборигенов, белые считают, что аборигены должны им уступить,

К аборигенам никогда не относятся с уважением. Среди своих
соплеменников, на родной земле, они держатся с достоинством. Они способны
высказывать зрелые суждения и размышлять над проблемами, с которыми им
приходится сталкиваться. Повседневные правила аборигенов, сложная система
родства в ее первоначальном виде как нельзя лучше соответствовали интересам
благоденствия племени. При общении с белыми абориген попадает в положение
человека "низшего сорта"; как бы хорошо белый с ним ни обращался, он всегда
заставляет аборигена чувствовать себя человеком "низшего сорта".

Обычаи, установления и религиозные обряды аборигенов хотят сохранить
лишь для того, чтобы демонстрировать их туристам, а в повседневной жизни их
хотят заменить религией, которая чужда аборигенам.

Что же удивительного в том, что коренные австралийцы исчезают с лица
земли?

Достопочтенный А. Ф. Эллемор из Милингимби, человек, который заслужил
любовь аборигенов, так сказал о населении миссий, контролируемых церковью:
"Никто не принуждает аборигенов обосноваться на территории миссий; они
вольны совсем уйти отсюда, пойти на охоту или для совершения обрядов, когда
им заблагорассудится. Никто не собирается нарушить их племенной строй или
частично изменить их жизнь путем давления извне".