но он не мог сдаться так просто, а дернулся, пытаясь подняться, вскрикнул
от боли в руках и очнулся.
подстилку, подсказывала, что он находится на огненной, но сухой земле.
Казалось, он вернулся домой, сейчас полог откинется, и войдет мама. Вот
только дома на сухой полосе никогда не бывало так тихо. И еще, откуда
взялась эта боль?
быть - старик? Тогда, почему он не в алдан-шаваре? Вообще, что произошло?
Шооран напрягся, пытаясь встать, но со стоном откинулся на постели.
Неожиданно, разом он вспомнил и свою неудачную карьеру, и неудачную
женитьбу, и неудачную попытку прорваться в страну добрых братьев. Лишь
вместо последних часов в памяти оставался провал: Шооран не понимал, как
ему удалось спастись, и где он находится.
следами старых ожогов на лбу и щеках.
Шооран.
локтя были покрыты язвами. Койцог, невесомо касаясь пораженных мест,
смазал их чем-то прозрачным. Было совсем не больно.
Внутри, царапая ядовитым когтем, копошился палец Ёроол-Гуя. Почему-то
Шооран сразу узнал его, хотя и не мог вспомнить, как тот достался ему.
нарезанными полосками белого мяса.
Кушанье показалось необычайно вкусным. Хотя, возможно, это оживший
организм понимал, что ему нужно.
постели. - Ты три недели в бреду провалялся. Все с Многоруким беседовал, и
со стариком Тэнгэром. Ругал их нещадно, меня аж жуть брала.
Жаль потерянных трех недель, но он наверстает их и все равно прорвется к
Яавдай.
щупальца, любуясь им. - В этом году вообще странный праздник. На оройхонах
суматоха, цэрэги рыщут, хватают всех подряд. А ван в покоях заперся и
народу не показывается. Вместо него выходил одонт Тройгал.
его убил.
боятся.
Койцог укрыл Шоорана пушистой шкурой. - Спи, тебе сейчас надо много спать.
беспамятство, а в обычный сон вернувшегося к жизни человека.
тогда о походе на север нельзя было и помыслить. Шооран остался жить на
сухом пятачке в крошечных владениях Койцога. Сушильщик, как и все их
племя, был странным человеком. Он безразлично относился к происходящему,
казалось, его ничто не интересовало, и было ничто не нужно. Шооран, не
выдержав, как-то спросил, зачем Койцог согласился перейти на новое место.
Койцог усмехнулся:
ценит.
сразу менялся, становясь похожим на большого хищного зверя, и один вид его
отбивал охоту вести беседы. В такие минуты Шооран забивался под навес и
сидел затаившись. Он не боялся опасной близости горящего харваха, зная,
что навес не мог бы защитить его, просто Шооран понимал - мешать нельзя.
харваха, отошел, чтобы перевести дыхание и дать отдых уставшим рукам,
Шооран, не очень сознавая, что делает, подошел к чану, перемешал харвах и
кинул на авар большую лепешку. Харвах завизжал, поднялся столб кисло
пахнущего пара, по краям лепешка вспенилась валиком сухого порошка. Шооран
быстро смел его, потом снова, и еще... Спиной он чувствовал, что Койцог
подошел и стоит рядом, готовый к безумной попытке: помочь, если Шооран
допустит ошибку. Еще никто и никогда не мог исправить ошибки сушильщика,
Койцог рисковал бессмысленно. Шооран тоже понимал, что ошибки быть не
должно. Стараясь ни о чем не думать, он оглаживал свистящим хитином
лепешку, сметал убийственное зелье, а харвах все не кончался, лепешка не
убывала...
позади и еще несколько раз бесцельно мазанул щеткой по горячей
поверхности. Лишь потом он сумел положить инструмент и отойти. Страшно
болели напружиненные мышцы живота. Оказывается все это время Шооран ожидал
взрыва и каменных осколков, вспарывающих брюшину.
сушильщиком. Но лучше - не надо. Лучше бы сушильщиков не было вообще.
ничего не нужно.
старший в семье. Наследство досталось вану, и мне оставалось или уходить с
малышами на мокрое или идти в сушильщики. Это в земледельцы детям нельзя,
а в сушильщики - можно. Выживает, может быть, один на двойную дюжину. А
куда деваться?
и ушел.
- а я так и остался сушильщиком. Теперь уж навсегда.
потом уйду надолго. Но ты знай, что я обязательно вернусь и уведу тебя
отсюда.
шавар везде препротивное место. Но, тем не менее, спасибо. Твои дела будут
на мокром?
и вытащил узел. - Вот, держи. Твоя вся расползлась. Вот твой нож.
Деревяшку я выстрогал новую, от старой осталась труха. Еще была кольчуга.
Тоже разорванная. Я там поправил, как мог.
волос сплетался упругим покровом.
постарайся, чтобы с тобой ничего не случилось.
такой.
я... - он вздохнул.
в темноте через сухую полосу и к свету был на мертвой дороге. Шел быстро,
скрыв лицо в губке, не думая ни о гари, ни о черном уулгуе, который мог
подстерегать здесь добычу. Слишком крупной была его игра, чтобы ей мог
угрожать черный уулгуй.
далайна. Теперь здесь ничто не напоминало о прошлом. Курились авары, полз
нойт, мерно колыхался далайн, а на опустошенном оройхоне неведомо как
завелась всевозможная живность.
и... ничего не произошло. В глубине души он был готов к чему-то подобному,
слишком уж невероятным казалось его недавнее избавление, и слишком упрямо
молчала память о тех событиях. Все же Шооран раз за разом собирал волю в
кулак, бросал ее в холодное молчание и не находил ответа. Что-то сломалось