и раньше; на ее зеленой вывеске желтыми буквами было выведено:
"Книгоиздатель Догро". Он вспомнил, что в литературном кабинете Блосса видел
это имя на заглавном листе нескольких романов. Он вошел не без внутреннего
трепета, охватывающего мечтателей перед неизбежностью борьбы. В лавке он
увидел чудаковатого старика, одного из своеобразных представителей книжного
дела времен Империи. На Догро был черный фрак с широкими прямоугольными
фалдами, между тем как современная мода требовала, чтобы они своим покроем
напоминали рыбий хвост; жилет из простой материи в цветную клетку с
кармашком для часов, откуда свисала стальная цепочка с медным ключиком.
Часы, наверное, были в форме луковицы. Шерстяные чулки серого цвета и
башмаки, украшенные серебряными пряжками, завершали наряд старика; он был
без шляпы, лысый его череп обрамляли седеющие, довольно живописно
растрепанные волосы. Папаша Догро, как звал его Поршон, своим фраком,
панталонами и башмаками напоминал учителя словесности, жилетом, часами и
чулками - купца. Внешность его ничуть не противоречила столь странному
сочетанию: у него был вид наставника, начетчика, сухое лицо преподавателя
риторики, живые глаза, недоверчивый рот и смутная встревоженность
книгоиздателя.
"Лучник Карла IX". Отличное заглавие. Ну-с, молодой человек, расскажите мне
содержание в двух словах.
католиков изображается как борьба двух политических систем, причем престолу
грозит серьезная опасность. Я принял сторону католиков.
обещаю вам. Я предпочел бы роман во вкусе госпожи Радклиф; но ежели вы
потрудились над ним, -ежели у вас есть кое-какой стиль, замысел, идеи,
уменье
Хорошие рукописи.
ваше сочинение, и, ежели оно мне подойдет, мы тут же заключим договор.
"Маргариток".
возвращал ему рукопись.- Рифмоплетам проза не удается. Проза не терпит
лишних слов, тут надобно говорить начистоту.
оставил рукопись у себя.- Где вы живете? Я к вам зайду.
не разглядел в нем книгопродавца старой школы, человека той эпохи, когда
издатели мечтали о том, чтобы держать взаперти, где-нибудь в мансарде,
умирающих от голода Вольтера и Монтескье.
прочитав адрес.
все-таки друга молодежи, знатока, который смыслит кое-что в литературе.
Каков? Я говорил Давиду, что в Париже успех таланту обеспечен". Счастливый,
с легким сердцем Люсьен воротился домой, он грезил славой. Он забыл зловещие
слова, поразившие его слух в конторе Видали и Поршона, он мнил себя
обладателем по меньшей мере тысячи двухсот франков. Тысяча двести франков,
да ведь это целый год жизни в Париже, год творческого труда! Сколько
замыслов строилось на этой надежде! Сколько сладостных дум о трудовой жизни!
Он привел в порядок комнату, чуть было не купил кое-какие вещи, и только
чтением книг в кабинете Блосса он заглушил свои нетерпеливые мечты. Старика
Догро приятно удивил стиль первого произведения Люсьена, прельстила
выспренность характеров, в духе той эпохи, когда развертывалась эта драма, и
увлекла пылкость воображения, с которой молодой автор обычно развертывает
действие,- на этот счет папаша Догро был не избалован,- и через два дня он
зашел в гостиницу, где жил его подрастающий Вальтер Скотт. Он решил
заплатить тысячу франков за приобретение в полную собственность "Лучника
Карла IX" и связать Люсьена договором на несколько произведений. Увидев,
какова эта гостиница, старая лиса одумалась. "У молодого человека, ежели он
поселился здесь, вкусы скромные; он любит науку, труд; дам ему франков
восемьсот, и довольно". Хозяйка гостиницы, у которой он спросил, где живет
г-н де Рюбампре, отвечала: "В пятом". Книгопродавец поднял голову и над
пятым этажом увидел только небо. "Молодой человек,- подумал он,- красивый
мальчик, даже очень красивый; ежели он получит лишние деньги, он начнет
кутить, перестанет работать. В наших взаимных интересах я предложу ему
шестьсот франков; но наличными, а не векселями". Он взошел по лестнице,
постучал троекратно в дверь; Люсьен отворил. Комната была безнадежно убога.
На столе стояла кружка молока, лежал хлебец в два су. Нищета гения бросилась
в глаза старику Догро.
скромные потребности".
жил и Жан-Жак, с которым у вас есть общее не только в этом. В таких-то
комнатах горит огонь таланта и создаются лучшие произведения. Вот так и
подобает жить литераторам, вместо того чтобы кутить в кафе, ресторанах,
растрачивать попусту время, свой дар и наши деньги.- Он сел.- Ваш роман,
молодой человек, неплох. Я был учителем риторики, я знаю историю Франции. В
романе встречаются отличные места. Короче, у вас есть будущее.
литературы, он, наконец, появится в печати.
на Люсьена так, будто совершал великодушней поступок.
Люсьена.- Но,- прибавил он,- я плачу наличными. Вы мне обяжетесь писать по
два романа в год в продолжение шести лет. Ежели первый разойдется в
ближайшие полгода, за следующие я заплачу по шестьсот франков. Таким
образом, при двух романах в год вы
счастливы. У меня есть авторы, которым я плачу всего лишь триста франков за
роман. За перевод с английского я даю двести франков. В былые времена такую
цену сочли бы непомерной.
похолодев.
первый роман неизвестного автора, издатель рискует выбросить тысячу шестьсот
франков за бумагу и набор. Легче написать роман, нежели добыть такую сумму.
В рукописях у меня сотня романов, а в кассе нет ста шестидесяти тысяч
франков! Увы! За двадцать лет, что я издаю романы, я не заработал таких
денег. Издавая романы, богатства не наживешь. Видаль и Поршон берут книги на
условиях, которые день ото дня становятся для нас тяжелее. Там, где вы
рискуете только своим временем, я должен выложить две тысячи франков. Ежели
мы просчитаемся, ибо habent sua fata Hbelli', я теряю две тысячи франков,
тогда как вы просто отделаетесь одой по поводу глупости публики. Поразмыслив
о том, что я имел честь вам изложить, вы вернетесь ко мне. Да,
вернетесь!-уверенно повторил книгопродавец в ответ на высокомерный жест,
вырвавшийся у Люсьена.- Вам не найти не только издателя, который захочет
рискнуть двумя тысячами франков ради молодого неизвестного автора, вы не
найдете и приказчика, который потрудится прочесть вашу пачкотню. Я-то ее
прочел, и я могу вам указать на некоторые погрешности против языка. Вы
пишете представлять из себя вместо- представлять собою; несмотря что,-
несмотря требует предлога на.- Люсьен явно смутился.- Когда мы опять
увидимся, я уже не дам вам более ста экю,- добавил старик,- вы потеряете сто
франков.- Он встал, откланялся, но, стоя уже на пороге, сказал:-Кабы не ваш
талант, не ваша будущность и не мое сочувствие прилежным юношам, я бы не
предложил вам столь блестящих условий. Сто франков в месяц! Подумайте об
этом! Впрочем, роман в ящике стола не то, что лошадь в стойле: корма не
требует. Правда, и пользы никакой!
места в комнате, он метался бы в ней, как лев в клетке зоологического сада.
В библиотеке Сент-Же-невьев, куда Люсьен намеревался пойти, он уже давно
приметил молодого человека лет двадцати пяти, работавшего в своем углу с тем
сосредоточенным вниманием, которого нельзя ни рассеять, ни отвлечь и по
которому узнается истый труженик литературы. Молодой человек, очевидно, был
завсегдатаем в библиотеке: и служащие и библиотекарь оказывали ему особую
любезность; библиотекарь разрешал ему брать книги на дом, и Люсьен заметил,
что трудолюбивый незнакомец возвращает их на следующий же день; поэт
угадывал в нем собрата по нищете и надеждам. Небольшого роста, бледный и
худой, примечательный своими красивыми руками и прекрасным лбом, прикрытым
прядью черных густых, небрежно причесанных волос, он привлекал к себе
внимание даже равнодушных смутным сходством с Бонапартом на гравированном
портрете по рисунку Роберта Лефевра. Эта гравюра - целая поэма пламенной