Чтение 41–й страницы книги ~Раз в год в Скиролавках~

много выпил. Потому что я еще сегодня пошлю телеграмму двоим братьям
Дымитра, которые приедут сюда со своих шахт. Похоронят они своего брата и
уедут. Но ночью потихоньку вернутся сюда и тебя вместе с домом подожгут.
Потому что если хоть тень на тебя или еще на кого-то упадет, то тут же ночь
его охватит. Я знал старого Васильчука и троих его сыновей. Поэтому, когда я
размышлял о том, кто мог в меня стрелять и почему он это сделал, я подумал,
что это Дымитр. И если хоть тень подозрения на тебя упадет, не жить тебе,
Юстына.
И, не глядя на молодую женщину, доктор вышел из избы, а за ним
промаршировал комендант Корейво. Плечом к плечу оба пошли в сторону почты,
откуда доктор хотел послать телеграмму, а комендант намеревался подождать
своего "улаза", возвращающегося из Барт.
- Primum o ocere, - сказал вдруг доктор. И, зная любовь коменданта
ко всяческим наукам, прибавил для ясности: - Это значит, что прежде всего
нужно не вредить.
- Ну да, - согласился Корейво. - И не надо к тому же пить слишком много
водки, если хочешь ловить ночью рыбу в проруби, на скользком льду. Может
произойти несчастный случай.
Действительно, - вскрытие показало: в крови Дымитра столько алкоголя,
что кто-нибудь другой, с более слабой головой, лежал бы без чувств на
кровати, а он пошел ловить рыбу в проруби. Это никого не удивило, потому что
Дымитр любил много выпить, о чем все, в том числе и два его брата, хорошо
знали.
Они оба появились в Скиролавках в день похорон, на двух новых
автомобилях. Им понравилось, что молодая вдова не пожалела денег на
прекрасный гроб для мужа, на деревянный крест и на огромный венок из
искусственных цветов. Хвалили ее, что она попросила священника Мизереру
проводить гроб с умершим от дома Васильчуков до самого кладбища, хоть и они,
и Дымитр были другой веры.
Не плакала Юстына на похоронах, но ее страшная бледность говорила о
том, что слез ей уже не хватает и что судьбой она сильно обижена. Вечером
Васильчуки уселись за одним столом с Юстыной, открыли бутылку водки и
советовали вдове, чтобы она корову, кур и всю усадьбу продала и переехала к
ним. Найдут они для нее работу в шахтерской столовой, а на деньги,
вырученные задом, она купит себе со временем квартиру. Ну а если она
предпочитает деревню и хочет присматривать за могилой Дымитра, то они не
будут сердиться на нее, если через год или полтора она найдет себе
какого-нибудь честного мужчину, потому что она - женщина молодая и красивая.
Что же касается их, то очень жаль, но на их помощь она рассчитывать не
может, потому что они тяжко трудятся под землей, зарабатывая себе на
квартиры и на новые машины.
- Не время сейчас говорить о моей дальнейшей жизни, - ответила им
Юстына коротко.
Понравились им и эти слова молодой вдовы, потому что и правда, не
годится строить планы на будущее в день похорон мужа. Утром они с уважением
поцеловали вдове руку и уехали к своим угольным комбайнам. А когда за
деревней скрылись из виду их два автомобиля, Юстына задула свечку перед
образом Матери Божьей. На стол она поставила зеркальце, уселась перед ним и
сняла с головы черный платок. Долго приглядывалась она к своим волосам, к
своему лицу, глазам, гладким щекам и губам, пока не появилась на ее устах
очень странная улыбка - не то радостная, не то издевательская, а может, даже
похотливая, какой у нее никто до сих пор не видел, только один раз Клобук ее
подсмотрел.

О благородной идее строительства автобусной остановки,
о людях дела и о том, как начальник стал параметром

Сначала прилетели скворцы. На озере еще был лед, местами покрытый
огромными разливами воды. В саду доктора и в лесу лежал тающий снег, но на
подворье и на дороге к воротам виднелась голая земля и пожелтевшая трава.
Скворцы свалились на крышу дома большой стаей и смешно скакали перед
верандой. Измученные дорогой и оголодавшие, они все более тесным кружком
обступали миски, из которых ели собаки доктора, а когда псы утоляли голод,
смело лезли к остаткам. Потом они начали втискиваться под крышу сарая, в
котором доктор держал свою яхту и машину, даже перекосили одну черепицу, а
другую сбросили на землю и разбили. Тогда доктор вспомнил о черепице,
которую привез перед Новым годом художник Порваш и подарил ему в новогоднюю
ночь, пошел к нему, забрал и, приставив лестницу к крыше, одну черепицу
поправил, а другую укрепил - новенькую, красную, а точнее, терракотовую.
Похвалил доктор хозяйственность Порваша и пообещал ему, что если
когда-нибудь найдет на дороге потерянный кем-нибудь кусок шифера, то тоже
заберет его в машину, потому что никогда не известно, что кому может
пригодиться. На скворцов же доктор не сердился и не прогонял их, хотя летом
они разбойничали в саду, обклевывая черешни и вишни. Ведь со скворцами еще
никто войны не выиграл, даже те, кто вешает на ветках плодовых деревьев
разные пугала, потому что эти птицы очень умные. А впрочем, усадьба, в
которой под черепицами не живут скворцы, похожа на дом, в котором кто-то
болеет.
В один из дней сильно засветило солнце. Писатель Любиньски вынес на
террасу лежак, подставил лицо под горячие лучи и грелся под одеялом, потому
что от озера все тянуло ледяным холодом. В полдень, однако, сделалось
по-настоящему жарко, лицо писателя краснело и коричневело, а мысли его
летели к прекрасной Луизе. Писатель видел в своем воображении, как в
весенний вечер стажер поспешил к охотничьему домику возле старого пруда,
чтобы там ждать Луизу, и уже перестал верить, что она придет, когда наконец
на лесной дороге услышал тихое покашливание девушки, а потом скрипнули
двери. Хотел писатель Любиньски представить себе, что произошло дальше, но
вдруг на озере появилась большая стая чаек. А так как лед был почти везде и
только местами виднелись большие разливы воды, птицы начали возмущаться и
громко жаловаться. Пронзительные голоса наполнили небо и землю. Из дома
писателя вышла пани Басенька, беспокоясь за судьбу стайки желтеньких цыплят,
которых она выставила в коробочке на солнышко перед домом. Чайки могли
похитить какого-нибудь цыпленка, и пани Басенька попросила мужа, вместо
того, чтобы греть бока на террасе, лучше за цыплятами присматривать. Тогда
Любиньски расставил свой лежак возле коробки с цыплятами, лицо выставил на
солнышко и снова поспешил мыслями к прекрасной Луизе. Пришла писателю в
голову округлая фраза:
"И он почувствовал своей ладонью теплую выпуклость ее груди с сосками,
отвердевшими от желания", подумал, что эта фраза, может быть, понравится его
приятелям, а также пани Басеньке: она найдет в этой фразе зародыш
разбойничьей повести. К сожалению, неподалеку от писателя вдруг уселись две
серые трясогузки и начали своими длинными хвостиками подметать подворье. А
через минуту с громким плеском на свободный ото льда краешек озера упал
баклан большая темная птица, нырнул и выскочил из воды, унося в клюве
серебристо поблескивающую рыбу. Писатель забыл о прекрасной Луизе, потому
что вид прекрасного отнимает желание это прекрасное творить.
В это время в кабинете начальника гминного управления, гражданина
Гвязды, сидел инструктор сельскохозяйственного отдела Ружичка и еще раз
отчитывался о своих поездках в Скиролавки, где именно сегодня, вечерней
порой, должны были пройти выборы солтыса. Не был доволен собой инструктор
Ружичка, хотя с кем бы он ни беседовал в Скиролавках, все в один голос
жаловались на Йонаша Вонтруха. Одни - потому, что он верил во власть Сатаны
над землей, другие что бывал слишком строг, если кто-то не платил в срок
налоги. Нелегко было вытянуть из него и свидетельство о покрытии свиноматки
или яловой коровы, если бык или хряк не имел лицензии. Безжалостным он был и
по отношению к числу собак, и столько их указывала справках для гминного
управления, сколько их в самом деле было, а поскольку известно, что в
деревне в каждом дворе бывает пес официальный и примерно два неофициальных,
которые неизвестно откуда берутся, и надо за них платить налоги, то это
казалось странным. Писатель Любиньски должен был людям объяснить, что когда,
много веков назад, в одном государстве, которое называлось Римом, цезарь по
фамилии Калигула ввел налог на лошадей, тогдашние люди сочли его
сумасшедшим. А сегодня есть налоги не только на лошадей, но и на коров, на
овец, на свиней, и никого это не удивляют. Так же будет и с налогом на
добавочного пса.
Дружно жаловались люди в Скиролавках на солтыса Йонаша Вонтруха, о чем
начальник Гвязда с радостью от Ружички слышал. Хуже, однако, выглядело дело,
когда инструктор спрашивал их, кого они хотели бы иметь солтысом. Что ни
человек - то другое мнение.
- Определимся на собрании, - решил начальник. - Ой, будет злиться
доктор Неглович, когда Вонтрух Перестанет быть солтысом!
Большая обида на доктора была в сердце начальника Гвязды. Недавно в
кармане плаща своей жены Ядвиги он нашел несколько автобусных билетов до
Барт и даже счет за ночлег в городском отелике. Это означало, что доктор
Неглович окончательно бросил Ядвигу Гвязду или она бросила доктора и ездила
на свидания уже с кем-то другим и в другое место. А из-за этого она стала
еще более заносчивой, дала начальнику по лицу в ресторане в Трумейках.
Начала его бить, значит, не только при детях, но и при чужих людях, что
могло поколебать авторитет гминной власти. Винил в этом начальник доктора,
потому что если бы тот не бросил его жену Ядвигу, то, может быть, она
ограничилась бы только скандалами дома.
Удивительно, но доктора Негловича мало волновало, кто будет солтысом в
Скиролавках, он не имел ни малейшего намерения ни возражать против Вонтруха,
ни защищать его. На сельское же собрание он пошел только потому, что это
сделал писатель Любиньски. А тот поступил таким образом, чтобы доказать: что