исчезла - может, валяется в ванной или утепляет холодильник. А в довершение
к этой картинке - добрый молодец с топором! Весьма законный повод
возмутиться. Уверен, девять женщин из десяти сказали бы: ?Ах ты,
мерзавец!..? Реакция десятой была бы, вероятно, энергичней, с упоминанием
ненормативной лексики. Но моя принцесса лишь поглядела на меня, на
творившийся вокруг разор и улыбнулась. Потом промолвила:
молоток?
словами я вышиб заднюю стенку шкафа. Протяжно заскрипели гвозди, доски с
грохотом рухнули в мою прихожую, сверху посыпалась штукатурка, и, будто
салютуя воссоединению, взметнулись клубы пыли. Я раскашлялся, Дарья чихнула,
а Петруша пронзительно завопил: ?Карр-раул! Рр-рифы по куррсу! Прр-ротечка,
прр-ридурок!?
вполне приличный холл. Птичка моя уже озиралась по сторонам, вертела
каштановой головкой и, кажется, мысленно расставляла мебель: диванчик -
туда, столик - сюда, а вот на эту стену - полочки и что-нибудь яркое,
акварель или батальное полотно. Скажем, Рыжая Соня убивает гиперборейского
лазутчика? Разумеется, кочергой.
произнесла:
выходить? Знаешь, боюсь я этой площадки, темно там и страшно? Я внимательно
посмотрел на нее - то ли шутит, то ли правду говорит?.. И о чем - заметьте!
- думает? Какие там мысли вертятся под каштановыми кудрями - кроме тех, куда
приткнуть диванчик?
глазки, сдвинув ножки в итальянских туфельках, и будто бы чего-то ждала. Я
решился, бросил топор на груду досок, обнял ее и кивнул в сторону пролома:
Утвердительный взмах ресниц. Та же манера, что у Косталевского, но у женщин
это получается гораздо выразительней.
к официальным обязательствам?
моей ладонью колотится ее сердце.
лежали в постели и шептались в темноте, в гостиной наметилось шевеление,
будто Петруша расправлял крылья, проверяя клетку на прочность, или
шебуршился так, для моциона. Он скрипел, возился, щелкал клювом и вдруг
внятно, с паузами в нужных местах произнес:
по-коррно!
милый?
объяснил я, поднялся и дал Петруше банан.
Глава 20
облачка, ветер спит, солнце сияет так, будто под ним не карельские мрачные
сосны, а андалусские пальмы и оливы. Проводив Дарью, я позавтракал, сложил
стопкой доски от разбитого шкафа и плотно их перевязал. Затем подошел к
окну, присмотрелся, однако знакомых топтунов не обнаружил. Ни Джеймса Бонда,
ни рыжего Койота, ни Итальянца, ни прочих остальных. Зато появились два
новых типа, коренастые и с усиками - вероятно, крупные специалисты по ловле
блох. День предстоял ответственный, и Скуратов, надо думать, выделил лучших
из лучших, не позабыв усилить их автотранспортом - ?девятка? ?Жигули?
дежурила, как обычно, со стороны проспекта. А коренастые-усатые сидели на
лавочке, но не на той, что у песочницы, а ближе к мусорным бачкам.
метров гипнотизировать не умею, мне надо ближе подойти, чтобы бабахнуть
прямой наводкой. А вдруг не подпустят? Встанут и смоются? Бегать за ними мне
не хотелось, а потому был нужен повод. Мусорные баки, например. Я вернулся в
спальню. Там, на прикроватной тумбочке, рядом с лампой-маячком, стояли розы.
Все пять, и каждая - в своем кувшинчике. Пахли они одуряюще и выглядели
абсолютно свежими, не исключая и той, что побывала у Дарьи в волосах.
Несомненно, питающий их бальзам обладал огромными животворными силами.
Вполне достаточными, чтоб поддержать в одном горшочке существование двух
цветков.
предосудительным она не пахла) и заткнул емкости пробками. Потом спрятал два
кувшинчика в сумку, вместе с конвертами, бумажником и сигаретами, сумку
повесил на плечо, доски взял под мышку и спустился вниз. Этакий
хозяйственный мужчина: сломал в своей квартире шкаф и тащит доски на
помойку. Чтобы добро не пропадало, и граждане, охочие до досок, могли
попользоваться ими. С толком и в полное свое удовольствие.
оставив ее у кирпичного паребрика за мусорными баками, ощупал браслет на
правой руке и неторопливо зашагал обратно к подъезду. Как раз мимо лавочки,
где сидела пара усатых. Там внезапно притормозил, дернул вверх рукав свитера
и произнес:
мастера? По виду, так крупные специалисты? Сработало! Они дернулись и
застыли, не спуская глаз с гипноглифа. Темная обсидиановая спираль мерцала
на моем запястье, перемигивались в ней крохотные серебристые огоньки, и два
человека с окаменевшими лицами глядели на нее - глядели так, будто явился им
сам Моисей, груженный скрижалями Завета. В глазах их была покорность. Глаза
казались плоскими, будто бы даже оловянными, и в них не отражалось ничего -
ни мысли, ни яростного гнева, ни экстаза любви, ни желания вспомнить или
забыть. Ничего такого, что порождали другие амулеты? Страшное зрелище!
элемент:
играть не полагается. То есть я это и раньше понимал, но понимание
происходило от логики, от рассудка, а чувства - те, что питаются
неосознанными желаниями, - подсказывали совсем иное. Гипноглиф власти у меня
в руках? владеющий им - Повелитель? Владыка Мира, которому все позволено и
все доступно? завоеватель и мессия в одном лице, Вождь и Отец народов? Или -
проявим скромность! - Господин. Хозяин над душами людскими, диктующий, что
плохо и что хорошо, какие желания греховны, какие - праведны, кого надлежит
распять, кого отправить в лагеря, кого бомбить, какие страны сжечь, каким
идеям верить? Искус, великий искус, дьявольский соблазн, которого не
выдержал мой сосед!.. Бывший сосед, а ныне покойник Арнатов Сергей Петрович.
собачьим взглядом. Такого взгляда в России теперь не встретишь, не та эпоха
и не тот электорат: так, наверно, глядел на Сталина комбайнер, когда ему
вручали за ударный труд. Я приземлился. Сказать по правде, ноги меня не
держали. Не гожусь в повелители и вожди! Видно, харизмы не хватает.
животе растаял, и только испарина холодила лоб. Давно я таких встрясок не
испытывал. Даже ворочая трупы в морге? Но те были абсолютно мертвыми, а эти
- как бы живыми. Но в то же время и не живыми: ведь человек, попавший под
беспредельную власть другой личности, мертв. Несомненно мертв - как полено
под топором дровосека.
вибрирует, подобно натянутой струне. - От Скуратова Иван Иваныча?
прислал?
казалось, он был счастлив услышать похвалу.
двадцать минут, затем проснетесь и до вечера останетесь бодрыми и свежими. О
нашей встрече - забыть. Продолжать наблюдение за подъездом. Докладывать
начальству по мере надобности.
Конечно, можно было обойтись без театральных эффектов, но я хотел выяснить
пределы своей власти. Похоже, Косталевский меня не обманул: она была полной,
неограниченной и беспредельной.
поднял их, бросил в мусорный бак и быстрым шагом направился к метро.
Разумеется, дворами, чтобы не наткнуться на сидевших в ?жигуле?. Амулет в
футлярчике из-под часов жег мне запястье, словно плоть моя была поражена
гангреной.
***
Русанов Владислав
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Андреев Николай
Круз Андрей
Каргалов Вадим