ранее, уверял он, были безнадежны; никогда не задевала Луиза, да и не могла
она задеть его сердце; но лишь в тот печальный день, и потом, когда у него
явился досуг для размышлений, понял он все превосходство души, до которой
так далеко было Луизиной, и неоспоримую власть ее над собственной его душою.
Тогда-то сумел он отличить постоянство убеждений от своенравной ветрености,
сумасбродное упрямство от решимости строгого ума. Тогда-то понял он все
недосягаемое величие женщины, для него утраченной; и начал проклинать
гордость и безумство напрасных обид, удержавших его от стараний вновь ее
завоевать, когда случай свел их снова.
через несколько дней после несчастья, едва почувствовав себя живым, он
почувствовал себя живым, но не свободным.
Харвила, ни у жены его не было сомнений в нашей обоюдной склонности. Я был
обескуражен, был растерян. Разумеется, я мог тотчас развеять их заблуждение,
но вдруг мне представилось, что и прочие - семья ее, она сама - глядят на
меня теми же глазами, и уж я не мог располагать собою. Я принадлежал ей по
чести, ежели ей угодно было избрать меня. Я поступал неосторожно. Я был
беспечен. Я не видел опасных последствий наших слишком коротких отношений.
Глупые мои потуги влюбиться то в одну из барышень, то в другую грозили
пересудами и толками, если еще не худшими бедами, а я об этом не
догадывался. Я был кругом виноват и должен был поделом расплачиваться.
удостоверясь, что Луиза ему не нужна, он обязан был считать себя с нею
связанным, если чувства ее к нему были таковы, как полагали Харвилы. А
потому он и решил покинуть Лайм и ждать вдали полного ее выздоровления.
Желая по возможности дать роздых ей и самому себе, он отправился к своему
брату, намереваясь затем вернуться в Киллинч и действовать так, как
обстоятельства того потребуют.
счастью. Иной радости было мне не дано. Я ее и не заслужил. Он расспрашивал
о вас с пристрастием; расспрашивал, переменились ли вы, не подозревая, что в
моих глазах вы никогда не можете перемениться.
Приятно женщине в двадцать восемь лет узнать, что она не утратила очарованья
первой юности; но Энн стократ было приятней сравнивать сие суждение с
прежними его речами и видеть в нем следствие, но не причину воротившейся
любви.
расчеты, как вдруг нежданное благословенное известие о помолвке Луизы с
Бенвиком его развязало.
счастья; я мог предпринимать к нему шаги. Слишком долго мучился я
бездействием и дурными предчувствиями. В первые же пять минут я себе
сказал: ?В среду я буду в Бате?. И я был в Бате в среду. Разве не вправе я
был приехать? Разве непозволительны были мои мечты? Вы не вышли замуж. Вы
могли сохранить прежние чувства, как я их сохранил. Еще одно обстоятельство
меня ободрило. Я не сомневался, что вы окружены искателями, но и с
уверенностью знал, что вы отвергли одного из них, более достойного, чем я; и
невольно задавался я вопросом: ?Не из-за меня ли??
более можно было рассуждать о концерте. Тот вечер, кажется, весь состоял из
незабвенных минут. На той минуте, когда она вошла в Осьмиугольную гостиную и
к нему обратилась, той минуте, когда появился мистер Эллиот и ее отторгнул,
на последовавших затем минутах отчаяния и надежды он с особенной пылкостью
остановился.
мне успеха, видеть, как ваш кузен разговаривает с вами и улыбается,
чувствовать все преимущества этого брака! Знать, что только о том и
помышляют все, кто умеет на вас повлиять! И допуская даже, что вы к нему
равнодушны, сознавать, какой заручился он сильной поддержкой. Не довольно ли
было всего этого, чтобы я выставил себя глупец глупцом? Мог ли мой взгляд не
выражать моих мучений? А глядя на ту, что сидела с вами рядом, помня
прошедшее, зная воздействие ее на вас, не умея забыть, как повлияли на вас
уже однажды доводы рассудка - на что я мог и надеяться?
доверия; теперь иные обстоятельства, и я сама иная. Пусть мне тогда и не
следовало уступать доводам рассудка, вспомните, однако, что убеждали меня в
пользу благоразумия и против превратностей неверной участи. Я уступила,
казалось мне тогда, чувству долга, но о каком же долге говорить теперь?
Выйти замуж за человека, мне безразличного, значило бы непростительно
пренебречь чувством долга ради участи самой темной.
умел вывести должных следствий из недавних наблюдений моих о вашей природе.
Я не умел призвать их себе на помощь; их заслонили, их затмили былые
чувства, много лет меня томившие. Я думал о вас как о женщине, которая
отринула и предала меня, на которую я менее всех имел влияния. Я видел вас в
обществе особы, руководившей вас в тот страшный год. Я не имел оснований
полагать, что власть ее над вами уменьшилась. И я не мог так вдруг себя
преодолеть.
избавить от сомнений.
следствием помолвки вашей с другим. В таком убеждении я вас и покинул; и
однако ж, решился снова искать с вами встречи. Утром надежда вернулась ко
мне, и потому я позволил себе еще задержаться в Бате.
домашние. Все утренние страхи, все тревоги рассеялись после этого разговора,
и она ступила в дом, полная такого непереносимого счастья, какое даже
приходилось ей умерять минутными опасениями, что оно не может продолжаться.
Ей непременно надо было побыть одной, чтобы немного успокоиться, и она пошла
в свою комнату и там в тихих благодарных мыслях почерпала стойкость и
бесстрашие.
светский раут, сборище тех, кто никогда прежде не встречался, тех, кто
встречался слишком часто, пустая суета, круг, слишком широкий для беседы
дружеской и слишком узкий для многообразия суждений; но, по мненью Энн,
никогда еще ни один вечер не пролетал так скоро. Сияющая, прехорошенькая от
счастья, вызывая общее восхищение и ничуть его не сознавая, она для каждого
находила добрые и милые чувства. Был тут мистер Эллиот, она избегала, но она
жалела его. Были Уоллисы, она забавлялась, зная их мысли, леди Дэлримпл и
мисс Картерет - скоро им предстояло сделаться всего лишь безвредными
кузинами. Она не замечала миссис Клэй, и обращение отца и сестрицы с гостями
ничуть ее не задевало. С Мазгроувами она болтала просто и весело, с
капитаном Харвилом задушевно, как с братом; с леди Рассел пыталась завести
разговор, которому мешала восхитительная тайна; к адмиралу и миссис Крофт
испытывала нежное расположение и особенный интерес, который та же тайна
побуждала ее скрывать; и то и дело встречалась она на минутку с капитаном
Уэнтуортом, и все время надеялась встретиться снова, и все время сознавала,
что он близко.
как и он, созерцанием очаровательных тепличных растений, она ему сказала:
нет поступила я сама; и мне кажется, я поступила верно, послушавшись
дружеских увещаний той, кого вы непременно еще полюбите. Она заменила мне
мать. Поймите меня правильно. Я вовсе не утверждаю, будто, давая свой совет,
она не ошибалась. Быть может, то был случай, когда советовать и вовсе
невозможно.
была права, послушавшись ее, и поступи я иначе, не порви я помолвки, я
страдала бы даже еще более, ибо совесть моя была бы неспокойна. Сейчас (если
только такое согласно с природой человеческой) мне не в чем себя упрекнуть;
и если я не ошибаюсь, строгое чувство долга - в женщине вовсе не худшее
свойство.
отвечал, словно по зрелом размышлении:
мы с нею полюбим друг друга. Но я тоже думал о прошедшем, и невольно мне
представился вопрос, не был ли кое-кто еще злейшим врагом моим, даже чем эта
дама? И это я сам. Скажите, если б, воротясь тогда, в осьмом году в Англию с
несколькими тысячами фунтов и получив ?Лаконию?, если б я писал к вам тогда,
ответили б вы на мое письмо? Согласились бы вы возобновить нашу помолвку?
думал, не мечтал, как о венце всех моих успехов! Но я чересчур был горд, и
гордость мне мешала. Я не понимал вас тогда. Я не желал понять вас, я гнал
от себя мысли о вас. Кого же мне винить, как не себя! Могло не быть шести
напрасных горьких лет разлуки. И это мученье, сознаюсь, для меня внове. До
сей поры пребывал я в завидной надежде, что всеми милостями судьбы я сам
себе обязан. Я кичился тем, что честными трудами добивался я заслуженной
награды. Как иным великим людям в обратных обстоятельствах, - прибавил он с
улыбкою, - придется мне покориться своей блаженной участи. Мне должно
научиться выносить счастье, какого я не стою.
ГЛАВА XXIV
себе в голову соединиться, они непременно добьются своего, будь они даже
самые бедные, самые безрассудные и менее всего способны составить счастье
друг друга. Пусть мораль наша и мало поучительна, она зато верна; а если