глазами поплыли радужные пятна. Наверное, солнцем напекло. Но не обращая
внимания на такие пустяки, он быстро зашагал вперед.
исчезли из виду. Вокруг тянулся лес - древний сосновый бор, огромный и
дикий. Не будь узенькой, вертлявой тропинки под ногами - полное ощущение,
что продираешься сквозь тайгу. А ведь всего час, и появится платформа, а
там и касса, и зеленый вагон электрички. Одним словом, цивилизация. Что ж,
пора привыкать к этой самой цивилизации.
Действительно, тут поначалу на него все коситься начнут. С чего бы это,
подумают, у Константина память отшибло? Но хрен с ними, пускай думают что
хотят. После того, что было в Корпусе, остальное ерунда.
перешел в девятый класс, отмотал месяц практики в трудовом лагере...
Теперь, до сентября - свобода.
странное дело - ему казалось, что память эта вроде бы как и не совсем его.
Словно все здешнее - школа, практика, черничное пятно на рукаве -
случилось не с ним, а с каким-то типом из книжки. Или он, Костя,
вспоминает сейчас когда-то уведенный фильм. Потому что четыре года в
Корпусе - были. Как ни крути, а висят они за спиной мутным облаком. И
здорово же он изменился, если своя собственная жизнь кажется фильмом!
Ладно, со временем, наверное, пройдет.
Еще и там, и вдали - Господи, да сколько же ее! Костя то и дело нагибался.
Ведь впервые за четыре года - земляника! Он уже и вкус ее забыл. Забыл,
что такое жизнь. Ведь там, в Корпусе, была не жизнь, а муторное
существование. Точно у крысы в норе.
трещины мира... Гнилое дыхание из их пастей... И острые, беспощадные
глаза... Где же они прятались там, в Корпусе? Да уж, наверное, всюду. И в
Группах - невидимые, но от этого ничуть не менее страшные. Это ведь они,
невидимые, наблюдали за новичком Костиком и устраивали ему одну подлянку
за другой. Это ведь они насыщались, когда он лупил "морковкой" Рыжова. Это
им была потеха - слушать ребячий треп в раздевалке спортзала, и не
кто-нибудь, а именно они притворялись силовыми волнами на уроках
Энергий... И уж без сомнения они засели на таинственном Первом Этаже.
Первый Этаж... Да что же там творится, в самом деле? Ладно, крыс он видел
в Дыре, на самой границе их владений, был под защитой могучих сил - а ведь
все равно обволокла его сеть липкого, одуряющего кошмара. Что же тогда
творится на Первом? Что там происходит с людьми? Перед глазами вдруг
вспыхнула картинка: странный, лиловый свет, струящийся ниоткуда, и
множество людей, скованных невидимыми цепями, их извивающиеся тела,
остекленевшие от ужаса глаза, а рядом, все ближе и ближе, черная
шевелящаяся масса, и ничего уже нельзя поделать, и это не на минуту, не на
час - навсегда! И там не просто какие-то чужие, незнакомые люди, нет! Там
же Санька! Может, уже и Мишка Рыжов, и Царьков, и еще кто-нибудь. Именно
на них сейчас уставились красновато-наглые зрачки. Но Белый к ним на
помощь не придет - даже ему туда не пробиться. Впрочем, он и сюда не
придет. Зачем? Он сделал свое дело - и ушел обратно во тьму, вытягивать
кого еще можно, драться со сгустками... А сюда ему зачем приходить? Здесь
жизнь спокойная. А так хочется снова увидеть его глаза, услышать негромкий
голос... Не помощи в каких-нибудь новых бедах Косте хотелось, нет...
Только встретиться с Белым вновь. Хотя бы всего один единственный раз. Но
глупо об этом мечтать. Ведь Белый, можно сказать, солдат, и его место лишь
там, куда пошлют. Так что придется жить без Белого. Жить с воспоминаниями.
тропе стоит Санька! Васенкин! Точь-в-точь такой же, как и в тот
отвратительный день, когда его забирали из палаты. Но сейчас он был уже не
заплаканным, как тогда, а просто печальным. И еще - сквозь него виднелись
стволы сосен. Кажется, он пытался что-то сказать, но не мог.
Тропинка была как тропинка, сосны как сосны, в белесом от жара и духоты
небе все так же весело неподвижное солнце. И Костя не мог понять,
почудилось ли ему, или...
озноб. Мысли в голове мчались с бешеной скоростью, сталкивались, дробясь
на бесформенные частицы. Перед глазами плыли ослепительно-яркие синие
круги, острые словно заточенные клинки.
нем, внутри. Была чернота, чернота со всех сторон, но почему-то она
оказалась ослепительной и жгучей, точно расплавленный свинец, и он плыл в
этой черноте, в едких волнах, он задыхался и кричал, но никто не слышал
его крика. Да он и сам не слышал. Волны вдруг сделались тяжелыми,
стальными, они сдавливали грудь, и глухо трещали ребра, и невыносимая боль
растекалась по жилам. И в то же время Костя знал, что идет по лесной
тропинке, что сквозь кроны сосен пробиваются жаркие солнечные лучи, а из
травы на него глядят спелые земляничины.
до сизого, расплывающегося в душном воздухе горизонта. Широкая, заросшая
ежевикой и какими-то высокими - едва ли Косте не по грудь - травами, она
казалась руслом высохшей реки. С обеих сторон, точно берега, ее
ограничивали темные стены леса. А посередине торчали решетчатые столбы
высоковольтки.
электричку - они тут, кажется, редко ходят. Домой он доберется только к
вечеру. Мама, конечно, устроит ему... Еще бы, целый день ребенок,
некормленный, болтается неизвестно где. Кошмар!
узнает. Да и никто никогда не узнает. Такое никому не расскажешь. И даже
не из-за того, что не поверят. Что не поверят - и ежу понятно. Подумают,
что он просто лапшу на уши вешает. Или того хуже - пришьют ему
какую-нибудь психоболезнь, засунут в больницу... Веселое дело... Но это
даже не главное. Главное - если уж рассказывать, так все, без утайки. Как
он был Помощником на Группе, как мечтал о Стажерстве... Как издевался над
пацанами, давил их и мучил, а крысы-сгустки сидели где-то рядом и кушали.
отшибло память о доме. Пускай он верил, что всю жизнь провел там, в
Корпусе. Но память памятью, а вот совесть почему отшибло? Тоже Питье
поработало? Хотя нет, нечего Питьем прикрываться. Не так уж сильно оно и
действовало, кое-что он все-таки помнил. Хотя бы вот книги. В самом деле,
там, в Корпусе, были книги. Обычные книги, из Реального Мира. Значит,
крысы их не боялись. Знали, что вот сейчас объект прочитает, а спустя пару
минут все забудет. А он - не забывал.
можно быть человеком, а можно - дерьмом. А он... А он верил во всю ихнюю
муть - Распределение, Предназначение, Одно Большое Общее Дело... Конечно,
умом верил, а не печенками-селезенками. Ну какое ему, Косте, дело до целей
Предназначения? Это ведь потом, не скоро и не здесь. А что здесь?
Должность Помощника, приятное ощущение власти, надежда выслужиться до
Стажера... А зачем ему нужно было Стажерство? Да и что он знал о Стажерах?
Чем они живут, что делают? Он и видел-то вблизи только одного Стажера,
Валеру, который учил их Боевым Методам. Завидовал ему. А чему завидовал?
Куртке его форменной с зелеными нашивками? Его звезде с кривыми лучами?
Или хотелось самому стать таким же уверенным и сильным, так же, со
снисходительной ленцой, гонять ребят в спортзале? А может, Стажер - всего
лишь навсего начальник над Помощниками? А Серпет - начальник над Стажерами
и Наблюдательницами, а Сумматор - начальник над Серпетом? И ведь есть
наверняка начальничек и над Сумматором. Целая лестница выходит, один
начальничек над другим, и все мечтают залезть повыше, и боятся сверзиться
со своей ступеньки, и потому они излучают страх и злобу, а сгустки
затаились где-то рядом, хихикают и жрут. Вон какую хитрую машину
закрутили... Впрочем, что толку рассуждать? Ведь он сам целых четыре года
был деталькой этой машины, послушным таким колесиком, сам кормил сгустков.
не он один, наверное. А сколько их будет еще? Этого он никогда не узнает.
Он вырвался, он здесь, а они остались там, на темном берегу. Другие
Помощники станут пороть их "морковками", заставлять чистить зубными
щетками унитазы и маршировать. А они будут прилежно глотать Питье, орать
Благодарственное Слово и учиться чему-то омерзительному на уроках Энергий.
И кое-кому из них отправляться на Первый Этаж, в зловещую неизвестность. И
крысы будут по-прежнему хихикать, Серпет будет назначать Помощников и
Стажеров, Сумматор - ворочать пространствами и галактиками, а потом они
устроят это свое Распределение - и на Землю мутной волной хлынут
подготовленные к власти Сотруднички, и устроят там огромный мрачный
Корпус, от которого уже некуда будет бежать. И пускай это случится не
сегодня, не завтра, а может, через сотню лет - но ведь случится.
Нельзя радоваться жизни, нельзя собирать землянику и глядеть в небо, если
за спиной остается темная громада Корпуса. Ну, а что делать-то? Что он
может? Ничего ведь не может.
он же знает ход! Ход из проклятого Замыкания в Натуральный Мир, сюда! Он
прошел этим ходом - значит, смогут пройти и другие. Он их выведет! Пускай
это будет страшно, но он поведет их сам. Им уж не придется мыкаться точно
слепым котятам.
фантазиями. Ведь он не сможет уйти обратно. При одной только мысли о
крысах охватывает леденящая дрожь. Ладно, в тот раз их разогнал Белый, но
сейчас Косте пришлось бы действовать самому. А он - не Белый. Разве
Афанасьев Роман
Земляной Андрей
Березин Федор
Бажанов Олег
Фазиль Искандер
Чернецов Андрей