Чтение 41–й страницы книги ~Две головы и одна нога~

- У моего третьего, ну, скажем так - мужа. Должно быть, это те самые
бумаги, о которых только и говорят. Значит, вот это анализ крови. А это что?
Никак отпечаток большого пальца, лопнуть мне на этом месте! И тоже
Сшпенгеля? И опять анализ крови, группа, подгруппа... Копия допроса по
делу...

- Вот это и требуется! - обрадовался капитан. - С чего вы взяли, что это
"копия допроса" и "по делу"?

Действительно, совершенно неразборчивые каракули невозможно было
расшифровать, но мне очень хорошо знакомы эти угловатые червячки.

- Как же, сколько раз приходилось иметь дело с этими каракулями. Он
разработал свою собственную стенографию и пользовался ею, меня научил,
приходилось иногда помогать. Но теперь я уже многое подзабыла, если у вас
много таких записей, придется, пан капитан, к какому-нибудь аптекарю
обратиться, они мастера расшифровывать совершенно неразборчивые рецепты.

- Не беспокойтесь, у нас найдутся свои специалисты, но я подумал, вам
легче прочесть ваши же бумаги. Вот эта буква игрек?

- Правильно, а вот та восьмерка с оборочками - зет. И значит, тут
написано: "Убил Фордокса". Ой, нет, извините, не Фордокса... никак не
разберу, может, Фанфана?

- Ладно, мы уточним. Так вот, из-за этого они и преследовали вас. Думаю,
что имею право сказать вам правду. Из досье Спшенгеля пропало несколько
документов, очень важных, и они оказались в вашем чулане. Отпечаток пальца и
группа крови. Как он раздобыл эти документы, ваш так называемый муж?

- А его вы спросить не можете?

- Не только могу, но даже и спрашивал. И не только я.

- И что?

- А ничего. Амнезия. Потеря памяти. Правда, не сразу. После первого
разговора пообещал предоставить нам некоторые чрезвычайно важные документы.
Но не предоставил и ничего не помнит.

Мне не было необходимости раздумывать над таким феноменом.

- Все понятно. Пообещал, потому что думал - легко найдет в своем архиве
эти бумаги. А оказалось - шиш, ничего в архиве не нашел. Подумал, что
оставил бумаги у меня, вот почему перерыл чулан соседа. Откуда ему было
знать, что мы с соседом с самого начала обменялись чуланами? А признаться,
что у него что-то пропало - свыше его сил, позор на все джунгли. Нет, ни за
какие сокровища не признается в потере вещественных доказательств, и даже
если вы, пан капитан, на голову встанете, память к нему не вернется.

- А пани не догадывается?

- О чем?

- О том, откуда у него эти документы?

- Только догадываюсь, уверенности нет. Анализ крови, к примеру, мог
получить от той лаборантки, которая некогда делала его для Спшенгеля. Бабу
охмурить для него - раз плюнуть. Отпечаток пальца мог кто-нибудь для него
свистнуть из досье Спшенгеля, возможно, в обмен за какую-нибудь услугу, или
какой хитростью достал. Да вы такие вещи должны знать лучше меня. У вас для
этого имеются специальные отделы.

Капитан не отреагировал, старательно собирая со стола и складывая
драгоценные бумажки. Потом, видимо, решился.

- А, что я там буду пани лапшу на уши вешать! Получить данные через наши
отделы - все равно, что сквозь колючую проволоку продираться. От вас я их
получу и скорее, и... в более полном объеме, не сухие отписки, а, так
сказать, живые, яркие образы. Вы не представляете, чего мне стоило получить
данные по Либашу, из-за отпечатков его пальцев на служебное преступление
пошел. Ну, не совсем преступление, так, нарушение...

- Наверное, отпечатки пальцев Либаша легче было получить из Штатов, там
их навалом, - посочувствовала я. - Итак, даты! Когда так называемый
Сшпенгель сгорел в автокатастрофе?

- Пять лет назад, в июне. А что?

- А ничего. У Либаша все еще американское гражданство?

- Ясно. И у жены тоже. Минутку, кажется, уловил. Либаш обогатился после
получения дядюшкиного наследства... Если это был уже не Либаш, а
Сшпенгель... А вы, пани Иоанна, случайно не знаете, когда дядюшка скончался?

Я была шокирована.

- Мне это ни к чему, а вот вы бы должны знать! Капитан принялся
сконфуженно оправдываться:

- Ведь это не имело никакого значения, раз мы имели дело с настоящим
Либашем. Теперь я, разумеется, немедленно исправлю наше упущение.

Сжалившись над полицией, я пообещала, свято веря в Гжегожа.

- Эту дату я узнаю завтра в полдень. Могу позвонить вам. Так и думала,
что стоит. А если не застану вас на месте, кому передать?

- Что вы, буду ждать, как соловей лета. Вот что значит взаимодействие с
общественностью! Не правда ли, у нас с вами так хорошо идет сотрудничество?
Полное доверие и взаимопонимание.

- Раз уж у нас все на доверии, поясните мне, пан капитан, почему они меня
до сих пор не убили? Согласитесь, странно это.

Капитан серьезно покачал головой.

- Нет, не думаю, как раз мне представляется закономерным. Подумайте сами,
пани Иоанна, ведь убей они вас, полиция примется за повальный обыск в вашей
квартире, перероет все бумаги и найдет те самые... Этого они боятся больше
всего на свете! Так что в их интересах оставить вас в живых. К тому же
наверняка надеются получить от вас информацию По этому поводу. Думаю, их
план предусматривал сначала запугивание вас, а потом - личный контакт с
вами. Возможно, личный контакт оставляли напоследок, не очень надеясь на его
результат, предварительно намеревались сами поискать у вас как следует, вот
чем я объясняю покушение на ваше здоровье с помощью гипсовой головы. Вас
положат в больницу, пролежите вы там долго, и у них будет время порыться в
вашей квартире и чулане. Жаль, не получилось...

- Вы что, пан капитан?

- Да нет, вы меня не так поняли. Я жалею, что они не стали рыться в вашем
чулане, вот уж не завидую...

- А, понятно. И в самом деле, в квартире могли хоть поселиться и навести
порядок в моих бумагах.

И я обвела комнату печальным взглядом. Бумаги в самом деле заполняли ее
если не целиком, то уж наполовину точно, оставляя мне очень мало жилого
пространства. Давно следовало разобраться в них, половину выбросить, да все
как-то руки не доходили. Страшная работа! Капитан тоже огляделся, но
тактично воздержался от комментариев.

- Думаю, об Иоланте Хмелевской они не знали, напрасно она боялась, и
после ликвидации Елены Выстраш были уверены, что у вас больше не найдется
источников информации.

- "Они"! - недовольно повторила я. - Вы все употребляете множественное
число, пан капитан. Поясните, будьте любезны, кого вы подразумеваете под
этим местоимением множественного числа? Псевдо-Ренусь с Мизюней плюс
Новаковский, так? Но насколько я понимаю, из них никто лично не принимал
участия в катастрофе под Лодзью? И вряд ли кто из них преследовал меня по
пятам по всей Европе и подбрасывал головы. Как же тогда понимать это "они"?

- Не смешите меня! - разгневался вдруг капитан. - Действует целая шайка,
тут и боевики, и охранники, и прочие специалисты. У Либаша достаточно
наемников, которые даже не знают, на кого работают. Их нанимает Новаковский,
да, тот самый Новаковский, бывший сотрудник спецслужб, специалист с большим
опытом.

- Понятно. И очень логично, что именно к нему обратился Сшпенгель, тоже
бывший специалист в этой области и тоже с большим опытом. Интересно, что вы
теперь намереваетесь предпринять?

- Сначала подожду вашего звонка, вы помните, завтра?

Трогательное доверие! Сердце мое смягчилось, возможно, я испытала прилив
теплых чувств к этому хорошему человеку, потому что неожиданно для себя
предложила:

- Пан капитан, дайте мне номер вашего служебного факса. Есть же у вас
хоть факс на работе? Есть? Очень хорошо, возможно, удастся немного облегчить
вам жизнь, раз уж вы так благородно предпочитаете меня колючей проволоке...

Похоже, капитан и в самом деле предпочитал меня, ибо дал номер своего
служебного факса.

***

Одних переговоров с полицией было мало для того, чтобы целиком заполнить
этот день, пустой день после отъезда Гжегожа. Вечер предстоял пустой,
охватит тоска, еще разревусь, в меланхолию ударюсь. Не хватало мне
меланхолии на старости лет! Ну уж дудки! Надо срочно заняться делом.

Раскопала старые записные книжки и календарики вдобавок к тем, которые
уже давно вытащила, разложила на письменном столе и принялась копаться в
них.

Листала я старые записи, и одна из них привела на память новогодние
гадания, которые мы, девчонки, устроили как раз у Мизюни в самом начале моей
дружбы с ней. Собрались мы, значит, одни девушки, занялись обычными в таких
случаях вещами. Лили воск, выбрасывали башмаки за порог дома, писали мужские
имена на клочках бумаги... И, как живую, увидела разгневанную Мизюню,
которая кричала со слезами на глазах: "Не хочу я Анджея! Пусть его возьмет
кто-нибудь из вас! Хочу Ярека! Отдайте мне Ярека!"

Вот интересно, почему мне так запомнилась эта сцена? А, поняла, я страшно
завидовала Мизюне, у нее было чудесное платье. Вот и сейчас, увидев в своем
воображении ту сцену из давних лет, разгневанную Мизюню я представила в том
самом платье: модная, обтягивающая фигуру "труба" цвета морской волны.
Мизюня была рыжеволосой, ее волосы замечательно гармонировали с цветом
платья, на шее тоненькая золотая цепочка, большое декольте. Единственная
замужняя среди собравшихся подружек, я была в интересном положении и,
несчастная, напялила на себя какое-то старье. Так и вижу Мизюню: сверкающая
морская зелень чудесного платья, большой узел медно-рыжих волос между
теменем и затылком, в одной руке рюмка, в другой - клочок бумаги с Анджеем.