Она поднесла губы к моему уху и тихим голосом сказала : "Не спится
почему-то". Я сказал ей, что со мной то же самое. Я положил книгу и
выключил фонарь, затем обнял Наоко, и мы поцеловались. Темнота и шум дождя
нежно окутывали нас двоих.
- А Рэйко?
- Все нормально, она заснула. Она если заснет, уже ни за что не проснется,
- сказала она. - А ты честно опять приедешь?
- Еще бы не приехать.
- Хоть я тебе и сделать ничего не могу?
Я кивнул в темноте. Я явственно ощущал, как груди Наоко касаются моей
груди. Я гладил ладонью ее тело в накинутом на него халате. Несколько раз
медленно проводя рукой, начиная с плеча, затем по спине, по бедру, я
запечатлевал в своей голове очертания и мягкость ее тела.
Какое-то время мы нежно обнимались таким образом, а потом Наоко тихонько
поцеловала меня в лоб и выскользнула из постели. Было видно, как тонкий
голубой халат Наоко стремительно, точно рыба, колыхается в темноте.
- Пока, - тихим голосом сказала Наоко.
Слушая шум дождя, я погрузился в тишину сна.
Утром дождь все еще шел. В отличие от вчерашней ночи, это был мелкий,
невидимый для глаз осенний дождь. Лишь по рисунку на поверхности луж да по
шуму стекающей с крыши воды можно было определить, что идет дождь.
Когда я открыл глаза, за окном стоял густой туман молочного цвета, но с
восходом солнца туман унесло ветром, и лес с цепочкой гор проявили
понемногу свой облик.
Как и вчера, мы втроем позавтракали и пошли в птичник ухаживать за
птицами. Наоко и Рэйко надели виниловые противодождевые накидки с
капюшонами, а я поверх плаща надел непромокаемую ветровку. Воздух
пропитался сыростью, и было холодновато.
- Холодно после дождя, - сказал я Рэйко.
- Такая тут погода : после каждого дождя становится все холоднее, а в
какой-то момент он в конце концов превращается в снег. Тучи с Японского
моря заваливают все здесь снегом, а потом улетают на ту сторону, - сказала
Рэйко.
- А птицы зимой как же?
- Уносим в помещение, конечно. А как иначе? Не можем же мы весной
откапывать замерзших птиц из-под снега, размораживать и говорить : "А
теперь все обедать!"
Я постучал пальцем по решетке, и попугай задергался и заорал : "Сука!",
"Спасибо!", "Идиот!".
- Вот его бы я точно заморозила, - грустно сказала Наоко. - Послушаешь,
как он это орет каждое утро, и точно, наверное, свихнешься.
Закончив уборку птичника, мы вернулись в квартиру, и я собрал вещи. Они же
переоделись для работы в поле. Мы вместе вышли наружу и расстались,
немного не дойдя до теннисного корта.
Они свернули направо, а я зашагал прямо. "Пока", сказали они мне, я тоже
попрощался : "Пока". И сказал : "Я еще приеду!"
Наоко улыбнулась и скрылась за углом.
Пока я добрался до главных ворот, со мной разминулось несколько человек, и
все они были в таких же желтых накидках от дождя, какая была на Наоко, и
головы прятали под капюшонами.
Из-за дождя цвета всех предметов виделись очень четко. Земля была
угольно-черной, сосны были ярко-зелеными, люди, укутанные в желтые
накидки, выглядели точно особые привидения, получившие разрешение бродить
по земле исключительно по утрам. Они тихо перемещались по поверхности
земли с сельскохозяйственным инвентарем, корзинами и мешками с чем-то в
руках, не издавая ни звука.
Охранник, похоже, запомнил мое имя, и когда я уходил, пометил его в списке
посетителей.
- Из Токио, значит, приехали? - сказал старик, увидев мой адрес. - Я там
тоже был один раз, вкусная там свинина была.
- Да что вы говорите? - подобающим образом ответил я, не будучи знатоком.
- Что я в Токио ел, большей частью было так себе, и только свинина была
вкусная. Вы их там как-то по особенному выращиваете, наверное?
Я сказал ему, что по данному вопросу ничего знаю. О выдающихся вкусовых
качествах токийской свинины мне до этого тоже слышать не приходилось.
- А это когда было? Ну, в Токио когда вы ездили? - спросил я.
Старик задумчиво покачал головой.
- Когда же это было-то... Кажется, когда его высочество наследный принц
бракосочетаться изволили. Сынок мой в Токио был, позвал, приезжай,
говорит, вот я и поехал.
- Ну, в те-то времена в Токио свинина, ясное дело, вкусная была, - сказал
я.
- А сейчас как?
Я сказал, что толком не знаю, но таких отзывов слышать не приходилось.
Оттого, что я так сказал, он, похоже было, что расстроился. Видно было,
что старику хочется поговорить еще, но я распрощался с ним, объяснив, что
опаздываю на автобус, и зашагал в направлении трассы. На дороге вдоль реки
все еще остались местами клочья тумана, и они, перекатываемые ветром,
бродили там и сям по горной круче.
По пути я несколько раз то останавливался и оглядывался назад, то без
особой причины вздыхал. Отчего-то было такое ощущение, будто я попал на
планету с другой силой притяжения. Потом пришла мысль, что ну конечно же,
это же внешний мир, и мне почему-то стало грустно.
Когда я вернулся в общежитие, было пол-пятого. Занеся в комнату вещи, я
сразу переоделся и поехал на Синдзюку в магазин грампластинок, где я
работал. С шести до пол-одиннадцатого я приглядывал за магазином и
продавал пластинки.
Все это время я безучастно наблюдал за тем, как перед магазином проходили
люди самых разных мастей.
По улице непрестанным потоком шли целые семьи и влюбленные парочки,
алкоголики и хулиганы, вертлявые девчонки в коротких юбчонках, хипповатые
пацаны с бакенбардами, официантки из ночных клубов и другие люди,
непонятно к какой категории относящиеся.
Я поставил хард-рок, и несколько парней, хиппи и просто оборванцы,
собрались перед моим магазином, кто танцуя, кто нюхая растворитель, кто
просто плюхнувшись на землю. Когда я поставил пластинку Тони Беннетта
(Tony Bennett), они куда-то испарились.
По соседству находился магазин "Игрушки для взрослых", и сонный мужчина
средних лет торговал там хитроумными приспособлениями эротического
характера. Предметы были сплошь такие, что я ума не мог приложить, кому и
зачем они могут понадобиться, но несмотря на это магазин процветал.
В переулке на другой стороне улицы, такой же, как и эта, блевал перепивший
студент. В игровом зале на той стороне улицы повар из соседней закусочной
проводил обеденный перерыв, играя за наличные в "бинго". А у стены
закрытой лавки сидел на земле, не шевелясь, бродяга с почерневшим лицом.
Девочка с нежно-розовой помадой на губах, выглядевшая никак не старше
ученицы средней школы, вошла в магазин и спросила меня, не поставлю ли я
"Jumpin' Jack Flash" из "Rolling Stones". Я нашел диск и поставил песню, и
она затанцевала, вихляя бедрами, отстукивая пальцами ритм. Потом спросила,
нет ли у меня закурить. Я дал ей сигарету "Lark" из тех, что оставил
управляющий. девочка со смаком закурила, а когда пластинка закончилась,
ушла, даже не попрощавшись.
С интервалом в пятнадцать минут раздались звуки сирены то ли скорой
помощи, то ли патрульной машины. Трое служащих какой-то фирмы, все трое
примерно одинаковой степени опьянения, осыпали нецензурной бранью
длинноволосую симпатичную девочку, звонящую из телефона-автомата, в конце
чего разразились идиотским смехом.
Пока я глядел на эти картины, в голове у меня все смешалось, и я перестал
понимать, что к чему. Что же это такое, думал я. Что все эти картины
значат?
Управляющий вернулся с ужина и сказал :
- Слышь, Ватанабэ, а я позавчера сделал-таки эту телку из бутика.
Он давно неровно дышал к девушке, работающей в магазине женского платья по
соседству, и частенько дарил ей пластинки из магазина.
- Ого, поздравляю, - сказал я, и он стал в подробностях все излагать.
- Если с бабой хочешь переспать, - самодовольно поучал он меня, - ты ей
дари такие-сякие подарки, а потом напои ее, как лошадь, чтобы пьяная была,
с ног чтобы валилась. А потом остается только переспать. Элементарно, да?
Так и не сумев избавиться от суматохи в голове, я сел на метро и поехал в
общежитие.
Задернув шторы и погасив свет, я развалился на кровати, и мне показалось,
что вот-вот под бок ко мне заползет Наоко. Я закрыл глаза, и моя грудь
ощутила податливость и полноту ее грудей, послышался ее шепот, мои руки
ощутили формы ее тела.
В темноте я еще раз вернулся в тот маленький мир Наоко. Я почувствовал
запах лесной поляны и услышал шум дождя. Я вспомнил ее обнаженное тело,
увиденное в лунном свете, и представлял в своей голове картины того, как
это нежное и прекрасное тело, закутанное в желтую накидку от дождя, чистит
клетку с птицами и ухаживает за овощами.
Я взял в руку свой возбужденный член и кончил, думая о Наоко. Когда я
кончил, суматоха в моей голове, казалось, немного улеглась, но сон все не
шел. Я страшно устал и беспредельно хотел спать, но заснуть никак не мог.
Я поднялся с кровати, стал у окна и долго смотрел на флагшток на
территории. Белый ствол, на котором не было флага, выглядел точь в точь
как появившаяся откуда-то в темноте ночи чья-то огромная кость, выбеленная
временем. Я подумал, что-то сейчас делает Наоко? Конечно, спит. Крепко
спит, окутанная тьмой ее маленького непостижимого мира. Я пожелал ей не
видеть мучающих ее снов.
Прозоров Александр
Маккэфри Энн
Пехов Алексей
Самойлова Елена
Контровский Владимир
Херберт Фрэнк