хвосто-полярной вплоть до моря. Зрители будут приплывать ночью,
выходить в кустах и переваливать в долину.
ставить башенку, она же будет служить и передатчиком ТВФ в километре
от "Темного Пламени". Поднимем мачту со щелевым ультрафиолетовым
излучателем, а их пусть снабдят люминесцентными гониометрами.
белый баллон и чудовище, явившееся из неведомых глубин космоса,
заревело. Два протяжных гудка означали вызов представителя охраны.
что-то делать в стороне от корабля. В этой изрытой оврагами местности
не было ни души, и офицер подал разрешающий сигнал. Волны пыли и дыма
побежали от звездолета, превращаясь в отвесную стену, закрывшую от
наблюдения приморские холмы. Когда дым рассеялся, тормансиане увидели
прямую дорогу, пробитую через кусты и овраги и кончавшуюся на
возвышенной плоскости, где росли редкие деревья с колючими, обвислыми
ветвями. Офицер охраны решил сообщить начальникам о неожиданной
активности землян. Не успел он связаться по радиотелефону с
Управлением Глаз Совета, как из недр "Темного Пламени" выползло
сооружение, подобное низкому, вертикально поставленному цилиндру, и,
величественно переваливаясь, отправилось "по только что проложенной
дороге. Через несколько минут цилиндр достиг конечной точки и
завертелся там, выравнивая каменистую почву. Он вращался все быстрее и
вдруг стал расти вверх, выдвигая оборот за оборотом спирально
скрученную толстую полосу белого металла. Пока офицер охраны
докладывал, среди деревьев уже поднялась сверкающая башенка, похожая
на растянутую пружину и увенчанная тонким шестом с кубиком на
верхушке.
стихло над сухим и знойным побережьем. И тормансиане решили ничего не
предпринимать.
и план импровизированного театра. Родис предупредила, что владыка
Торманса напомнил ей о "состязании" в танцах. Олла Дез обещала за
сутки приготовить свое выступление.
стереоэкран звездолета.
просторной круглой комнаты корабля и - обратной связью - весь
Жемчужный зал дворца.
партнером, плечистым, невысоким, с мужественным и сосредоточенным
лицом. Они исполнили очень сложный, в резких поворотах и кружениях
акробатический танец, отражавший взаимную борьбу мужчины и женщины.
Танцовщица была в короткой одежде из едва соединенных нитями узких
красных лент. Тяжелые браслеты оковами стягивали левую руку. Высоко на
шее сверкало ожерелье, похожее на ошейник. Женщина падала, цепляясь за
партнера, и простиралась на полу перед ним. В позе красивой и
бессильной она лежала на боку, струной вытянув руку и ногу и подняв
умоляющий взгляд. Покорно отдавая партнеру другую руку, она подгибала
колено, готовая подняться по его желанию,- открытое олицетворение
власти мужчины, ничтожества и в то же время опасной силы женщины.
чеканность труднейших поз, страстный, чувственный призыв танцовщицы,
чье тело было чуть прикрыто расходящимися лентами, произвели
впечатление даже на владык Торманса. Чойо Чагас, посадивший Фай Родис
рядом с собой, не обращая внимания на угрюмость Янтре Яхах, наклонился
к гостье, снисходительно улыбаясь:
тонкие ощущения.
что на Земле отсутствуют мужчины-танцовщики.
больших артистов. Только женщины способны передать своим телом все
волнения, томления и желания, обуревающие человека в его поисках
прекрасного. Отошли в прошлое все драмы соперничества, уязвленного
самолюбия, порабощения женщины.
ускользающее и ощутимо реальное.
соответствующие нашим,- шепнула Мента Кор, сидевшая позади Див
Симбела.
после того как тут женщину крутили, гнули, чуть не избивали.
водоворотами. Потом замерла, вдруг внезапно сменившись другой,
печальной и замедленной, низкие звуки словно всплывали из зеркально
тихой, прозрачной глубины.
две половины - черную и белую,- появилась нагая Олла Дез. Легкий шум
послышался из зала дворца Цоам, заглушенный высокими и резкими
аккордами, которым золотистое тело Оллы отвечало в непрерывном токе
движения. Менялась мелодия, становясь почти грозной, и танцовщица
оказывалась на черной половине сцены, а затем продолжала танец на фоне
серебристой белой ткани. Поразительная гармоничность, полное,
немыслимо высокое соответствие танца и музыки, ритма и игры света и
тени захватывало, словно вело на край пропасти, где должен оборваться
невозможно прекрасный сон.
похлопывали по ручкам кресел, то недоуменно пожимали плечами, иногда
даже переговаривались шепотом.
сцены.
собравшиеся зашумели, поддакивая.
спинку кресла и сказал, ни к кому не обращаясь:
силе чувств. И опасное - оттого, что эта женщина столь непозволительно
хороша.
Девушка посмотрела на нее с мольбой, почти приказывая: "Сделайте же
что-нибудь!"
бывают плохими",- мелькнула в голове Родис фраза из какого-то
учебника. Она решительно встала, поманив к себе Эвизу Танет.
входившее в программу.
тормансианок. Но Чойо Чагас лишь удобнее устроился в кресле, и мужчины
сочли долгом остаться. Впрочем, земляне, смотревшие из звездолета,
увидели, что женщины Торманса во главе с женой владыки притаились за
серебристо-серыми драпировками.
явились в одних скафандрах, каждая неся на ладони прикрепленный к ней
восьмигранный кристалл со звукозаписью. Две женщины: одна - цвета
воронова крыла, другая - серебристо-зеленая, как ивовый лист, стали
рядом, высоко подняв руки с кристаллами. Необычный ритм, резкий, со
сменой дробных и затяжных ударов, загрохотал в зале. В такт
ритмическому грохоту танец начался быстрыми пассами простертых вперед,
на зрителей, рук и резкими изгибами бедер.
волны оцепеняющей силы. Повинуясь монотонному напеву, Эвиза и Родис
опустили руки, прижав их к бокам и отставив ладони. Медленно и
согласованно они начали вращаться, диковато и повелительно глядя
из-под насупленных бровей на зрителей. Они крутились, торжествующе
поднимая руки. Посыпались удары таинственных инструментов, созвучные
чему-то глубоко скрытому в сердцах мужчин Торманса. Эвиза и Фай
замерли. Сжатые рты обеих женщин приоткрылись, показав идеальные зубы,
их сияющие глаза смеялись победоносно. Они торжественно запели
протяжный древний иранский гимн: "Хмельная и влюбленная, луной
озарена, в шелках полурасстегнутых и с чашею вина... Лихой задор в
глазах ее, тоска в изгибе губ!" Гром инструментов рассыпался дробно и
насмешливо, заставив зрителей затаить дыхание. Неподвижные тела из
черного и зеленого металла вновь ожили. Не сдвигаясь с места, они
отвечали музыке переливами всех поразительно послушных и сильных мышц.
Как вода под порывом ветра, оживали внезапно и мимолетно руки и плечи,
живот и бедра. Эти короткие вспышки слились в один непрерывный поток,
превративший тела Эвизы и Родис в нечто неуловимое и мучительно
притягательное. Музыка оборвалась.
Совета Четырех под влиянием гипнотической музыки наклонились вперед и
вывалились из кресел, но тут же вскочили, сделав вид, будто ничего не