сторону железнодорожной насыпи. Мороз все крепчал, но Мацек так разгорячился
от ходьбы, что не замечал холода; по небу время от времени проносились тучи,
тогда на землю сыпался снег, но вскоре снова переставал. Мацек торопился,
чтобы не занесло следов, и все шел, глядя себе под ноги, не обращая внимания
на то, что темнеет и снег валит все гуще.
Гнедого, и он снова срывался с места. Один раз оно раздалось совсем близко
(или послышалось, оттого что у него трещала голова), и Мацек из последних
сил пошел, уже не разбирая следов, прямо на голос. Чем скорей он бежал, тем
явственнее становилось ржанье; он карабкался на холмы, продирался сквозь
цеплявшийся за него кустарник, падал, опять поднимался и шел на голос.
по колено в снегу, и что наступила ночь.
заблудиться. Но увидел лишь снег и разбросанные кое-где кусты. Снег справа и
слева, снег позади, впереди и под ногами, а вокруг темнота. Из-за туч не
видно ни звездочки, на западе погасла вечерняя заря. Куда ни глянь -
темнота, да снег, да черные пятна кустов.
чересчур круто, в другом - не продраться сквозь заросли. Наконец он набрел
на удобный спуск; нащупывая дорогу палкой, он прошел шагов десять и - упал с
высоты нескольких аршин. Счастье еще, что снегу в этом месте было по пояс,
не то он разбился бы насмерть вместе с ребенком.
слабый), а в сердце Мацека закралась тревога.
же овраги. Да как выбраться отсюда?.."
щиколотку, а иной раз и повыше колена. Так он шел с полчаса, пока не
выбрался на утоптанное место. Мацек присел на корточки, пошарил рукой и
узнал собственные следы.
проходу в оврагах.
выемку в снегу под горой. Ощупав рукой откос и яму, Мацек сообразил, что это
то самое место, где он недавно свалился с обрыва.
ветви над головой. Вверху поднялся ветер и нагнал тучи; снова посыпал
мелкий, сухой, колючий снег, впивавшийся в руки и в лицо, как рой комаров.
прошептал он, - мне еще лошадей надобно отыскать, чтобы меня вором не
считали.
неудобно и тряско, и снова побрел по оврагам - просто так, без цели, лишь бы
идти.
сразу замерзнешь, а я лошадей и воров не брошу...
не застигла его в поле: здесь, в оврагах, все-таки было теплее.
не то, пожалуй, замерзну.
уже был не в силах вытаскивать их из снега. Мацек остановился и стал
топтаться на месте. Но скоро и это его утомило, тогда он добрался до
какого-то обрыва и прислонился спиной к глинистому откосу.
оврагом, и - главное - в нем было небольшое углубление, как раз в
человеческий рост; со всех сторон его окружали кусты, так что снег тут не
очень донимал. Вдобавок к прочим достоинствам, оступившись, Мацек неожиданно
обнаружил большой камень, высотой с табуретку, лежавший в выемке с правой
стороны.
присесть можно. Спать, конечно, на морозе не годится и лежать то же самое, -
прибавил он про себя, - но посидеть можно.
продолжавшую спать сиротку, решив, что сначала минутку отдохнет, потом
минутку потопчется на месте, потом снова отдохнет, снова потопчется и так
дождется утра.
снаружи. Окоченевшие ноги стали как будто отходить, и теперь Мацек ощущал
уже не холод, а легкий зуд, словно муравьи ползали по его подошвам. Они
проползли между пальцами и забегали по всей ступне; сначала залезли на
сломанную ногу, потом на здоровую и дошли до коленей.
хотел его стряхнуть, но тогда целый рой накинулся на ту руку, где спала
сиротка, а потом и на другую. Овчаж не отгонял их: зачем, раз это
покалывание не позволяло ему уснуть? И, наконец, оно было даже приятно! Он
усмехнулся, когда проказливое насекомое добралось до пояса и даже не
задумался над тем, откуда вдруг взялись эти муравьи. Мацек знал, что сидит в
овраге среди кустов, и не мудрено, что тут был муравейник, а о том, что
стояла зима, он как-то позабыл.
ночь, он в конюшне... Ну да, в конюшне: но сюда вот-вот придут воры. И Мацек
ждет их, сжимая в руке страшную дубину, а чтобы не проспать, он не ложится и
сидит на чурбане.
ворота в конюшню, виден снег на дворе. Мацек припал к стене, сжимает свою
дубину... Ну, он им задаст!..
Попросту удрали и топочут так, что земля гудит. Овчаж засмеялся и подумал,
что теперь ему можно уснуть или по крайней мере спокойно подремать. Он
уселся поудобнее, забившись в уголок, и обеими руками прижал сиротку к груди
- чтобы не упала. Ему надо хоть минутку поспать; уж очень он устал. Потом он
мигом вскочит, потому что его ждут дела. Но какие?
вспахано... Лошадей напоить?.. Ну да, лошади..."
Тусклый свет ударил прямо в глаза Мацеку, но он не пошевелился. Вскоре луна
скрылась за холмом, снова налетели тучи со снегом, но Мацек по-прежнему не
двигался. Он сидел в выемке, прислонясь к стене, и обеими руками обнимал
сиротку.
изумлением смотрит на железнодорожное полотно, оказавшееся шагах в
пятидесяти от него.
мужика, он окликнул его, но Мацек молчал; тогда обходчик спустился с насыпи
и подошел ближе. Издали, еще не доходя до него, он несколько раз крикнул:
"Эй, эй, отец! Напились вы, что ли?.." Наконец, словно не веря своим глазам,
он ступил в выемку и потрогал Мацека рукой.
личико ребенка; иней запорошил ресницы мужика, а на губах ребенка блестела
замерзшая слюна.
кругом нет ни души, повернулся и побежал назад. Тут же, за холмом, он увидел
стлавшиеся по небу веселые дымки той деревни, где находилось волостное
правление. Обходчик поспешил туда.
чтобы убрать тела. Но на морозе Мацек закостенел, и теперь невозможно было
разжать ему руки и разогнуть ноги: так его и перенесли в сани в сидячем
положении. Так и везли его дорогой, так и подъехал он к волостному
правлению, прижав к груди ребенка, с откинутой на задок саней головой и
лицом, обращенным к небу: словно, покончив расчеты с людьми, он хотел
поведать богу свои обиды и горести.
кучка мужиков, баб и евреев, а в стороне от них - волостной старшина, писарь
и староста Гроховский. Узнав, что замерз какой-то мужик с ребенком,
Гроховский сразу догадался, что это Овчаж, и с сокрушением рассказал
собравшимся историю батрака.
отплевывались, и только Ясек Гжиб, сын богача Гжиба, покуривал шестигрошовую
сигару и усмехался. Он стоял, засунув руки в карманы барашковой куртки,
выставлял вперед то одну, то другую ногу, обутую в сапоги выше колен, дымил
своей сигарой и усмехался. Мужики неодобрительно посматривали на него и
ворчали, что ему, мол, и покойники стали нипочем. Но бабы, хоть и
негодовали, а не могли на него сердиться: и правда, парень был как картинка.
Высокий, стройный, широкоплечий, лицо - кровь с молоком, глаза - словно
васильки, русые усы и бородка, будто у шляхтича. Этакому красавцу парню
впору бы управляющим быть или хоть винокуром, а мужики между собой
шептались, что этот прохвост рано ли, поздно ли, а подохнет под забором.
сироткой в этакую стужу? - промолвил старшина, внимательно осмотрев
мертвецов.
мужик.
погубил! - крикнула в ответ какая-то старуха.