Чтение 41–й страницы книги ~Очень в Сокольниках~

его и, серьезно кивнув, отошел.

- Что ты придумал? - спросил Вадим.

- Сейчас увидишь.

Номер варьете закончился, и к Филину заскользил официант с подносом. Он
споткнулся у самого стола, и мороженое, перевернувшись, потекло по
прекрасно сшитому пиджаку. К столу бежал метр, официант пытался салфеткой
вытереть лацканы костюма.

Вадим не слышал, что говорил Филин. Он только увидел, как Лосинский
поднялся, развел руками, видимо, извиняясь перед дамой, и заспешил к
выходу.

- Он в номер идет, переодеваться, - сказал Данилевский, - пошли.

Они встретили Филина на этаже. Коридор был пуст, слабо освещен.
Лосинский подошел к двери, достал ключ.

- Руки, - тихо сказал Вадим, толкнув его стволом пистолета в бок.

- Неплохо, - усмехнулся Филин, - поздравляю вас.

Потом были долгие допросы и долгие беседы. И Орлов понял, что его
собеседник человек незаурядный.

Займись Лосинский настоящим делом, он мог бы достигнуть многого.

Итак, они пили чай и говорили о книгах. Наконец Лосинский, хитро
прищурившись, спросил:

- Так что же вас занесло в такую даль?

- Долг, Александр Петрович, дело.

- И вы хотите, чтобы я помог вам?

- Хочу.

- Но вы же знаете мой принцип - я никого не продаю.

- Но я знаю и другое.

- Что именно?

- Вы единственный человек, который как никто осведомлен о моих клиентах.

- Дорогой Вадим Николаевич, еще Екклезиаст сказал, что знания
увеличивают скорбь.

- Александр Петрович, расскажите мне о Суханове.

- Это другое дело. Я очень привязан к нему. Он добрый, смелый и честный
парень.

- Так почему же он бежал?

- Вы верите, что он мог ограбить кого-нибудь?

- Думаю,что нет.

- Думаете или нет?

- Скорее нет.

- Тогда знайте, он даже мне мало говорил об этом.

Он любил женщину, а она попросила спасти ее дядю, который вырастил ее.
Этот дядя, с ее слов, был жестоко обманут, и если эти вещи найдут у него,
то осудят и ее и дядю.

- И их привезли к Суханову?

- Да.

- Поэтому он не подавал кассацию?

- Да.

- Неужели вы, Александр Петрович, с вашим опытом так и не узнали, кто
эта женщина?

- Я знаю только ее имя - Наташа. Валентин открывался мне не сразу.
Видимо, мое прошлое мешало ему стать откровенным. Но у нас оказалось общее
увлечение.

Вадим поставил стакан с чаем и с недоумением посмотрел на Лосинского.

- Вас это удивляет, но тем не менее это так, мы оба любим одного
писателя.

- Кафку?

- Ну зачем же столько иронии? Алексея Николаевича Толстого. Да, дорогой
Вадим Николаевич, именно его. И именно от бесед о его познании людей и
мира мы перешли к нашим беседам.

- Но все же, почему Суханов бежал?

- Знаю лишь одно; как-то он выяснил, что дядя Наташи - не дядя, а
любовник, и понял - она растоптала его чувства и жизнь. Он бежал, чтобы
мстить.

- Вы знали о подготовке к побегу?

- Даже если бы я знал, неужели я повесил бы на себя лишнюю статью,
которая формулируется как недонесение о преступлении? А потом, я не
посоветовал бы ему это делать.

- А что бы вы посоветовали?

- Я бы посоветовал написать вам письмо.

- Мне лично?

- Нет. Вашей службе вообще.

- Александр Петрович, кто такой Каин?

- Подручный этой сволочи Хомутова.

- Что вы знаете о нем?

- Ничего. Только имя - Юрий. И знаете, почему я вам об этом говорю?
Узнав, кем был Хомутов, я через третье лицо сообщил о нем.

- Вы?!

- Да, представьте себе. Конечно, я преступник, это понятно. Но война
застала меня в Смоленске, и я насмотрелся на таких, как Хомутов. Немцы
были всякие.

Злые, добрые, снисходительные. А эти... Они выслуживались, соревнуясь в
жестокости и подлости. Но это я говорю только вам.

- Спасибо, Александр Петрович. Скажите, вы освободитесь через два года
и что дальше?

- А что я умею, Вадим Николаевич? Только то, что умею.

- Неужели все по новой?

- Знаете, если вы опять будете брать меня, обойдитесь без мороженого. Я
не носил и никогда не буду носить оружия.

Вадим поднялся, протянул Лосинскому руку.

- До свидания, Александр Петрович. Помните, вернетесь, я помогу вам. С
вашей головой можно принести много добра.

Лосинский усмехнулся. Он поглядел вслед уходящему Орлову, думая, что
слишком поздно ему менять профессию.

Корп ждал внизу.

- Ну как, поговорили?

- Да.

- Удачно?

И внезапно Вадим понял, что этот мастер комбинаций, сам того не желая,
подсказал ему единственный правильный ход.

- Ермаков у себя?

- Конечно.

- Он мне срочно нужен. Мне необходимо связаться с Москвой.

Ермаков колдовал над картой, расставляя на ней понятные одному ему
флажки.

- Анатолий Кириллович, нашли Суханова?

- Да, видите эти флажки, завтра он будет задержан.

- Анатолий Кириллович, а он не сможет уйти изпод контроля?

- Исключено.

- Тогда слушайте.

И Вадим изложил Ермакову суть дела.

- Я это не решаю, Вадим Николаевич, мне нужно распоряжение.

- У вас есть ВЧ?

- Конечно.

- Я позвоню в Москву.

- Пойдемте на узел связи.

Полковник Губин служил в МУРе давно. Он помнил Осипова, Тыльнера,
Ляадреса, Данилова. Да вообще он многих помнил и со многими работал. Ему
давно уже пора было на покой. Он и сам понимал это и даже два рапорта
подавал. Но его просили остаться. Он ушел с активной оперативной работы и
подключался только к разработке особо сложных операций.

Когда-то благодаря ему взяли Филина, это его память и ум аналитика
позволили точно и быстро составить план мероприятий по ликвидации
преступной группы.

Сейчас он работал в архиве, писал книги по истории МУРа, которые с
удовольствием печатал "Юриздат", преподавал в средней школе милиции.

Он был высок, сухощав, всегда подтянут. После ухода с конкретной
оперативной работы Губин не снимал полковничьей формы, которая сидела на
нем так, что молодые сотрудники постанывали от зависти. Каждое утро
подтянутый, корректный, не позволяющий себе никаких вольностей и требующий
от других безусловного уважения, он появлялся на работе. Но что бы ни
делал полковник Губин, все знали: документы, подписанные им, можно не
проверять. Иногда Кафтанов поручал ему дела, требующие особой деликатности
и такта.

Так случилось и на этот раз.

Губин ознакомился с документами, ушел к себе, проверил кое-какие бумаги
и попросил у Чигарина три личных дела уволенных из органов офицеров.
Полдня он звонил по телефонам, встречался со стариками муровцами, потом
попросил дежурного по Управлению дать ему на час машину и привезти в МУР
гражданина Тохадзе, проживающего, как ни странно, в гостинице "Космос".

В гостинице, куда не каждый командированный смог бы попасть. Но нынче
многое изменилось. Появился термин - деловые люди. Под этой категорией
подразумевались люди, могущие все. Правда, наконец-то взялись за них.
Серьезно, как надо. Сначала за тех, кто патронировал им, а потом и за них.

Машина привезла Губина к дому 26 по Грузинскому валу. Он вошел в этот
огромный двор и сразу увидел того, кого искал. На лавочке среди мирно
беседующих пенсионеров сидел человек лет пятидесяти пяти, седой, с испитым
лицом. На лацкане его серого костюма разместились три ряда колодок, с
правой стороны отливал эмалью знак "Отличник милиции".

- Савельев, - окликнул его Губин.

Савельев поднял глаза и улыбнулся показно радостно, улыбнулся так,
чтобы все видели, как близок он с этим подтянутым полковником.