Чтение 41–й страницы книги ~Путь меча~

другом. На равных. Это я чувствовал и без Единорога.

М-да, если со-Беседник вовсе не со-Беседник, и не имеет никакого
желания останавливать свой удар - то такой вот Обломок для человека с
незащищенными руками просто находка! Чуть ли не отец родной, благодетель и
спаситель...

И при этом палач для Блистающих!

А ведь ты не мог не знать этого, шут... Ты обязан был это знать. В
какие ж времена тебя ковали, для чьих рук?! Сколько тебе лет, Дзю?

"Сколько тебе лет, Дзю? - эхом отдался у меня в сознании голос
Единорога, очень похожий на мой собственный, и я ощутил, что стальные
пальцы крепко сжимают рукоять. - Сколько?"

- Много, - глухо буркнул Дзюттэ, и его ответ был подобен скрежету
клинка о наруч. - Много мне лет. Слушай, Единорог, а ты действительно...
ну, ты и вправду с ним, со своим... разговариваешь?

По-моему, он хотел сказать "со своим Придатком", но поостерегся.

- Да, - коротко отозвался Единорог-Я.

- А сейчас... кто из вас спрашивал, сколько мне лет?

- Не знаю, - задумчиво прошелестел Единорог-Я. - Кажется, оба. А
какая разница, Дзю?

- Разница? - медленно протянул Обломок. - Не в разнице дело... А он
один - Чэн твой - может мне что-нибудь сказать? Пусть через тебя, но -
один?

"Скажешь? - беззвучно обратился ко мне мой меч и с готовностью
расслабился, пропуская меня вперед. - Давай!.."

- Я... - начал было я и почувствовал, как шорох клинка в ножнах, еле
заметное покачивание, трепет кисточек - как все это становится речью,
словами, понятными и доступными нам: Единорогу, Обломку и мне.

- Я... мне... очень жаль, Дзю, что Наставника убили. Честное слово,
просто очень жаль. Если б мы с Единорогом знали тогда... если б мы
понимали!..

Ну вот, как с покойным Друдлом говорю! Косноязычным становлюсь, слова
все куда-то разбегаются, и чувствую себя уже и не дураком, а полным
недоумком. До каких пор это будет продолжаться?!

- Спасибо, - очень тихо и серьезно произнес Дзюттэ Обломок, и еще раз
провернулся у меня в руке. - Спасибо и... завидую. От души.

А потом добавил более привычным тоном:

- Везет же дуракам! Правда, не всем. Ну тогда не вцепляйся в меня на
перехвате со всей дури, я ж тебе не кебаб недожаренный...

И я кивнул, вняв дельному совету. Действительно, теперь перехват
получался куда легче (я бы даже сказал - изящнее), и Дзю почти без лязга
сам ложился вдоль предплечья, а когда было надо - стремительно бросался
вперед, заклинивая невидимого Блистающего, уводя его в сторону, вырывая из
чужих пальцев...

Я и сам не заметил, как в правой, железной руке у меня оказался
Единорог, и в свете выкарабкавшейся наконец из-за облака луны тусклым
маревом развернулись "Иглы Дикобраза"; длинные уколы и кистевые удары
Единорога сменялись короткими и азартными всплесками Дзюттэ, и все
получалось само собой - хотя в каноне ничего подобного и близко не было.

Похоже, все в порядке. Ну, не то чтобы совсем в порядке - воду из
этого колодца можно еще черпать и черпать, добраться до дна, пробить его и
черпать снова - но для первого раза все складывалось достаточно неплохо. А
о том, что на мне доспех, я вообще напрочь успел забыть...

Закончив, я посмотрел туда, где все это время сидел Кос - и
обнаружил, что ан-Танья под дувалом отсутствует. Впрочем, как тут же
выяснилось, отсутствовал он только под дувалом. А во всех остальных местах
двора Кос присутствовал - причем, по-моему, во всех местах сразу. Ан-Танья
творил что-то невероятное, став удивительно похожим на моего собственного
дедушку - ну просто зависть брала, до чего ловко, хотя и не совсем
привычно для моего взгляда, он орудовал почти неразличимым из-за скорости
и скудного освещения эстоком!

Через мгновение я заметил, что во второй руке Коса со свистом
вертится Сай Второй. Оставалось только диву даваться, как быстро наши
бывшие дворецкие сумели найти общий язык с этим неприятным трехрогим
нахалом!..

А потом Кос закончил свою невообразимую импровизацию, крутнул
напоследок Сая, взвизгнувшего от удовольствия - и оказался напротив меня с
двумя клинками в руках. Я посмотрел на ан-Танью, сделав чрезвычайно
серьезное выражение лица, и мы подчеркнуто церемонно поклонились друг
другу.

Поклонились, выпрямились и... застыли. Потому что я - Единорог-Я или
Я-Единорог?.. неважно! - потому что мы видели, понимали, чувствовали -
сейчас двигаться нельзя. Вот мы и стояли, а мгновения растягивались,
сливались, их уже нельзя было отличить одно от другого - и никто не смог
бы определить, когда именно моя передняя нога поползла чуть в сторону, и
слегка изменился наклон Дан Гьена, а Дзюттэ приподнялся вверх самую
малость...

Мы не осознавали этого. Просто Я-Единорог-Дзюттэ чуть-чуть изменился
- и в ответ, уловив это, начал меняться Кос-Заррахид-Сай, но промедлил, и
тогда мы поняли-увидели-почувствовали, что теперь - можно.

Можно.

Во имя Ушастого демона У, как же это было здорово! Не было врага, не
было язвительного Дзюттэ и противного Сая, не было злобы, и ненависти не
было - была Беседа, Беседа Людей и Блистающих, и все в ней были равны, и
думать было некогда, ненавидеть некогда, и лишь где-то на самой окраине
сознания пульсировало удивленное восхищение...

Вот как это было.

А слова - это такая бестолковая вещь... бестолковая, но, к сожалению,
необходимая.

- Смотрю я на вас, молодые господа, и давно уже, надо заметить,
смотрю, давно-давненько и пристально-пристально смотрю, в оба глаза и...
так о чем это я? Ах да... - смотрю я на вас, молодые господа, и прям-таки
сердце радуется...

Ну понятное дело, это была неугомонная Матушка Ци! Я остановился на
середине удара, переводя дух, и мысленно еще раз обозвал ее "старой
любопытной урючиной". Даже если это и было невежливо. А подсматривать за
людьми по ночам (да хоть бы и днем!) - вежливо?! И откуда она взялась на
нашу голову?

Тем временем Матушка Ци соизволила подойти поближе. В руках у нее был
все тот же странный предмет, виденный нами в харчевне и по-прежнему
аккуратно замотанный в тряпки.

- Сколько на белом свете живу, - продолжала бубнить старуха, -
отродясь такой изысканной Беседы не видела! Даже самой захотелось
молодость вспомнить, кости старые поразмять! Не соблаговолит ли кто из
молодых господ снизойти к старушке, по-Беседовать с ней по-свойски?.. а то
бессонница бабку вконец замучила...

Мы с Косом переглянулись. Было совершенно ясно, что просто так
старуха от нас не отвяжется. Да и вообще - отказывать женщине,
предлагающей Беседу... неловко как-то.

Кос чуть заметно кивнул и выступил вперед.

- Отчего же? - проникновенно сказал ан-Танья, склоняя голову. - Я с
огромным удовольствием по-Беседую с вами, Матушка Ци.

- Вот и спасибо, молодой господин, - мигом засуетилась старуха, - вот
уж спасибо так спасибо, всем спасибам спасибо, вы только обождите
минуточку, я сейчас...

И принялась с изрядным проворством разматывать тряпки, под которыми
скрывался ее загадочный Блистающий.

Он являлся нашему взору по частям. Одно было несомненным - длинное
древко в рост Матушки Ци. Зато все остальное... Сперва от тряпок
очистилось лопатообразное лезвие со скругленными краями - и я тут же
вспомнил детские сказки о песчаной ведьме-алмасты, любившей на таких вот
лопатах сажать в тандыр непослушных мальчиков Косиков. Так сказать, для
запекания в чуреках. Потом на другом конце древка обнаружился полумесяц с
торчащими вверх рогами. Ну и довершали все это многочисленные
колокольчики-бубенчики, кисточки и ленточки, прикрепленные к этому чуду со
всех сторон.

Это было не оружие, а, скорей, со-оружение. Посох, топор, алебарда,
рогатина, двузубец и ритуальный символ одновременно. Я косо усмехнулся и
ощутил странную дрожь Единорога.

"Кто это?" - спросил я, поглаживая стальными пальцами рукоять своего
меча.

- Это Чань-бо, - вместо Единорога ответил Дзюттэ. - А ну-ка, не будем
лишний раз выставляться...

И чуть ли не сам полез ко мне за пояс, но позади, со спины, а я, уж
не знаю зачем, постарался держаться к загадочному посоху лицом.

"Это Чань-бо, Чэн", - тихо сказал-подумал Единорог.

"Кто-кто?"

Единорог повторил мой вопрос вслух - видимо, для Обломка. Зачем он
это сделал - я не понял, да и не очень-то стремился понять.

- Слушай, Единорог, - обидно скрежетнул из-за моей спины Дзюттэ, -
оказывается, твой мэйланьский придурок... то бишь Придаток не знает, кто
такие Чань-бо! Чему их в Мэйлане только учат! Я, кабирец, и то...

- Во-первых, теперь уже не "мой", а "наш", - раздельно и отчетливо
прозвенел Единорог, и Дзюттэ примолк. - Наш, и не Придаток, а человек.
Во-вторых, Чэн родился и вырос в Кабире, и в Мэйлане никогда не был - как
его отец и дед. И в-третьих, не забывайся, Дзю...

И уже ко мне: