Какой я спаситель, если никого не сберег? Путник я, просто путник,
уставший в дороге. А ты, вижу, крепок еще; тебе и идти...
погладил, оглядел сожалеюще и кинул поверх костра, едва не уронив в
уголья.
смешались с узкой клочковатой бородкой, и неясное бормотание послышалось
Феодосию, но это уже не с ним говорил отдавший накидку.
не зная пока еще - куда и зачем, чуть скривляя ступни, зашагал по острым
камням, по шершавому песку, а тот, у костра, так и остался сидеть, низко
опустив голову, погруженный в тягостное раздумье...
быстрее скакали тени, торопясь доплясать до восхода; затекал искристый
туман в глубь трещин и курился над ними, сверкая; по-прежнему тихо было
кругом, а холодная твердь понемножку становилась теплее, откликаясь
дыханию невидимого еще солнца...
пятнышко, и ускорил Феодосий шаг; вот оно совсем еще неразличимо, а вот
приближается, обретает четкость, и словно кричит кто-то там, впереди.
невиданной красоты конь, тонконогий, с нежно изогнутой шеей, с шерстью
теплой рыжевато-золотой масти; не боярский конь, даже не княжеский! самому
кесарю царегородскому такой под стать. Птица-конь! Лежит на боку,
некрасиво растопырив изящные ноги, мутный глаз выкатился из глазницы,
страшно сверкая кровавым яблоком, на бархатных губах - клочья пены, и сами
они изорваны в бахрому удилами. Вскидывает голову конь-птица и кричит
жалобно. А над конем - человек. Широкие, шире татарских шалвар портки на
нем, полосатый халат перетянут кушаком, сабля-полумесяц в простых кожаных
ножнах у левого бока и зеленая повязка на седобородой крючконосой голове.
загнанного подняться, пинает в гневе несчастное диво и хлещет вздымающиеся
бока короткой витой плетью.
исступленно-яростный взор.
шелковой гривы; жуткий, в багровых прожилках глаз медленно закатился под
веко.
понятен. И не сдержался Феодосий, ощутив великую жалость.
бешенством полыхнуло меж ресниц. Нахмурился. Вновь хэкнул. Качнулся край
зеленой повязки, выпущенный на плечо из-под смятых складок. И взметнулась
в воздухе плеть, злобно хлестнув истерзанный конский бок.
положил себе не идти пешком, то ничто уж не могло помочь загнанному чуду.
Слишком силен был опоясанный саблей и безгранично уверен в своем праве
бить. Но в неутихающем, сокрушающем все безумии веры своей был он все же
много бессильнее того, кто сидел у костра...
сострадания. - И ежели дойдешь, узнай: есть ли кто, кроме Него, и разве я
не пророк Его?
вдали, обезумевшее: "Встань! Встань!" - и яростный визг плети...
грел сильно и ровно, разгоняя предутреннюю дымку; марево влажного тумана
понемногу сменялось зыбкой дрожью мельчайшей пыли, взбаламученной таянием
росы, и время изменило свой смысл, и мгновения растянулись - сколько ни
шагай, а все рассвет окрест и рассвет, и было так, пока не возник в
трепетном дрожании испарений совсем близко от Феодосия еще один путник.
Появившись внезапно, шел он размеренным шагом, не спеша и не медля, шел
туда, куда и монах, и радость обожгла Феодосия, ибо нашелся наконец не
стоящий на месте.
затылок, и смешно топорщились круглые оттопыренные уши, и маленькие ноги в
простых сандалиях нет-нет да и показывались из-под просторной, ниспадающей
до пят шафранной хламиды... и нечто такое веяло от небольшой коренастой
фигурки, что ускорил шаги Феодосий и почти побежал, торопясь нагнать и
пойти рядом.
настигнуть.
отстать.
вперед, заступив путь, но, так и не видя, словно сквозь него шагнул
круглолицый длиннобровый прохожий; неземной добротою лучилось ясное лицо,
схожее с солнечным блином цветом и выражением, на устах бродила тихая
отрешенная улыбка, а распахнутые настежь глаза глядели вдаль и
одновременно как бы внутрь и не видели ничего.
однообразно, углубленный в себя, вроде и рядом, а одновременно и удаляясь,
пока совсем не растаял в прозрачном трепете пляшущей пыли; лишь совсем
уходя, услышал, кажется, что-то и приподнял руку, начертав в искрящемся
мареве непонятный благословляющий знак. И ушел, не сказав ничего, да и что
спрашивать у того, кто идет собственным путем, не нуждаясь в попутчике?..
может, всего только вечность. Лишь когда солнце поднялось ввысь и
утомленное тело запросило отдыха, разлеглась впереди, словно подслушав
просьбу, груда камней, отбросивших густую прохладную тень. И присел
Феодосий, вытянув натруженные ноги. Оглядел царапины на ступнях. А когда
поднял голову, встретился со внимательным взглядом темных пламенных глаз.
старик; некогда он был богатырем, но дряхлость взяла свое, и, окутанный
волнами длинных, почти до пояса, изжелта-седых волос, походил он на
ветхое, хоть и поражающее высотою дерево.
ли, отче, для чего зван?
сюда иначе как за истиной. Да не всем дано добрести...
грехом или истиной была Велюшка?.. а измена любви к ведьмачке - истина или
грех?.. нет для истины "или", и в чем Истина?
справедлива, ибо основана на силе, подчиняющей слабость; но это не истина,
это правота стихии и зверя, ибо несомненна. И лишь сомневаясь, человек
становится не зверем, однако же и сомнения, превысив меру, возвращают его
в стаю; нельзя постичь, не зная сомнений; нельзя достигнуть, сомневаясь
всегда. Вот и положен в основу соединения простоты с силой, а силы с
сомнением Закон...
стариковских слов.
добыл каменный свиток, развернутый наполовину.
полузнание же страшнее тьмы. Как об(r)ясню другим, зная не до конца?
блуждал я в пустыне, ведя народ свой, чтобы хватило меня еще и постичь
истину...
бровей зрачки.
протягивая каменную скрижаль.
завершался путь. Кончался рассвет и начинался закат, а на грани их
простиралась первая ступень лестницы, ведущей к Подножью. Ничто не