мертвая, черная. Надругались над ней, всю одежду порвали, а потом убили. Мы
к следователю, к прокурору ходили, правду искали. Прокурор нам только
сказал: "Не найдем убийц, а вам мой совет - уезжайте?"
мерещится. По городу чеченцы разъезжают, из ружей палят, хороводы водят. Где
русских увидят, набрасываются. Дудаев грозит Москву штурмом взять, всех
русских из Чечни выселить. А потом в Грозный танки вошли. Пальба, грохот. Уж
не знаю, кто эти танки на верную смерть послал, только их всех подбили, а
танкистов, которые живые остались, тут же, обгорелых, у стен постреляли.
Один мальчишка-танкистик к нам в дом пробрался. Стал молить, чтоб спрятали.
Молоденький, бритый, голова перевязана, рука как плеть, слезы текут. Мы его
с Петей в подпол укрыли. Да сосед-чеченец выдал. Приходят с оружием: "Где,
говорят, у вас русская свинья прячется?" Петя мой отвечает: "Нету здесь
свиней, люди живут". "А вот мы сейчас посмотрим!" Открыли подпол, вытащили
паренька. Вместе с Петей моим на крыльце расстреляли. Как стали город
бомбить, начались пожары, днем и ночью стрельба. Я в церковь пошла, батюшки
нету, один старичок-псаломщик служит. Встала я перед образом Богородицы и
молю:
не осталось!.. Чтобы в каждый чеченский дом бомба упала!.. Чтобы каждого
чеченца пуля насквозь пробила!.. А меня за эту грешную молитву убей!.. Я и
так жить не хочу!.." Вышла из церкви и пошла без пути. Кругом все рвется,
горит, дом за домом падают. "Ну убей же меня, убей!" Ан нет, не убивает,
ведет среди пожаров?
ночь, только зарево за спиной, тянет гарью да сквозь снег волчьи глаза как
зеленые искры. Выбилась из сил и упала. Лежу, замерзаю. Волк ко мне подошел,
обнюхал и снова пропал. Должно быть, ядом от меня пахло, порвать меня не
решился? После уж я бродила, маялась, в поездах, в машинах милостыню
просила, от голода погибала. Добралась до Москвы, пришла в контору, которая
беженцами заправляет, чтоб дали мне какую-никакую работу, какое-никакое
жилье. Вхожу в комнату, а там чеченец сидит, на меня усмехается, я и упала,
как срезанная. Хотела в реку броситься, но Бог Николая Николаевича на берег
привел, отогнал меня от воды.
платья.
направлялись к костру обедать.
порезов, паяльных ожогов, посыпанный железной пудрой. Настелил на него
газету и, чтоб не сдуло ветром, расставил тарелки, положил ковригу ржаного
хлеба, груду мытых огурцов с помидорами, выставил резную солонку, закатил
кривобокий зеленый арбуз с сухим черенком. Надежда Федоровна плюхнула на
стол закопченную сковородку с шипящей картошкой и душистыми шкварками, и они
устроились вокруг стола на ящиках. Стол, уставленный снедью, стоял на берегу
просторной реки, на солнечной пустоши, за которой вставал бело-розовый
город.
натруженные ладони над помидорами, ковригой и черной сковородой. Прочитал
языческую молитву, которую тут же и сложил:
река - русскому сыну?
края к сердцу, стал кроить ржаную ковригу на ровные ломти, отдавая каждому
долю. Белосельцеву, получившему свой душистый ломоть, казалось, что он
присутствует при священном обряде преломления хлеба, и Николай Николаевич,
как вероучитель, одаривает своих учеников и сподвижников хлебом мудрости.
шкварок. Серега раскроил арбуз, который, распавшись надвое, захохотал алым
огромным ртом. Белосельцеву, вкушавшему прохладную сладость, казалось, что
все они играют на флейтах и на реке, под их музыку, плывет пароход.
когда тот сочтет нужным прервать молчание и начнет свою проповедь. Но он
оставался безмолвным.
Николаевич тихим голосом, от которого у Белосельцева содрогнулось сердце. -
Голову одну нельзя хоронить? Ее на блюде несут, а танцев никто не танцует? -
Он снова умолк.
ним молоко? Испей молоко - и умрешь, потому яд? Не пей от сосцов Змея, ибо
не знаешь, от кого пьешь? Змея нельзя убить, потому Змей в Змее сидит и тебя
не подпустит? Возьми в себя Змея, тогда и убьешь? Россия в себя Змея взяла и
в ней задохнется? Который человек в себя Змея возьмет, тот Герой? Который
город возьмет, тот Город Герой? В Москве много людей, а Герой один? Может,
ты, может, я, не знаю? Об этом нельзя говорить?
место знать, где у Змея замок, тогда разомкнешь. В том и бессмертье? Кто
думает жить, тот умрет, а кто умрет за Россию, тот всегда жив будет?
Избранник - не тот, кто избрал, а кого избрали? Ему еще долго быть, прежде
чем стать, а иначе нельзя? Перед ним замок, а ключ у меня?
лоб смотри, где носит покрытье? Какой в нем знак и число? Он на двух дорогах
разом стоит, а куда пойдет - это наша забота? У России много дорог, а путь
один, им и иди? Придешь к шестому подъезду? Там много людей погубило?
было однажды, в другой земле, где синие волнистые горы и горячая дорожная
пыль, и за длинным столом сидит проповедник с прекрасным смуглым лицом, и в
кувшинах вино, сотворенное из пресной воды, и хлеб, сотворенный из камня, и
так тесен их круг, так близко их расставание, что слезы текут, и в их
горячем тумане не видно, кто там уходит по каменистой дороге в облачке
солнечной пыли.
Гастелло небо измерил, ему Сталин спасибо сказал? У России три глубины и три
высоты, а что выше, то не дано? Ты в две глубины проник, а третью берегись,
там гнездо Змея? Ты к первой высоте долетел, а дальше крыльев нет? Гастелло
вглубь ушел, оттого и вознесся? В "Останкино" не ходи, все равно сгорит, уже
тлеет? Руцкой от Змея, он в Курск пришел, а города нету, спустил в океан?
Избраннику верь, он тебя позвал, а мои глаза кто-нибудь да закроет?
подростка, поднявшихся было следом. Поманил за собой Белосельцева:
Николаевич распахнул висящие холстины. В сумрачной глубине, покрытый лаком и
блеском, стоял самолет неизвестной конструкции. Овальный высокий киль был
украшен красной звездой. Вдоль фюзеляжа проходила линия, подчеркивающая
длину и стройность машины. Аккуратными красными звездочками было помечено
число воздушных побед. Крылья едва выступали из корпуса и во время полета
выдвигались, меняли свою геометрию, позволяли машине совершать виражи и
пикирование. На дверцах, с обеих сторон, искусной рукой были начертаны
Богородица с золотистым младенцем и Сталин в парадном мундире. Носовую
часть, где, невидимый, скрывался пропеллер, украшал алмазный "Орден Победы",
переливался драгоценными гранями. Пахло лаком, бензином и краской, как в
конструкторском бюро, где, готовый к испытаниям, хранится опытный образец
самолета.
нагрузка в отсеках и угол атаки бессрочно? Вылет в двенадцать ноль-ноль, а
остальное секретно?
узнавал "Москвич", замаскированный под боевой самолет. Автомобиль Николая
Николаевича был преобразован для воздушных сражений. Белосельцев знал, что
он - свидетель вещего безумия, которое одно способно объяснить хаос
распавшегося мира и выступить против зла. Прорицатель, открывший
происхождение зла, был одновременно и воин, готовый сразиться со злом.
машину. Вывел Белосельцева из гаража.
медленно отошел к реке, остановился среди сияющих вод, словно встал в
текущий огонь.
оказались какие-то дела на рынке, и он устроился рядом с Белосельцевым на
сиденье, довольный тем, что не нужно идти пешком.
томимый желанием поговорить на запретную тему, боролся с обстановкой строгой
секретности. - Мы теперь на машине не ездим, ходим пешком. Это раньше у нас
был "Москвич", а теперь штурмовик. Мы две недели работали, переделывали его
в самолет. Держим в ангаре в полном секрете, скрываем от глаз разведчиков.
Красивый? Вам понравился?
украшенный Богородицей и генералиссимусом Сталиным, с сияющим победным
орденом. В сумраке, окруженное холстами, изделие напоминало секретную боевую
машину и одновременно забаву, которую устанавливают на детских площадках или
подвешивают к каруселям в парках.
ковре-самолете, о Змее Горыныче, о спящей царевне.
Но тот не обиделся, оживился: