— А что на самом деле произошло на острове?
— Ничего особенного, — сказал Кацуба. — Володю я послал сплавать туда на разведку, вышло легонькое недоразумение, он человек мирный и первым не стреляет, но коли уж начинают в него лупить, вынужден отвечать. Вот и образовалось два жмурика. А кораблик повредило мимоходом. Где трупы, кстати? Которых с помпой объявили жертвами нашей неосторожности?
— Отправили в Москву, — сказал капитан. — Спецрейсом.
— А помешать вы…
— Слушай, майор… — досадливо сказал капитан. — Насчет этих сраных инженеров, обосновавшихся на безымянке, у меня есть особое указание из центра — ввиду серьезности работ не только не приставать с глупыми вопросами, но и близко не подходить.
— Откуда указаньице-то?
Капитан достал из кармана блокнот в треснувшем пластиковом переплете, нацарапал несколько слов, показал Кацубе, потом Мазуру.
— Ну, это — да, — сказал Кацуба раздумчиво. — Это, конечно, верхи… Поневоле вытянешься в струнку. Только мы ведь все тут прекрасно знаем, как выдаются в центре подобные индульгенции, а? Федя приходит к Васе и просит подмахнуть бумаженцию для хороших ребят… Если сам не в доле, а бывает и так…
— Бывает, — согласился капитан. — Но приказ есть приказ. И, признаться, поначалу полагал, что это — нечто особо секретное, какие-то спецработы, до которых унтеров вроде нас отроду не допускали. Так с Савичем и порешили, обкашляв. Но теперь все меняется. Однако приказ…
— Значит, свой корабль на остров не пошлешь? Там много интересного можно найти…
— Уж не посетуй, не пошлю, — признался капитан. — Даже теперь. Сам все понимаешь.
— Да я и не настаиваю… — сказал Кацуба. — Понимаю твое положение.
— Положение… — и капитан в нескольких смачных фразах охарактеризовал это положение. — Я задницей чувствую, что здесь происходит нечто суперпоганое. И беда даже не в том, что у меня нет возможности хоть что-то вскрыть — я вообще не уверен, что это имеет к нам прямое отношение…
— Иностранцы зачастили… — протянул Кацуба.
— Брось. Не вижу никакого шпионажа. Негде здесь шпионить по-настоящему, майор. А что до контрабанды — опять-таки не вижу ее предмета. Рыбой мы не занимаемся, а ничего другого отсюда нелегально и не вывозили. В Завенягинске бывают любопытные дела, но нас это не задевает…
Савич встрепенулся, услышав стук в дверь. Подошел, приоткрыл, предварительно тихо осведомившись: «Кто?» Ввалился рослый сержант — один из тех, что брали Мазура, — развел руками:
— Не было там никакого «газика», тарищ капитан. На «Звезде» говорят, что не заметили, когда он пропал и куда, я спрашивал у вахтенного…
Не успел сержант выйти, как Кацуба нешуточно хлопнул себя кулаком по лбу:
— Честно признаюсь — болван… Что мне стоило крикнуть ребятам со «Звезды», чтобы присмотрели…
— А что за человечек там был?
— Интересный человечек, — сквозь зубы сказал Кацуба. — Готовый поделиться кое-какой информацией. Ладно, капитан, ты себя не виновать — с одной стороны, из-за вас мы его упустили, с другой — подозреваю, он имел дело исключительно с посредниками. А значит, не столь был и полезен.
— Не пойму, зачем машину угнали? — подал голос Савич.
— Я тоже, — кивнул Кацуба. — Если бы его утащили или пристукнули на месте, все было бы понятно. Но зачем им старый «газик», ума не приложу. Однако по своей всегдашней привычке ждать в непонятном пакости рискну предположить — неспроста…
— Ну, это уж ты загибаешь, майор, — покачал головой Величко. — Чересчур заумно. Бросят где-нибудь.
— Вот то-то, — кивнул Кацуба. — И бросят его с нашими пальчиками, которых там, внутри, несчитано. Знать бы только, где бросят? Хотят повесить на нас жмурика-Владимирыча? Нет, шатко и зыбко… Мэра из него хлопнут? Нет, мэр пока им нужен, не пришло еще время из игры его убирать…
— Хотите дурацкую идею? — сказал Мазур. — Я бы на их месте этот «газон» оставил где-нибудь на площади, оставив там предварительно баллон с отравой. Повернул краник и пустился бежать со всех ног. И мы снова в дерьме.
— Нет, — подумав, заключил Величко. — Чересчур примитивно. Мэр, конечно, опять будет плести невесть что, но я-то всегда могу обеспечить вам алиби. Серьезный человек должен это понимать, многие видели, как мои парни вас вязали… А для мэра достаточно и той свинюшки, которую он вам уже подложил.
— Да я сам понимаю, — хмыкнул Мазур. — Просто пытаюсь от безысходности мозгами шевелить…
— Итак, господа офицеры, что же мы имеем? — спросил Кацуба. — Собственно, мы достигли одного-единственного — теперь вы знаете, кто мы такие, а мы можем в случае чего на вас рассчитывать… — он поднял ладонь, — я не про остров, капитан, не надо ерзать… Вот и все. В остальном ни на шаг не продвинулись после данной встречи на высшем уровне. Ни вы, ни мы. Я неправ?
Общее молчание свидетельствовало, что он как раз прав.
— Знаем, что кое-кого чертовски интересует конкретный кусок бесплодной территории, — подытожил Величко. — Что ради того, чтобы отхватить ее в собственность под видом заповедника, затрачены адские усилия, задействованы неплохие профессионалы, положена куча трупов. Что идет поддержка… ну, не с самых верхов, однако с внушающих безнадежность вершин. В туристский бизнес я не верю. А вы?
— Ни капельки, — сказал Кацуба. — И в клады тоже. Никакой клад не стоил бы таких усилий. Да и какие тут клады? Смех один. Может, там золото?
— Нет там никакого золота, — сказал Савич. — Я специально интересовался. Сколько стоит Тиксон, нет ни одного упоминания о том, что кто-то пытался искать здесь золото.
— А «Вера» постоянно со всем происходящим увязывается… — сказал Мазур.
— Ну, если обкатывать версии… — откликнулся Кацуба. — Почему бы и не предположить, что все странности вокруг «Веры» — есть грандиозный отвлекающий маневр? Случались примеры и масштабнее.
— Даже так? — прищурился Величко.
— Хватает примеров, — сказал Кацуба. — И каких…
— Подожди, — сказал Мазур. — Те аквалангисты даже не знали, что мы обыскиваем «Веру». Они просто плыли туда и волокли подрывной заряд, строго говоря, не они на меня напали, а я их поставил в условия, когда приходится драться.
— Ну и что? Это, в общем, версии об умышленной дезинформации не противоречит, — упрямо гнул свое Кацуба. — Ну почему мы решили, что с «Веры» непременно должны были что-то поднять? Лейтенант, вы в самом деле проверили насчет золота на сто процентов?
— На сто два, — заверил Савич.
— Вот… Никакой «клад купца Дорофеева» не укладывается в головоломку. Золота нет. Медь выработана. Во времена Дорофеева о редких, экзотических металлах слыхом не слыхивали и разведку на них не вели. Тупик… — Он глянул в окно. — Темнеет, ребята. До города подбросите? Все равно ничего не высидим, верно вам говорю…
— О чем разговор, — столь же уныло сказал Величко. — Слушайте, а вас там не хлопнут?
— Ручаться, конечно, нельзя, — серьезно сказал Кацуба. — Могут и хлопнуть. Но лично я — не из оптимизма, а из холодного расчета — верю, что мы еще поживем. Мы им нужны живые — чтобы вешать собак, науськивать журналистов и обвинять во всех смертных грехах. Конечно, может наступить момент, когда мы им потребуемся дохлыми, — но в том-то и игра, чтобы угадать заранее.
— Ну, как хотите, — сказал Савич. — Люди взрослые, вам решать. Сейчас схожу, подгоню машину… может, чайку? — спохватился он.
— А стопаря не найдется? — серьезно спросил Кацуба.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
В кромешной тьме
— Что-то словно бы неправильно… — сказал Савич, включая дальний свет.
Они встрепенулись, посмотрели вперед через спинки передних сидений, но никаких неправильностей вроде бы и не обнаружили.
— В смысле? — спросил Кацуба.
— Ага, вот оно что… Света нет. Вон там уже начинаются дома, но ни единого огонька не вижу…
Вскоре в лучах фар показались вышеупомянутые дома — серые пятиэтажки, и в самом деле стоявшие совершенно темными коробками, разве что в некоторых окнах светилось бледное колышущееся сияние.
— Часто у вас такое веселье? — спросил Кацуба.
— Бывает, конечно, но давненько уже не случалось. Слава богу, уголек в этом году завезли. У города своя ТЭЦ, у порта своя, работает вполсилы, а это, выходит, на городской что-то приключилось…
Чем дальше они продвигались в глубь Тиксона, тем сильнее убеждались, что неполадками локального масштаба, когда света лишается квартал, а то и несколько, тут не пахнет. Стряслось что-то посерьезнее — весь город был погружен во тьму, не горели уличные фонари (впрочем, и в обычные дни частенько отключенные), дома по обе стороны улицы казались откосами темного оврага. Редко-редко в окнах зыбко маячил огонек свечи или метался луч фонарика. Ожившая иллюстрация к заигранным рассуждениям о том, насколько современный город беззащитен и чувствителен к малейшим капризам систем жизнеобеспечения. Сбой с электричеством — и город напоминает призрак, неведомо откуда всплывают древние страхи, беспросветная безнадежность, руки опускаются. Конечно, подавляющее большинство народа хоть и помнило прекрасно, в какой стране живет, не догадалось запастись свечами или керосиновыми лампами, а может, сюда и не завезли ни свечей, ни ламп, ни керосина…
Машина вильнула, объезжая кучку людей, и не подумавших уступить дорогу. Мазур разглядел, в чем тут дело: витрина магазинчика на первом этаже сталинского дома оказалась выбитой, оттуда вываливались воодушевленные аборигены, прижимая к груди охапки бутылок, другие лезли им навстречу, стояла толкотня, давка, суета…
О металлическую крышу «уазика» звонко разбилась бутылка, пустая, судя по дребезгу. Савич прибавил газу. Отчаянно засигналил, разогнав очередную кучку выпивох, торчавших посреди темной улицы. Далеко впереди замелькали ало-синие вспышки — наперерез «уазику» промчалась милицейская машина, слева направо. Взвыла сирена, тут же умолкла.
— Дела, — сказал Кацуба. — Разгулялся народишко… и на расейский менталитет не свалишь — когда в Нью-Йорке однажды на сутки свет отключали, там творился паноптикум и почище… Или это в Чикаго было? Не помнишь, Вова?
— Не помню, — сквозь зубы откликнулся Мазур. — А народ и в самом деле что-то распустился… Часто у вас так?
— За три года первый раз вижу, — признался Савич. — Смотрите, и там магазин трясут…
— У тебя фонаря не найдется взаимообразно?
— Да валяется где-то под сиденьем, посмотри. Нашел?
— Ага.
— Только я батарейки давно не менял, чем богат… Слушайте, может, повернем? Уж где-нибудь вас приютим… или на корабль вернетесь, что-то мне такой разгул страстей определенно не нравится, неспроста…
— Перебедуем, — подумав, сказал Кацуба. — Если тут очередной поганый сюрприз, лучше быть в гуще событий. Вряд ли нам новый митинг протеста устроят, в темноте митинговать как-то несподручно, я таких прецедентов что-то и не припомню…
— Литва, — обронил Мазур.
— А… Ну, там был не митинг, а классическая атака с серьезным оружием. Помню я этот «митинг», и по гроб жизни не забуду…
У очередного разгромленного магазинчика, мимо которого они проехали, властью был уже наведен относительный порядок: стояли два «лунохода», к одному волокут орущего мужичонку, но других пленных не видно — успели, видимо, юркнуть в темноту. Подсвечивая фонариками, по битому стеклу бродят милиционеры, ало-синие вспышки посреди окружающего мрака смотрятся вовсе уж жутко…
Савич высадил их у гостиницы, еще раз, чисто для проформы, предложил вернуться на корабль, но, вновь получив отрицательный ответ, попрощался и уехал. Они вошли в непроглядную темень вестибюля. Фонарик, и точно, светил совсем слабо. Остановившись, Кацуба поменял местами батарейки — лучик стал чуточку поярче.
Вдали мерцала свеча — за стойкой дежурный. Они пошли туда, словно гоголевские бурсаки, заблудившиеся в чистом поле. Из ресторана, как ни странно, доносились отголоски хмельного веселья — там при свечах невозмутимо прожигали жизнь местные представители бомонда.
— Кто тут? — настороженно окликнула их незнакомая, совсем молодая девчонка. — Вам что?
— Ключи от нумеров, прелестная, — раскланялся Кацуба. — Двести шестой и двести девятый.
— А, явились… — протянула она с непонятной злостью. — И не страшно вам теперь по городу болтаться?
— А что? — невозмутимо сказал Кацуба. — Мы люди непугливые, темнота, как известно, — друг молодежи…
Она швырнула ключи на стойку так, словно кидала грошик надоевшему нищему, нывшему под окном с утра до обеда:
Березин Федор
Посняков Андрей
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна