был его ближайшим и самым старым другом. Вы знали его только по
университету, я же - с мальчишеских лет. Теперь я вижу, что он мне лгал.
хороший был финансист, пока не пошел по пагубному пути. А мошенника из
него так и не вышло.
отказывал Гарри в займе. Не скажу, что я непременно дал бы ему денег, если
бы он обратился ко мне, но он не обращался. Очевидно, думал, что откажу.
друзья - самые надежные. Будто он пробовал просить у одного из новых
друзей, то есть у меня, а этот новый друг не оправдал надежд.
не впрок пошел. В такую голову всадить пулю!
таким видом, словно она составляла изрядную долю его многомиллионного
состояния.
а?
меня осталось, - тоже нет. Но дело в том, что эти деньги потеряны
окончательно, а такого со мной еще не случалось, Локи. Прежде, бывая в
проигрыше, я хоть что-нибудь выручал. Ненавижу терять деньги, потому и не
даю никогда взаймы, если ссуда ничем не обеспечена. Никогда. История с
Гарри была исключением и подтвердила мудрость моего всегдашнего правила.
Предоставь необеспеченную ссуду - и распрощайся с деньгами навсегда.
долларов, то знаем, для чего они предназначены. Прежде чем дать, мы долго
думаем. Будущие получатели должны доказать нам, что не пустят эти деньги
на ветер. Так что в каком-то смысле мы оставляем за собой право контроля,
даже когда делаем обыкновенный подарок. Но если кто-нибудь попросит у меня
взаймы пятьдесят тысяч долларов и обеспечит ссуду частично, то я, пожалуй,
откажу ему. Да и вообще я редко даю взаймы, какие бы гарантии мне ни
предоставляли, ибо деньги, отданные в долг, так или иначе уходят из-под
твоего контроля. А твой должник может распоряжаться твоими деньгами как
ему вздумается. Может даже оказаться, что с помощью этих денег он
попытается разорить тебя. Займет у тебя пятьдесят тысяч и купит на них, к
примеру, контрольный пакет акций компании, в которой ты заинтересован.
Вы это знаете. Но эта сила может быть обращена и против вас - даже ваши
собственные деньги, если вы потеряли над ними контроль. Мы часто жертвуем
в виде ценных бумаг деньги на благотворительные нужды, но всегда оставляем
за собой право голоса. Без этого любой из попечителей может легко
использовать мой капитал в ущерб моим же интересам. А таких попечителей, к
сожалению, нашлось бы немало.
старому знакомому. Рассуждения Морриса Хомстеда о деньгах явились для него
приятной и вместе с тем пугающей неожиданностью. Приятной - потому что она
выявила общность их взглядов; пугающей - потому что за тридцать лет
знакомства с Моррисом Хомстедом он, Авраам Локвуд, мог легко восстановить
этого человека против себя, ущемив где-то его финансовые интересы, и тогда
были бы невозможны их нынешние отношения и невозможна была бы биржевая
спекуляция, которой они собирались совместно заняться.
коллекционируете картины, занимаетесь благотворительностью и прочим. У вас
видное положение в обществе.
увлечения отнимают у меня всего по нескольку минут в день. Главное же, чем
постоянно заняты мои мысли... Я никому этого еще не говорил, но вам скажу,
раз уж заикнулся. Они заняты нашим капиталом, фамильным капиталом, который
я никогда не считал своей собственностью, только своей собственностью.
Видите ли, я унаследовал его по обеим родительским линиям. Когда мне было
тридцать семь лет, на моем попечении оказалась значительная сумма денег.
Мой капитал и прежде-то был солидным, а тут сразу удвоился. До этого вы
могли бы сказать, что я действительно не слишком интересовался
коммерческой деятельностью. Денег у меня и так было вдоволь, даже слишком
- для человека с моими вкусами и довольно скромными запросами. Но потом я
получил второе наследство, и деньги перестали быть для меня тем, чем были
прежде, то есть средством жить так, как мне хочется. Новые деньги - этот
дополнительный капитал - накладывал на меня и новую ответственность: в
сочетании с прежним капиталом он заставил меня почувствовать
ответственность за состояние в целом, понимаете? Деньги, унаследованные от
отца, я считал моими собственными, но когда к ним прибавились еще и деньги
матери, образовался один общий капитал, и я почувствовал себя
ответственным за все. Я не только перестал считать его лишь источником
существования, оплаты счетов. Я вообще перестал смотреть на него как на
свою собственность. Я был только его хранителем. Я уже стал думать о
детях. Самое меньшее, что я считал себя обязанным сделать, - это сохранить
для них в целости весь капитал. В Оксфордском словаре это называется
попечительством. - Он улыбнулся. - Первое, что со мной случилось, когда я
получил второе наследство, - я сделался скрягой. Всю жизнь я пользовался
всеми благами, всегда имел только самое лучшее. Вырос, можно сказать, в
роскоши и вдруг, за какие-то несколько дней, превратился в скупца. Так
продолжалось года два. Став вдвое богаче, я за эти без малого два года не
купил ни одного нового костюма, ни пары обуви, ни шляпы. Дотошно проверял
все хозяйственные счета. Почему такой большой счет от мясника за прошлый
месяц? Когда это мы успели выпить столько вина? И так далее. Если раньше
мы всегда оплачивали счета поквартально, то теперь (и так длилось два года
подряд) я тянул до конца года, чтобы получить побольше процентов с
капитала. Все это время избегал увеличивать суммы благотворительных
пожертвований, ограничиваясь суммами, которые давал прежде и которые всю
жизнь давала мать. И не потому, что боялся прослыть простаком, а просто
потому, что не в силах был расстаться с деньгами.
самих денег, а ответственности за них. Боялся какого-нибудь неверного,
глупого шага. Но потом понял, что глупость-то, если не ошибку, я уже
допускаю. Меня одолевала не только скупость, но и робость, мешавшая мне
вкладывать деньги в предприятия. Один из моих управляющих - у меня их было
несколько - в конце концов пришел ко мне и сказал: "Вложите куда-нибудь
эти деньги. Капитал, не помещенный ни в какое дело, - мертв". "Мертв,
мертв", - беспрестанно повторял он. И он убедил меня: вместо того чтобы
принять на себя ответственность, я на самом деле уклонялся от нее. Он
доказал мне, что моя робость, моя осторожность и скупость обошлись мне в
несколько сот тысяч долларов. Он понимал, что со мной происходит. Я говорю
о Леоне Спруэнсе. Очень не глупый человек. "Моррис, - сказал он (он
достаточно близко меня знает, так что зовет меня по имени, еще с моим
отцом работал). - Моррис, пора пускать ваши деньги в дело". Он объяснил
мне, что, не найдя применения своему капиталу, я не только повредил себе,
но и нанес значительный ущерб благосостоянию страны. Этот разговор
произошел через несколько лет после банкротства Кука, но государственные
банковские билеты и тогда еще были ненадежны. Спруэнс объяснил, что я
поступаю непатриотично. Непатриотично и рискованно, ибо мои бумажные
деньги могут превратиться в ничто. Собственность - вот что мне нужно.
Собственность, а не наличные. Пусть это будут цепные бумаги, недвижимость,
закладные, но только не наличные деньги.
добиться. Вкладывать, брать и снова вкладывать. Никаких рискованных
спекуляций, но непрестанно вкладывать деньги в предприятия. Я бы не стал
покупать с вами эти акции "Николс шугар", Локи. Я могу обойтись без
спекуляций, но знаю, что вы не удовлетворены тем, что имеете, поэтому
вынуждены идти на риск. Верно?
достигнете поставленной перед собою цели, я смогу, наверно, подсказать вам
другие, менее рискованные возможности, которые время от времени у нас
появляются. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что вы этой цели еще не
достигли. Сколько же вам хочется иметь? Пять миллионов?
ему захотелось польстить Моррису Хомстеду.
что вы когда-нибудь сойдетесь с нами, - сказал Моррис. - А насчет сигар я
позабочусь, пришлю.
предложить многое: партнерство в фирме Хомстедов, членство в
Филадельфийском клубе, наконец, мог бы пригласить к себе в гости на
субботу и воскресенье. Но предложить коробку сигар... Такой подарок Авраам
Локвуд посылал на рождество начальнику полиции Шведской Гавани. Но пока он
ехал домой, боль от пощечины прошла. Все-таки Моррис Хомстед есть Моррис
Хомстед, и то, что он снизошел до таких откровений относительно своих
взглядов на деньги, следует считать знаком высокого доверия - коробка
сигар здесь ни при чем. Что касается партнерства, членства в клубе и
приглашения на субботу и воскресенье, то на это, как теперь стало ясно,
нечего и рассчитывать. Осознание этого факта, как ни странно, сыграло свою