колонны и рамы окон были увешаны гирляндами свежих цветов, больше
всего, как заметил Пандион, лотосов. Пестрые кувшины с вином, плетенки
и чаши с фруктами стояли на низких подставках возле сидений.
Разгоряченные вином гости, облитые душистой помадой, теснились вдоль
стен, а посередине между колоннами медленно танцевали девушки в
длинных одеяниях. Черные волосы, заплетенные в многочисленные тонкие
косички, развевались по плечам танцующих, широкие браслеты из
разноцветного бисера охватывали запястья, пояски из цветных бус
просвечивали сквозь тонкую ткань. Пандион не мог не заметить некоторой
угловатости стройных женщин Айгюптоса, отличавшихся от сильных девушек
его родины. В стороне молодые египтянки играли на различных
инструментах: две девушки - на флейтах, одна - на многострунной арфе,
еще две извлекали резкие дрожащие звуки из длинных двухструнных
инструментов.
от времени прерывая мелодию короткими звенящими ударами. Непривычная
для уха Пандиона музыка составлялась из смены высоких и низких
скачущих нот то в медленном, то в убыстренном темпе. Танцы окончились,
утомленные танцовщицы уступили место певцам. Пандион, прислушиваясь,
старался разобрать слова. Это ему удавалось, когда мелодия шла
медленно или звучала на низких тонах.
встречаешь там красивую девушку, она отдает тебе цвет своей груди", -
разобрал Пандион.
сынов Кемт в витиеватых, показавшихся Пандиону бессмысленными
выражениях. С раздражением молодой эллин отошел от окна.
него последние слова, и пение прекратилось. Послышались смех,
оживленное движение, и Пандион снова заглянул в окно.
волнистыми волосами и вытолкнули ее на середину зала. Она стояла,
смущенно и испуганно оглядываясь, среди растоптанных на гладком полу
цветов. Из толпы гостей выделился человек и сказал девушке несколько
сердитых слов. Она покорно взяла протянутую ей лютню из слоновой
кости, и пальцы ее маленьких рук забегали по струнам. Низкий и чистый
голос девушки разлился по залу, гости замолкли. Это не была
отрывистая, спадавшая и опять повышавшаяся, скачущая египетская
мелодия - звуки лились свободно и печально. Сначала они падали
медленно, как отдельные звенящие капли, потом слились в мерном
колебании, зарокотали, зашептались, как волны, и понеслись с такой
безудержной тоской, что Пандион замер. Пандиону казалось - свободное
море колыхалось в песне, в непонятных звуках волшебного голоса. Море,
незнакомое и нелюбимое здесь, в Айгюптосе, родное и светлое - для
Пандиона. Пандион сначала стоял ошеломленный, - так много запрятанного
в самой глубине души вдруг устремилось наружу. Тоска по свободе,
близкая и понятная Пандиону, властно звала, плакала и томилась в
песне. Зажав уши и стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть, он побежал в
глубь сада. Там, бросившись на землю во тьме под деревьями, Пандион
тяжко и неудержимо зарыдал...
поддерживаемый с другой стороны своим рабом, рожденным в неволе,
начальник мастерских отказался возлечь на носилки и пожелал пойти
пешком к дому.
принялся расхваливать Пандиона, пророча ему большую будущность.
Так они дошли до цветного портика дома египтянина. В дверях появилась
его жена с двумя рабынями, державшими светильники. Царский скульптор,
пошатываясь, взобрался на ступеньки и похлопал по плечу Пандиона. Тот
спустился вниз - рабы мастерской не имели права входить в дом.
на лице хитрую усмешку. - Дай сюда! - Он почти вырвал из рук рабыни
светильник и что-то сказал ей шепотом. Рабыня скрылась в темноте.
Налево у простенка стояла большая красивая ваза с четким черно-красным
рисунком. Такие сосуды Пандион видел на Крите, и снова сердце юноши
сжалось от боли.
произнес царский скульптор, - мне изготовить семь ваз по образцу этой,
из стран твоего моря! Мы только заменим варварские краски на любимые в
Кемт синие цвета... Если ты отличишься в этой работе, я скажу о тебе
Великому Дому... А теперь... - возвысил голос начальник и повернулся к
поспешно приближавшимся двум темным фигурам.
длинный пестрый плащ.
светильник к лицу закутанной девушки.
пухлые детские губы раскрылись в трепетном вздохе. Пандион увидел
выбивавшиеся из-под покрывала вьющиеся волосы, тонкий нос с нервно
трепетавшими ноздрями - рабыня была, несомненно, азиаткой, из
восточных племен.
движением срывая с девушки плащ.
и она, вся задрожав, прижалась к груди молодого эллина.
пленницы, поддаваясь смешанному чувству жалости и нежности к милому,
испуганному существу.
которых я оставлю моим детям в наследство...
смятение, давно нараставшее в нем и разбуженное сегодняшней песней,
вскипело. Красный туман застлал глаза.
помощь. Пандион, не взглянув на труса, с презрительным смехом пнул
ногой дорогую критскую вазу, и глиняные черепки с глухим звоном
рассыпались на каменном полу.
Пандион лежал у ног начальника мастерской, а тот, нагнувшись, плевал
на него, изрыгая проклятия и угрозы.
жизни, но он может сделать много хороших вещей... и я не хочу терять
хорошего работника, - говорил час спустя успокоившийся скульптор своей
жене. - Я пощажу его жизнь и не отправлю его в тюрьму, потому что
оттуда он попадет на золотые рудники и погибнет. Я верну его в шене,
пусть одумается, а ко времени будущего посева возьму обратно...
большой радости, встретился с друзьями-этрусками. Весь строительный
отряд после разборки храма работал на поливе садов Амона.
обычным скрипом и пропустила под приветственные возгласы рабов
улыбающегося Кидого. Спина негра вздулась, исполосованная ударами
бича, но зубы сверкали в усмешке, а глаза весело блестели.
Пандиону, - и стал кататься по мастерской, вопя и ломая все, что
подвернется. Побили и тоже отправили - мне это и нужно! - закончил
Кидого.
том направлении, где находилась великая столица Айгюптоса.
ветерок не нес прохлады, но сдувал с гладкой поверхности каменных глыб
мельчайшую известковую пыль, раз(r)едавшую глаза.
на стену тяжелую плиту с каким-то сложным барельефом. Ее нужно было
вставить в приготовленное гнездо на высоте восьми локтей. Четыре
опытных и сметливых раба направляли плиту снизу. В числе их находился
Пандион, стоявший рядом с рабом-египтянином - единственным из жителей
Айгюптоса, находившимся в шене среди чужеземных пленников. Этот
египтянин, осужденный в вечное рабство за неизвестное страшное
преступление, занимал крайнюю клетушку в юго-восточном,
привилегированном углу шене. Два лиловых клейма в виде скрещенных
широких полос пятнали его грудь и спину, на щеке была изображена
красная змея. Мрачный, никогда не улыбавшийся, он ни с кем не общался
и, несмотря на всю тяжесть своего положения, презирал иноплеменных
рабов, подобно своим свободным соотечественникам.
египтянин упирался руками в край толстой плиты, чтобы не давать камню
раскачиваться.