сердечно-сосудистые. То и дело Келюса охватывало странное оцепенение,
мешая сосредоточиться, думать, даже взять в руки детектив. Перед глазами
начинали всплывать странные картины - дикая смесь виденного за последние
недели. В ушах слышались непонятные голоса, а кровь в висках то и дело
начинала стучать короткими злыми пульсами: "Нарак-цэмпо... Нарак-цэмпо...
Нарак-цэмпо..." В такие часы Келюс мог только лежать, закрыв глаза и
укрывшись с головой одеялом.
рядом. В такие минуты Лунин чувствовал странную общность их судеб, хотя,
казалось, даже сама мысль об этом должна была пугать. Да, с ним
происходило что-то непонятное - для него, но не для девушки. Лунин совсем
не удивился, когда Кора, словно невзначай, посоветовала ему задергивать
днем шторы в комнатах, выходя на улицу, надевать темные очки, а на закате
обязательно лежать, не открывая глаз и не двигаясь. Келюс без особых
колебаний последовал этому совету, и ему стало легче.
библиотеки, на верхней галерее, где обычно бывало малолюдно, что его
вполне устраивало. Полковник обложился подшивками газет, основательно
штудируя комплект "Правды" за 1953 год. Занятие это настолько увлекло
барона, что он даже не заметил, как на его плечо легла чья-то рука. Корф
вздрогнул и чуть было не вскочил, но тут же успокоился: рядом стоял Мик.
Вид у правнука был несколько взъерошенный.
Берия. Начудили, однако, комиссары...
Майкл, хорошо, что тебя встретил!.. Тут такое дело - полный атас...
мраморной лестницы, свернули в курилку. Народу там оказалось немного, и
разговору никто не мешал.
штуку... В отделе рукописей. Еле попал туда, хорошо, одна знакомая
помогла...
читать вздумал?
продолжил свой рассказ.
Корой, он упомянул и о святом Иринее. Правда, дхар и сам не особо вник в
смысл сказанного Варфоломеем Кирилловичем, но Плотников вынес из всего
услышанного одно: святой Ириней, о котором он имел весьма смутное
представление, мог каким-то образом снять заклятие, наложенное на Кору.
библиографического отдела помогла подобрать необходимую литературу. К
сожалению, ни в "Словаре русских святых", ни даже в "Великой Минее" ничего
подходящего Плотников не почерпнул. Ириней оказался иностранцем, и
сведения о нем имелись настолько скупые, что Мик было совсем отчаялся.
тоталитаризма и коммунистической диктатуры варили превосходный кофе, он
заметил молодого парня в рясе. Мик немедля пристроился рядом и, будучи
человеком общительным, узнал много любопытного.
Иринее немало интересных подробностей, но, самое главное, вспомнил, что в
отделе рукописей имеется труд французского монаха Гийома де Ту, известного
также под именем Овернский Клирик, целиком посвященный именно святому
Иринею.
огромный том в потемневшей коже с большими медными застежками. Фолиант
оказался настолько редким, что Плотникову не дали даже самому эти застежки
расстегнуть. Так или иначе, но вскоре Мик смог полюбоваться великолепными
заставками и уникальными цветными миниатюрами. К сожалению, большего ему
книга не дала. Овернский Клирик писал, естественно, на латыни, причем, как
подчеркнула всезнающая сотрудница отдела, не на языке Цицерона и Ливия, а
на "кухонной латыни" средневековья, понимать которую было особенно
затруднительно. Увы, всезнающая сотрудница "кухонной латынью" не владела,
и расстроенный Мик отправился обратно в основное здание библиотеки, где и
встретил кузена Майкла.
Гийома де Ту о святом Иринее не мог подпадать под эту категорию, но что-то
заставляло Корфа быть настороже. К тому же его гимназическая латынь
изрядно рассеялась за фронтовые годы, и, кроме обязательного "арма, армо,
армэ" и "аморе, море, оре, ре, е" в голову ничего латинского не приходило.
прекрасными миниатюрами, изображающими различные эпизоды из бурного жития
Иринея. В тексте удалось опознать несколько знакомых слов, но, после
получасовых попыток, барон посоветовал правнуку признать поражение и
отправиться домой.
Мика. Взглянув еще раз и убедившись, что не ошибся, полковник подождал,
пока они углубятся в тихие арбатские переулки, и там, возле безлюдной
подворотни, внезапно схватил Плотникова левой рукой за плечо. Таиться
больше не имело смысла, и смущенный Мик извлек на свет Божий внушительного
вида клинок в кожаных ножнах.
наследника по поводу взятой для самозащиты семейной реликвии, вынул оружие
из ножен. Тускло сверкнула в неярких лучах вечернего солнца серая сталь.
Барон всмотрелся: перед ним был немецкий егерский нож.
что когда в 17-м коммуняки заварушку устроили, он подарил его деду... ну,
ее брату. А потом...
15-го, после короткой вылазки в немецкие окопы. Германский унтер взмахнул
ножом перед самым лицом барона, но ударить не успел, - Корф уложил врага
из верного нагана. В 17-м полковник и не думал оставлять нож шестилетнему
Вовке. Он просто забыл трофей, когда, спасаясь от красногвардейского
налета, уходил черным ходом из квартиры.
Почему вы все - с оружием, а я - нет?..
шер, носить его надо иначе. Ладно, потом покажу...
священнику и обратился к нему с весьма необычной просьбой. Поначалу старик
даже испугался и хотел отказаться, но, еще раз поглядев на Корфа,
неожиданно для самого себя согласился. Немецкий нож был по всем правилам
освящен, и удовлетворенный полковник отправился в город, размышляя о
многих вещах сразу: от необходимости уберечь неумеху-правнука от серьезных
неприятностей до нерешенной пока проблемы "кухонной латыни".
Он прошел в небольшой зал, который на этот раз был почти заполнен. Похоже,
намечалось какое-то мероприятие. Барон не преминул поинтересоваться, и ему
охотно сообщили, что Собрание намерено разобрать два животрепещущих
вопроса: составление протеста против отделения Малороссии и деятельность
малого предприятия "Мико-Рюс". Полковник лишь пожал плечами, еще раз обвел
глазами зал и наконец заметил в дальнем углу знакомое лицо. Старик
Говоруха сидел в заднем ряду, внимательно наблюдая за Корфом.
Ростислава Вадимовича, поскольку он охотно откликнулся на приглашение
Корфа погулять по прекрасным осенним улицам Столицы. Немного пройдясь,
барон и Говоруха присели на лавочке в скверике, любуясь желтеющими кронами
высоких кленов.
Признаться, подумывал даже вас искать. Вы же теперь, можно сказать,
знаменитость...
видел, как Миша Плотников выступал... А я, знаете, Михаил Модестович,
грешным делом вам не поверил. Походил, поспрашивал, даже в это самое
"чека" запрос послал...
Владимира Михайловича Корфа сыновей. У него вообще семьи не было. Так что
я не ошибся. Никаких Корфов в Канаде нет - по крайней мере, потомков
Модеста Корфа.
Он и был последним Корфом...
Модестович, да и Совдепия ума не прибавила... Да только тебя, Миша, я и на
том свете узнаю! Вначале, признаться, чуть не спятил. Отвык от такого в
эпоху, так сказать, диалектического материализма... А потом понял: нет, не
спятил! И ты, Миша, не самозванец! Именно ты меня за уши таскал...
собственного правнука. - А нечего было наушничать, Славик!
войны Ксения искала тебя, ездила в Харьков, потом в Таганрог. Ей сказали,
что ты погиб еще в 19-м. Ты был курьером, возил какие-то секретные депеши,
и однажды не вернулся... Володя так гордился тобой! У него всегда висела
твоя фотография. И в 20-х, и даже потом, когда началась эта мясорубка...
был не в силах.
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Журавлев Владимир