замечательного о них не стоит говорить. Меня же подозрение почти не
коснулось, и, будучи всюду известен как человек благородный и благодарный,
я вскоре переехал в столицу.
историю, и в следующий раз являлся с подарком втрое более роскошным, и
редко бывал разочарован в просьбе.
совершенной истиной. Господин Мнадес знал, что без малого два года назад
государь предлагал Нану вообще упразднить должность Мнадеса, и что Нан
почтительно воспротивился. Господин Мнадес тогда даже растрогался...
как-то вдруг приемная Мнадеса стала пустеть, каналы управления потекли
через шлюзы иных должностей. Нан никого не увольнял: Нан учредил
Государственный Совет, ввел новые должности: через них-то и стало
управляться государство. А дворцовые назначения вдруг оказались, как
пустая скорлупка рака-отшельника, как молоточек, не задевающий струну, как
прощальный блеск падающего на землю кленового листа. О, мимолетность мира!
предложил Мнадесу их продавать, и Мнадес, как болван, попался в ловушку! В
короткое время казна получила от этой продажи сорок миллионов единорогов
(должности покупали жадные до признания новобогачи с короткими пальцами и
жадными сердцами), а сами должности вдруг превратились в пустые титулы!
Казна оказалась в выигрыше, новые богачи, вдруг признанные Залой Ста
Полей, оказались в выигрыше, а он, Мнадес, совсем пропал!
государством, согласно которому одна и та же вещь должна быть и запрещена,
и предписана, - запрещена дворцовым чиновником и разрешена
государственным: ведь когда одна и та же вещь и запрещена, и предписана,
тогда единственным законом становится воля государя.
циновки", у которых в мире тоже два начала, бог и дьявол, изъяснялись и
вовсе срамно. Нижний Город был завален памфлетами о дворцовых нахлебниках.
Особым успехом пользовался памфлет под названием "сто ваз", часть которого
мы помещаем в приложении. У господина Мнадеса была дивная коллекция
ламасских ваз. Памфлет "сто ваз" состоял из ста рассказов, а каждый
рассказ - из двух частей. В первой части ваза описывала свое тонкое
горлышко, нежные бока и тяжелые бедра, украшенные всеми восемью видами
драгоценных камней, а во второй части объясняла, каким именно способом
стяжал ее господин Мнадес, и каждый способ был занимателен, но непристоен.
Конца у памфлета не было. Автор обещал опубликовать конец после государева
дня. Полиция плохо арестовывала этот памфлет, потому что автором его был
министр полиции Андарз.
торжественный прием в пятый день шим. Вдруг стало известно, что господин
Нан тоже устраивает прием в пятый день шим. Господин Мнадес заколебался и
перенес прием на седьмой день шим. И что же! Господин Нан тоже перенес
прием на седьмой день шим. В седьмой день шим улица перед домом первого
министра была забита экипажами, горели плошки, и наряды женщин были как
цветы и луга; а господин Мнадес провел этот день, можно сказать, в
одиночестве.
просить у него прощения за то, что вчера не явился к нему на прием. Первый
министр оборотился и сказал с улыбкой:
нечаянности забрызгал вам воротник соусом, а сегодня вы осмелились явиться
в залу Ста Полей с воротником, прямо-таки в сплошных пятнах!
был белый и чистый.
все чиновники по очереди стали говорить, что первый министр всегда прав! В
этот миг вошел государь. Мнадес упал на колени:
улыбнулся, как породистый котенок, и сказал:
"Несомненно, что я конфискую его коллекцию, а не он - мою".
Он охотно соглашался с теми, кто считал, что нынче нарушены все принципы
управления, и что в государстве не должно быть трех разновидностей
разбойников, как-то - взяточников, землевладельцев и торговцев.
руками путь к власти, был почтителен. Теперь было ясно, отчего министр не
принял его отставку полтора года назад: знал, знал негодяй и прохвост, что
все реформы приведут к бедствиям и упущениям; и хотел свалить все бедствия
и упущения на Мнадеса!
того только и надо было!
народное воображение. Народ требовал казни Мнадеса и упразднения дворцовых
чиновников. Министр полиции Андарз собрал через соглядатаев им же
посеянное народное мнение и сделал к Государеву Дню доклад, и этот доклад
был заключением к его собственному, как уверяли, памфлету о "Ста Вазах".
казалось, что можно будет обойтись взаимной уступчивостью. То он
спохватывался, что взаимной-то уступчивостью Нан его и стер в порошок...
Он готов был ухватиться за любую соломинку.
секретарь господина Мнадеса, поднося ему на серебряном подносе анонимное
письмо. Письмо извещало, что господин Нан выследил и приказал доставить в
столицу, с такими-то двумя стражниками, живого аравана Арфарру.
мученик давно мертв: надо это проверить.
внутренней дворцовой стражи встретили парчовых курток с Арфаррой у
полосатой пристани и препроводили их во дворцовую тюрьму. Парчовые куртки
обиделись и засуетились: на бумагах расписались трижды, и теперь уже вряд
ли можно было защемить узника, если будет удобно.
заключенного. Это был высокий старик, необыкновенно тощий, грязный и
седой, в балахоне цвета унавоженного снега и с огромными желтыми глазами.
Старик спросил у них воды помыться. Изан справился, есть ли у старика
деньги или родня. Денег и родни не было.
все столпы государства, место стражника в ней стоило тысячу розовых, -
такие высокие были доходы от страждущих родственников, - и от
несправедливости в ответе старика Изан чуть не заплакал.
сажать!
старика, но стражник Дутта на первый раз его остановил.
чахарским братом беда?
Дутта ответил:
привозил из Чахара соленую белоглазку. А недавно все крупные торговцы
рыбой, из "красных циновок", сговорились и у всех четырех ворот белоглазку
скупают не больше одной желтой за кадушку. Покупают втридешева, продают
втридорога. Брат попытался продать сам: рыбу унесли, зонтик сожгли, а
брата порезали.
давало в обиду мелких торговцев и само все скупало у них по справедливой
цене.
ничего не сказал, а как-то уже было немыслимо его ударить.
серебром, а Золотой Государь, говорят, платил удостоверениями о сдаче
товара, и на эти удостоверения потом ничего нельзя было купить.
делает мне беду, то бескорыстно. А частному лицу на моей беде я наживаться
не позволю.
из секретарей господина Мнадеса, управляющего дворца. Секретарь был в
темно-зеленом кафтане на салатовой подкладке, с черным оплечьем и в черных
сафьяновых сапожках. В последнее время люди Мнадеса одевались, соблюдая
традиции.
старику с золотыми глазами, - имею честь служить при господине Мнадесе.
Смею спросить: вас ли называют Арфаррой?
по-особенному осклабясь и вертясь.
встрече с мятежником Баршаргом?
взмахнул грязными руками:
Афанасьев Роман
Белоусов Валерий
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Елманов Валерий
Глуховский Дмитрий