Чтение 41–й страницы книги ~Я не вернусь~

Значит, я не ошибся...

Паламед покачал головой, поглядел вниз.

Вот я и говорю, мощные стены! Гелиады строили! Это, Диомед, гелиадский язык - Солнечное наречие. Сейчас на нем разговаривают только ОНИ - и мы... Сияющие Третьего Шага не поминают между собой меднокованое небо. Солнечное наречие - сразу поймешь, свой или нет!

Третий Шаг? - растерялся я. - Но... Но ведь ты... Ты не бог?

Пока еще нет! - рассмеялся Эвбеец. - Пока еще нет! Извини, ты, кажется, не любишь, когда я улыбаюсь...

Я не знал, что сказать. Не знал, что подумать. Дядя Эвмел уверен, что в Ахайе сейчас не осталось тех, кому по силам Третий Шаг. И Чужедушец думает сходно...

Я хочу, чтобы ты меня выслушал, Диомед. Просто выслушал. А потом сказал, согласен или нет. Впрочем, можешь перебивать, мне все равно... Лет двадцать назад, после Флегр, после гибели Салмонеева братства, твой дед... Вернее, наши с тобою НАСТОЯЩИЕ деды решили очистить Гею от нас, полукровок. Геракл должен был стать последним Героем... Так?

Что ответить? Смолчать? Солгать? А зачем?

Это так, Паламед!

Кое-кого убили под Фивами, как твоего отца, кое-кого загубили в мелких сварах. Геракла тоже... вознесли на Олимп. Деды и сыновья погибли, остались мы, внуки. И знаешь, не могу ИХ осуждать, наших родичей! Один аэд как-то спел: "Чего не портит пагубный бег времен? Мы хуже наших отцов, наше будет потомство еще порочней!" По сути, мы - выродки! Мы - опасны. И для себя - и для других.

Это так, Паламед...

Жутко было слушать этого улыбчивого, но странное дело - с каждым его словом мне становилось легче. Все, что я передумал за долгие годы, все, чего страшился, как дети боятся теней в углу спальни, становилось понятным и ясным. Словно блеск вражеских панцирей перед атакой!

Но мы хотим жить, Диомед! Мы не люди, не боги - но хотим жить! И Семья пошла нам навстречу, все-таки своя кровь. Восток! Восточный Номос! Слыхал?

Мы должны построить ИМ Грибницы? - усмехнулся я. - Чтобы ОНИ могли вволю вдыхать дым жертвенных туков? Не наелись еще?

Не наелись! - засмеялся Эвбеец. - Эллада уже ИМИ поделена, каждый город, каждая гора, каждый лес, каждая речушка. А ИХ свора прожорливей волчьей! И тут - такая удача! Лет четыреста назад что-то случилось там, на Востоке. Наши Номосы соединились, а ТЕ, кто там раньше правил, - ушли. Куда, почему - не знаю. Восточный Номос теперь без хозяев, Диомед! Без НАСТОЯЩИХ хозяев. А ведь не только Атрей мечтал о Великом Царстве! Кое-кто из НИХ поспешил закрепиться - в той же Трое...

Тюрайос, Черногривый, Киприда, - кивнул я.

Именно. Мой ДЕД успел - прочим на зависть. Ну а остальные, так сказать, жаждут. А кто им поможет, как не мы? Но, увы, ОНИ не договорились. Пошла грызня!..

Я вновь кивнул. И тут наши мысли совпали. Умен, пухлый!

Поэтому твой ДЕД решил направить нас на Восток через Трою. ОНИ решили делить все заново - с нашей помощью. Вот и все!

Я посмотрел вниз. Темно, ничего не видать! Ночь пала на Златообильные. И такая же ночь ждет всех нас. Прав дядя Геракл! Мы - последние. За нами тьма...

И ты решил слегка помочь нашим родичам, о премудрый Паламед! Собрать нас побыстрее - и под Трою. Чтобы меньше мучились!

Слегка помочь, - охотно отозвался он. - Только не ИМ - нам! Восточный

Номос пуст, без Грибниц ОНИ - лишь тени. А если мы просто уйдем? Уйдем подальше, в самую глушь, к Океану, - и забудем о Грибницах?

Что?!

Я даже отшатнулся - настолько простыми и страшными показались мне его слова. Бойся богов, Диомед! Бойся - они сильнее!

Сильнее! Сильнее? За счет наших молитв, наших сил, нашего добра, нашей крови!

А если?..

Паламед!

Я все сказал! - отрезал он. - Все! Сияющему - достаточно! Думай!

Достаточно? ОНИ - не всесильны...

Да! ОНИ - НЕ ВСЕСИЛЬНЫ!

Хотелось крикнуть, заорать прямо в темное ночное небо, в бесконечный простор, в звездное марево Космоса...

И вдруг...

Вспомнилось - перед глазами встало. Агамемнон! Его лицо, когда вчера этот

же сладкоголосый ему, Атриду, про Царство Великое пел - Державу Пелопидов от снегов гиперборейских до песков эфиопских. Как слушал! Как рот открывал!

А я? Просто для меня иная песня понадобилась, на другой мотив, да на другой струне. Все вроде учел добрая душа Паламед! Да вот о прочих душах забыл - тех, кого мы с собой на Восток поведем. Сотни, тысячи! Они-то, небогоравные, просто люди, за что должны гибнуть? За нас? За НИХ?

Папа говорил о Гекатомбе. Вот она - НАСТОЯЩАЯ Гекатомба! Не сотня выродков, искалеченных, безумных, несчастных - а вся Эллада! Тысячи и тысячи!

Подумаю, - бросил я, стараясь не глядеть на его улыбающееся лицо. -

Подумаю, Паламед!

...А здорово накручено! Здорово! Еще бы немного - и поверил!

Пойдем? - как ни в чем не бывало предложил Эвбеец. - Холодает уже. После такого разговора я бы и Диониса помянул!

Угу, - согласился я. - Помянем... Ты говорил о Салмонеевом братстве,

Паламед. Салмоней - это баси-левс Элиды, тот, что себя Кронионом вообразил? А его братство? Тоже Сияющие, как и ты?

Кажется, смутился. Смутился, кашлянул.

Между Сияющими... Между Сияющими не принято спрашивать, если ты не ученик... Ладно, скажу. Салмоней - смелые люди, которые попытались спихнуть наших ДЕДОВ с Олимпа. Ты должен был знать двоих - Ойнея Калидонского, твоего деда по отцу, и Амфиарая Талида...

...Дядю Амфиарая? Того, что так не любил Зевса? Как же, помню! Говорил мне дядя Эвмел!..

Не вышло, жаль! Думаешь, ОНИ сами Салмонеев остановили? Да ничего подобного! Нас же натравили, полукровок! Шепнули этому безумцу Гераклу, что Салмоней людей, видите ли, в жертву приносят...

...И дядю Геракла Амфиарай Вещий не любил! Теперь ясно, за что!

Да только не сказали, скольких в ИХ честь каждый год убивают. Режут, на алтарях жгут. ИМ можно - нам нельзя!

Горячо говорил Паламед, сын Навплия, искренне. Так Горячо, что уверился я - обман. И тут обман! Не врет - но и всей правды не говорит, сладкоголосый! К чему умному лгать? Умный правду жертвенным ножичком разделает, на огоньке подпалит и на блюде подаст - по частям. Ешь! А он ведь умный, Паламед, серебро с царской печатью выдумал!

Вдохнул я прохладный ночной воздух, глубоко вдохнул и проговорил, тихо-тихо, одними губами, чтобы и самому не слышать:

Обман!

* *

Чего я не ожидал - так это толпы. Высыпали к Ми-кенским воротам, за стены выбежали, дорогу запрудили. В фаросах, плащах, драных хитонах, меховых накидках (это летом-то!), просто в повязках набедренных:

Ванакт Диомед! Диомед! Ди-о-мед! Ди-о-ме-е-ед! Ощетинились мои куреты, подобрались, за копья взялись. Я и сам диву дался: с чего бы это? Почти каждый месяц куда-нибудь езжу, и хоть бы раз кто ванакта, богами над Арголидой поставленного, вышел встретить. А тут! Мятеж, что ли? Или возлюбили меня в сердцах своих, пока я в отсутствии пребывал? И опять-таки, с чего?

Диомед! Ди-о-мед! Ванакт! Ванакт! Хай! Ха-а-ай! Окружили, руками потянулись. Вот и работенка у ге-тайров появилась. А то заскучали они в нашем Аргосе!

Ва-а-ана-а-а-акт! Ха-а-а-ай! А тут я и Капанида узрел - на колеснице золоченой, в фаросе, в венце. Да не одного, с Киантиппом...

Ха-а-а-ай! Аргос! Аргос! Арго-о-о-с!

...Фу ты, гарпии с ламиями! Дионис-Бромий к нам заглянул, что ли? Слыхал я, бывали тут в старину вакханалии, весь город дрожал!..

Тидид! Тиди-и-ид! .

Хвала богам, Сфенел! Сейчас объяснит!

Дядя Диомед! Дядя Диомед! Ну, Эгиалид! Хорошо еще, гетайры подхватить успели, а то брякнулся бы на землю, басилей богоравный!

Да чего тут у вас, Капанид? Удивился, моргнул, бороду огладил.

Ну так ведь... Народ! Ты послушай

Дядя Диомед, дядя Диомед, тебя любят, тебя все встречать пришли! А ты говорил...

Погладил я Киантиппа по нестриженым волосам (пора, пора стричь!), поправил венец золотой, что на ухо ему съехал...

Послушать? - - Троя! Троя! Тро-я! Диомед! Диомед! Тро-о-оя-я-я!

Ах, вот оно что!

Веди нас на Трою, ванакт! На Трою! На Тро-о-о-ю-ю-ю1. Не нужны нам микенцы, ты веди! Веди-и-и! Ясно...

И давно она пролетала?

К-кто? - опешил богоравный Анаксогорид. - К-куда пролетала?

Как кто? - вздохнул я. - Кера, понятно! Оказалось - давно, почти сразу же после моего отъезда. Сначала на агоре закричали, потом - по улицам шум пошел. Сперва Елену с Парисом кляли, потом подвигами дедов-прадедов хвалились (Персея Горгоноубийцу - и того не забыли!). А затем к Лариссе пошли - оружия требовать. Наши, аргосские, пошли, а следом из Тиринфа прибежали, из Лерны, из Трезен - отовсюду. Кто-то уже таблички завел, списки пишет - героев-добровольцев...

На Трою! На Тро-о-ою-ю-ю-ю!

Вот вам и Золотой Век! Сами на Гекатомбу спешат! Хорошо еще, не Этолия здесь - криком дела не решаются.

Дядя Диомед! Дядя Диомед! А ты меня под Трою возьмешь?

Волнуется Киантипп, на колеснице подпрыгивает. Ну, он-то ладно. Я в его годы тоже геройствовать рвался. Но остальные вроде как постарше будут!

Да-а, громко Кера прокричала! И похоже, не только она...

Капанид, стражу на улицу! Всех - по домам! Вежливо! Вежливо! Уговаривать!

Но чтобы через час пусто было!

Чешет Сфенел свою репку, снова моргает - изумленно этак:

А зачем, Тидид? Ведь Троя!.. Ты послушай, послушай!

Да чего тут слушать, Капанид? Или блеяния овечьего перед алтарем не слыхали? Овцы блеют - а жрецы ножик бронзовый вострят. Или каменный - как у моих куре-тов!..

Эге, уже не блеют! Поют!

Диомед теперь наш главный, Диомед над всем царит, Все лежит на Диомеде,

Диомеда слушай все! Диомед над войском правит, он над Аргосом старшой. Диомед, тебя мы любим! Ты на Трою нас веди!

И следом - дружно, в сотню голосов:

Медью воинской весь дом блестит, Весь оружием полон дом- Аре ю в честь!

Трое проклятой скоро горсть! И возьмет ее с нами вместе Царь Диомед!

Эй, аргивяне, острите мечи! Ждет нас море, ждет нас поход, Победа ждет!

Капанид улыбается - доволен, простая душа, и Киантипп улыбается. Почему же

мне невесело?

* *

Мантос! Нужно найти одну женщину. Жрицу...

Э-э, ванакт Диомед! Зачем слова тратить, зачем объяснять? Сейчас привезем твою госпожу, оглянуться не успеешь, моргнуть не успеешь - госпожа Амикла здесь будет!

Ты!.. Не смей! Просто найди ее и скажи... Нет, ничего не говори, просто найди. Я... Я сам!..

* *

Это по всей Ахайе, Тидид! - Дядя Эвмел отложил в сторону папирусный свиток (аж с Кипра!), устало потер глаза. - Знаешь, такого никогда еще не случалось. Если начнется война - это будет первая всеахейская война. Может быть, Елена, сама того не желая, объединит нашу зем|лю. Или погубит, не знаю... Но мы уже не останемся прежними...

Я Я пожал плечами. Меньше всего хотелось думать о войне. Если Мантос поспешит, он вернется скоро, очень скоро... Что я ей скажу? Про серебристый свет, про ветер над лесом? Про то, что все теперь будет иначе? А как - иначе? Наши обычаи несокрушимее Трои, будь она трижды...

Дядя Эвмел, но ведь Троя тоже хочет войны! Он усмехнулся тонкими бесцветными губами (эх, дядя, совсем ты плох стал!), худые пальцы ударили в столешницу:

Там то же самое, мой мальчик. Азия против Европы! Это тоже впервые.

Знаешь, недавно услыхал новое словечко - "варвары". Это те, чья речь нам непонятна: "варвар" - и все. Мы начинаем осознавать себя, Тидид! Вместо рода, племени, фратрии - народ, единый язык...

Все это нужно живым! - перебил я. - Живым, дядя! Если мы погубим нашу молодежь под Троей, сами сгинем - кому к воронам собачьим будет нужен этот единый язык! Я не о поражении говорю. Но иногда победы - хуже поражений!

Дядя не ответил. Нащупал палочку, с трудом привстал, зацепил локтем одну из табличек... Тр-р-ресь!

Ох ты! Кентавр в посудной лавке! Представляешь, Тидид, я уже и наклоняться не могу. Надо кого-нибудь позвать...

Не надо, я сам!

Табличка разбилась ровно на пять частей. Первая, вторая... пятая.

О чем это, дядя? - поразился я. - "Лигерон Пелид на Скиросе"? Какой еще

Лигерон? Которого матушка на алтаре жарила?

А я-то думал, что все это - пьяные байки! Лигерон Ахилл - победитель Трои, Геракл - сегодня. И завтра. Но не послезавтра - помрет!

Лигерон, сын Фетиды, - кивнул дядя Эвмел. - Сейчас о нем много говорят...

Ну как же! - подхватил я. - Тот, кто в пеленках воевать пойдет! С кормилицей на колеснице!

Смешно, - согласился он. - А ты слыхал, мальчик, что такое Кронов Котел?

Еще одна байка? Я заранее улыбнулся...

Ванакт!

Хвала богам, Мантос! К гарпиям всех этих Лигеро-нов!

Ну, где она?

Темным было лицо старшего гетайра. Даже глаза потухли. Даже голос...

Ее нет, ванакт!

В храме нет? - не понял я. - Ну, так...

Нет ее, - еле слышно проговорил курет. - Ее больше нет, родич...

Уродливый кривоногий коротышка не стоял - висел, сжатый ручищами гетайров. Намазанное охрой лицо кривилось ужасом, в глазах... Ничего не было в его глазах - пусто.

Тебе лучше сказать, Стрепсиад, - вздохнул я. - Может, тогда я убью тебя сразу...

В храме Афродиты Горы - пусто. Разбежались! Только его и поймали куреты - Стрепсиада-кастрата, главного жреца.

Того самого.

Знаю! - прохрипел (прошипел? пропищал?) он. - Знаю, ванакт! Я умру! Но я

только раб Пеннорожденной... Я лишь раб! Я... я покажу тебе!

Дернулся, засучил ножками.

Хорошо, - кивнул я. - Отпустите! Бухнулся на четвереньки, привстал, резко побежал к алтарю...

Я только ЕЕ раб! Раб! Смотри, ванакт! Ручонка с длинными, ярко накрашенными ногтями указывала прямо на белый мрамор. Надпись? Все еще не понимая, подошел ближе, вгляделся...

АМИКЛА

Красным по белому. Нет, кровавым по белому!

Поскреби ножом... Поскреби...

Я поглядел на Мантоса. Тот кивнул, достал из-за пояса кинжал.

Мраморная крошка сыпалась, падала на гладкий скользкий пол. Но из-под

камня, из самой глубины, все так же проступало ее имя.

АМИКЛА

Я понял - это не писали. Вернее, писали не люди...

Воля богини! Воля богини, ванакт! Раз в несколько лет мы приносим жертву... Кровавую жертву. Только по жребию, только тех, кто сам согласится...

Слова скользили мимо, не задевая, не оставляя следов. Я уже понял.

"- Жреца купишь, волю богини - нет. Боги не бывают добрыми, они мстят, они

не прощают. Но мне уже все равно, мой Диомед, все равно..."

Да, теперь тебе уже все равно, Амикла...

Пять... Нет, шесть дней назад мы увидели... Вначале не поверили, думали - краска. Но потом... Это ЕЕ воля, ванакт! ЕЕ воля! Госпожа Амикла согласилась, сама легла на алтарь...

Звякнула острая бронза, ударившись о гладкие мраморные плиты.

Нет...

...Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее

увидеть. Только плеск - и легкий теплый ветерок.

Тихо-тихо.

Тихо...

Знакомое лицо совсем рядом. В светлых глазах - боль.