другое - достать ее из укрепленной крепости. Свен хоть и пьяный дурак, но
крепость - все-таки крепость...
рот. Озлившись, отшвырнул, черепки влажно звякнули.
такой же молодой и резвый, как и его седок, норовил ухватить за новенький
сапог, Унгардлик отпинывался в морду, но тоже несильно, играя.
во все стороны!.. Так? Пусть ищут следы. А кто найдет, одного пусть пришлют
за подмогой, а остальные будут преследовать дальше... Так?
вождя.
десять! И скажи, что всякий, кто отыщет... всякому, кто найдет след или
укажет... словом, тот будет для меня самым дорогим человеком!
Звонкий перестук подков унесся как стрела, утих.
леса выходят во множестве люди, усталые лошади тянут скрипучие повозки,
следом сотни всадников гонят огромные стада отощавших коров и полудохлых
овец.
чужаки только шарили в брошенных домах, уносили все, что могли унести, но
ничего не жгли, не ломали, трупы животных в колодцы не бросали.
родней самого конунга Алариха, который уже захватил богатые плодородные
земли на юге империи, теперь торгуется с самим Римом, то становясь ему на
службу, то выпрашивая больше денег, земель, уступок в правах.
черное оцепенение: всадники Унгардлика как в воду канули...
обратил внимания, страж высунулся из окна, покричал, его не слышали. Исчез,
слышно было топот и веселый голос. Фарамунд сидел на лавке мрачный, водил по
лезвию меча оселком. Вождю вроде бы можно и не острить меч самому, но мерное
вжиканье камня по железу странно гармонировало с его отчаянием и злостью.
Меч блестел, уже острее бритвы, кромка теперь только стачивается, но все
равно он не мог заставить себя подняться.
его не узнал, кто-то из новых:
смотреть страшно. Те самых, которых раньше видели с Лютецией.
одетый, на бегу застегивая пояс с мечом, выскочил во двор. Ворота
отворились, всадники ехали по два в ряд, строй не ломали, все вооруженные
одинаково, все в железных шлемах, кожаных доспехах, на которых железных
полос столько, что не видно самой кожи.
бросилась к Тревору, хватала за сапог, что-то лепетала. После похищения
Лютеции служанка не находила себе места, кляла себя за то, что послушалась
госпожу и уехала подготавливать им комнаты. Будь она с госпожой, она бы там
голыми руками разорвала бы негодяя, посмевшего прикоснуться к ее госпоже...
еще с седла:
скалы сползает с горы, медленно повернулся к Фарамунду. Лицо было почти
черное, под глазами висели темные мешки. Лицо сразу постарело, глубокие
морщины избороздили щеки и лоб.
задохнулся, снова ощутил в горле подступающий ком. В груди растекалось
жжение, боль. Он шагнул к старому воину, тот распахнул руки, больше похожие
на медвежьи лапы. Фарамунд шагнул в них, припал к его груди, слезы хлынули
разом, словно копились всю ночь и ждали только, когда откроется запруда.
расстроенный голос:
земли и даже даст для сопровождения два десятка воинов!.. А от его владений
до римских земель, где отыщется ее родня, рукой подать... Как на крыльях
летели обратно!.. Но на месте крепости Свена застали одни руины... Хорошо,
слух уже пошел, что эти руины, как и все деревни вокруг, уже твои...
Он всхлипнул, его трясло, зарыдал в отчаянии:
не взял эту проклятую крепость Свена сам... Тогда бы никто не сумел...
на вытянутый руках, сказал с изумлением:
Правда, и ты ей спас... однажды, но, во-первых, разбойники ее и не
собирались убивать, а во-вторых, она тебя сберегла, по крайней мере,
трижды!.. К тому же я тоже собирался не раз перехватить твою глотку и
бросить в лесу, чтоб лишнюю тяжесть не тащить, и чтоб задурно хлеб не ел...
слезы бежали по лицу, капали на грудь. Редьярд в сторонке разговаривал с
Громыхало и Вехульдом, но Фарамунд чувствовал на себе его подозрительный
взгляд.
конюшне. Фарамунд едва снова не впал в оцепенение, но по двору забухали
тяжелые шаги, словно галопом несся каменный бык, в холл вбежал красный,
запыхавшийся Громыхало.
пока скакал без передыху!.. Далеко, видать...
что не станет звать его рексом, понятно, да и Тревор начнет избегать
называть его высоким титулом, на что ему, Фарамунду, сейчас наплевать,
сердце рвется от боли, когда представляет, как томится эта чистая пташка в
когтях ястреба...
себя до рыданий, сказал громким, хоть и дрожащим голосом:
отыскали, где Лютеция! А теперь... клянусь всеми силами, я не оставлю ее в
чужих руках.
Глава 16
общей трапезной за стол напротив Фарамунда. Рядом с вождем сидели Громыхало
и Вехульд. Громыхало внимательно и с недоверием присматривался к Тревору,
словно смотрелся в зеркало, такой же квадратный, угловатый, массивный, даже
волосы у обоих как у диких кабанов щетина - густые и короткие.
лишь тогда рухнул за стол. Худое лицо, изборожденное глубокими морщинами,
посветлело, когда увидел жареное мясо, птицу,
голосом. - С седел не слезали... У Савигорда три бурга, еще четыре города
ему платят по коммендациям! К тому же он мог увезти Лютецию в одно из своих
сел...
поперек седла, всадник на огромном белом жеребце. По описанию походит на
Савигорда - второго такого гиганта поискать!.. Остальные с ним на черных
конях, все с одинаковыми мечами и щитами. Вороные, как известно, самые
быстрые кони на свете, а что у всех одинаковые мечи и щиты, это значит, что
Савигорд бросил на похищение Лютеции свою отборную дружину!
пустились было в погоню, только их и рубили!.. Значит, Савигорд оставил их
как заграждение. А его конный отряд несся, как птицы... Мы их преследовали
трое суток, потом потеряли след.
невидяще устремлялись в пространство, снова спохватывался, мясо исчезало,
словно сухой кустарник при лесном пожаре, а кости трещали на острых зубах и
вылетали, как из камнедробилки, мелкими сухими осколками. Редьярд насыщался
неспешно, стараясь не выказывать голода.
Унгардлик прервал: