ликатно целуя ей кончики пальцев, шептал: - Какая вы прелестная! Какая
прелестная!
миранием сердца Одна-единственная мысль выплывала в ее затуманенной го-
лове она победила сестру, восторжествовала над ней.
Гонтран непринужденно отпустил маленькую девичью ручку, которую держал у
своих губ, и сказал:
бопытный, не правда ли?
а Поль и Гонтран шли вслед за нею, разговаривая между собою вполголоса.
чег покатил обратно, в Анваль.
принялся ругаться: дорогу перегородил труп старого осла.
черной пыли, сам такой же темный и такой худой, что, казалось, его кос-
ти, обтянутые истертой шкурой, прорвали бы ее, если бы он не успел из-
дохнуть; все ребра четко вырисовывались под облезлой шерстью, а голова
казалась огромной, но у этой жалкой головы с закрытыми глазами было ка-
кое-то умиротворенное, довольное выражение, - она тихо, спокойно лежала
на ложе из острого битого щебня и как будто удивлялась новому для нее,
блаженному отдыху.
свежие раны, говорившие о том, что он не однажды падал в этот день, пока
не рухнул в последний раз. Еще одна рана была в боку - в том месте, куда
хозяин долгие годы колол его железным острием, насаженным на палку, под-
гоняя его отяжелевший шаг.
рожную канаву; длинная шея осла вытянулась, словно он хотел в последний
раз испустить свой жалобный крик. Сбросив его в высокую траву, кучер
сердито заворчал:
жизнь несчастного осла, закончившуюся на краю дороги. Веселый, большего-
ловый и глазастый ослик, смешной и славный ослик с жесткой шерсткой и
торчащими ушами, прыгал на воле, бежал около матери, путаясь у нее под
ногами; потом первая упряжка, первая телега, первый подъем в гору, пер-
вые побои, а потом... потом... непрестанные мучительные переходы по бес-
конечным дорогам. И побои!.. побои!.. Непосильный груз, палящее солнце,
вся пища - клочок соломы или сена, иногда несколько веточек, сорванных с
куста, а кругом, по обеим сторонам каменистой дороги, манящие зеленые
луга.
ным наконечником, началась жестокая пытка изнуренного животного; надры-
ваясь, осел тащил в гору тяжелую поклажу, чувствуя мучительную боль в
каждой косточке, во всем своем старом теле, изношенном, как рубище нище-
го. А потом смерть, благодетельная смерть в трех шагах от зеленой, соч-
ной травы, в которую, ругаясь, сбросил его проезжий человек, чтобы осво-
бодить дорогу.
рабству, поняла, что смерть порой бывает блаженным избавлением.
полуголый мужчина, женщина в отрепьях и тощая собака.
лезлая, шелудивая собака была привязана между оглоблями и плелась, высу-
нув язык. В тележке навалены были дрова, подобранные повсюду, вероятно,
и краденые, - пеньки, сучья, хворост, сломанные ветки, - и казалось, что
под ними что-то спрятано; на ветках было разостлано какое-то тряпье, а
на нем сидел малыш - виднелась только его головенка, выступавшая из бу-
рых лохмотьев: маленький шарик с глазами, носом и ртом.
человек без жалости к своему мертвому слуге оставил его там, не потру-
дившись хотя бы сбросить в канаву, чтобы он не мешал проезжающим экипа-
жам. А сам он и жена его впряглись в оглобли и потащили телегу, как та-
щил ее прежде осел. Куда они шли? Куда? Зачем? Было ли у них хоть нес-
колько медяков? А эта тяжелая тележка? Неужели они всегда будут ее та-
щить, потому что им не на что купить другого осла? Чем они будут жить?
Где остановятся? Умрут, верно, на краю дороги, как умер их осел.
этот бесформенный зверек, закутанный в грязные тряпки, верно, будет жить
такой же жизнью, как они.
зывала ей совсем новые мысли. Она смутно угадывала теперь страшную
участь бедняков.
бы пообедать там сегодня всем вместе! С удовольствием бы взглянул на
Бульвар!
забилось от воспоминаний. Она поглядела на Поля, но он сидел с закрытыми
глазами и не увидел ее смиренного призыва.
виноградников; наработавшись за день, они шли усталым шагом, держа на
плече мотыгу.
они, как и прежде, работали на виноградниках, поливая своим потом обога-
тившую их землю, с утра до вечера перекапывали ее, подставляя спины жгу-
чим лучам солнца, меж тем как их прекрасные сюртуки, тщательно сложен-
ные, покоились в комоде, а высокие цилиндры спрятаны были в шкафу. Оба
они поклонились, с дружелюбной улыбкой сняли шляпы, а из коляски все в
ответ замахали им руками.
вился в казино; Бретиньи пошел вместе с ним и, едва они сделали нес-
колько шагов, остановил приятеля.
ре поговорить с тобой.
девушкой.
ведь ты же сам на днях говорил своей сестре и мне, что думаешь жениться
на ней...
сказал:
сказал тогда, что эта девочка мне нравится, и если б я женился на ней,
то впервые в жизни поступил бы разумно и рассудительно. Вот и все. А те-
перь вот мне больше нравится старшая сестра. Чувство мое изменилось. Это
со всяким случается. - И, глядя Полю прямо в глаза, добавил: - Скажи, а
ты что делаешь, когда женщина перестает тебе нравиться? Ты щадишь ее?
смысл его слов. Кровь бросилась ему в голову, и он резко сказал:
тварью и не с замужнею женщиной, а с невинной девушкой, и ты обманул ее
если не обещаниями, то, по крайней мере, всем своим поведением Это низ-
ко! Слышишь? Порядочный человек, честный человек так не поступает!..
тоже скажу: не будь ты мне другом, я бы тебе показал, как меня оскорб-
лять! Еще одно слово, и между нами все будет кончено. Навсегда! - И за-
тем, отчеканивая каждое слово, он бросил Полю в лицо: - Не тебе требо-
вать от меня объяснений... Скорее я имею право потребовать их от тебя...
Есть такого рода неделикатность, которая действительно недостойна поря-
дочного человека... честного человека... Она проявляется в разных... в
разных формах... Дружба должна бы предостеречь от нее, и любовь не может
служить ей оправданием... - Но вдруг, переменив тон, весело, почти про-
казливо добавил: - А если эта девчурка так уж тебя растрогала и нравится
Херберт Фрэнк
Сертаков Виталий
Конюшевский Владислав
Ларссон Стиг
Каргалов Вадим
Куликов Роман