рили, обокрали, хотя первые сто дукатов, которые были найдены при обыске
узницы, могли бы четырежды оплатить то, что он потратил на нее за два
месяца. Госпожа Шварц перенесла этот мнимый убыток философски, проявив
большую твердость духа и предусмотрительность.
разве на такой узнице можно было рассчитывать что-нибудь заработать? Я
тебя предупреждала. Актриса! Разве у них бывают сбережения? Или актер!
Что это за доверенное лицо? Разве можно на него положиться? Полно! Мы
потеряли двести дукатов, так наверстаем их на других, более выгодных
клиентах. Это научит тебя, как предлагать свои услуги первым встречным,
не подумав хорошенько. Право, Шварц, я даже довольна, что ты получил
этот маленький урок. А теперь я доставлю себе удовольствие и посажу ее
на сухой или даже на заплесневевший хлеб. Как! Быть такой дурочкой и не
позаботиться припрятать в кармане хоть один фридрихсдор, чтобы заплатить
за труд тюремщице, да еще смотреть на нашего Готлиба как на идиота, по-
тому что он не ухаживает за ней. Подумаешь, что за птица!
и, подойдя к камину, возле которого сидел Готлиб, спросила его, снимая
пену со своих котелков:
просто так, для красного словца, ибо отлично знала, что Готлиб прислуши-
вался к их разговору не более внимательно, чем его кот Вельзевул.
улыбкой. - Скоро я начну новую пару.
тебя, так ты делаешь по паре башмаков в день. Работай, сынок, работай.
Этак ты заработаешь много денег... О господи! - вздохнула она, вновь
закрывая свои кастрюли, и в голосе ее прозвучала смиренная жалоба, слов-
но материнское чувство влило каплю благочестия даже в это окаменевшее
сердце.
тут дело, хотя ей трудно было себе представить, чтобы ее сто дукатов
могли быть поглощены так быстро, да еще при такой скудной пище. Она за-
ранее наметила себе план поведения с четой Шварц. Не получив от прусско-
го короля ни обола и опасаясь, что он ограничится только обещаниями (та-
кой же монетой, уезжая, получил свое жалованье и Вольтер), она понимала,
что если ее заточение продлится, а Шварц не умерит своих требований, то
ей ненадолго хватит тех небольших денег, которые она заработала, услаж-
дая слух некоторых менее скупых, но и менее богатых особ. Поэтому она
решила заставить его пойти на уступки и дня два или три довольствовалась
хлебом и водою, делая вид, будто не замечает перемены в своем столе.
Печку тоже перестали топить, и Консуэло безропотно терпела холод. К
счастью, он был не так страшен; на дворе стоял апрель, и хотя в Пруссии
не такая теплая весна, как у нас, во Франции, морозы понемногу смягча-
лись.
обдумывать, как бы получше спрятать свои капиталы, ибо не могла не пони-
мать, что как только она обнаружит свои сбережения, ее не замедлят снова
подвергнуть незаконному обыску и конфискации. Необходимость делает чело-
века если не изобретательным, то хотя бы предусмотрительным. У Консуэло
не было никакого инструмента, с помощью которого она могла бы выдолбить
дерево или приподнять камень. Но на следующий день, исследуя все закоул-
ки своей камеры с той скрупулезной тщательностью, на какую способны
только узники, она наконец заметила, что один кирпич как будто не так
плотно вделан в стену, как остальные. Она ногтями отколупала штукатурку,
которой он был обмазан, и обнаружила, что эта штукатурка была сделала не
из цемента, как в других местах, а из какого-то рыхлого материала, похо-
жего на засохший хлебный мякиш. Ей удалось вытащить кирпич, и за ним она
увидела небольшое пустое пространство между этим подвижным кирпичом и
теми, что к нему прилегали и составляли толщу стены. Очевидно, этот тай-
ничок был делом рук одного из прежних заключенных. Консуэло убедилась в
справедливости своего предположения, когда ее пальцы нащупали несколько
предметов, драгоценных для каждого узника: пачку карандашей, перочинный
нож, кремень, трут и несколько связок тонких витых свечей. Все эти пред-
меты нисколько не попортились, так как стена была совершенно сухая. К
тому же, их, быть может, и положили всего за несколько дней до того, как
в камеру пришла она. Консуэло добавила к ним свой кошелек и свое ма-
ленькое филигранное распятие, на которое не раз с вожделением поглядывал
господин Шварц, говоря, что эта "игрушка" пришлась бы по вкусу Готлибу.
Потом она вложила кирпич на место и обмазала его оставленным от завтрака
хлебным мякишем, предварительно потерев его об пол, чтобы он принял тот
же цвет, что и остальная штукатурка. И теперь, обеспечив себе на некото-
рое время средства к существованию и возможность как-то проводить свои
вечера, стала спокойно ждать обыска четы Шварц, чувствуя себя такой гор-
дой и счастливой, словно открыла какой-то новый мир.
и на мелкие делишки, - говаривал он, - лучше мало, чем ничего". И он
первый нарушил молчание, спросив у "заключенной номер три", не желает ли
она все же что-нибудь ему заказать. Тогда Консуэло решилась рассказать
ему - не о том, что у нее есть деньги, а о том, что она регулярно полу-
чает их каждую неделю тайным путем, причем он, Шварц, не должен доиски-
ваться, каким именно.
и вовсе не смогу ничего у вас покупать. Так что решайте сами, что для
вас лучше - строго придерживаться инструкции или честно зарабатывать
деньги.
одежды, матраца, досок пола, стульев, Шварц пришел к выводу, что Консуэ-
ло нашла способ общаться с внешним миром через какое-нибудь высшее долж-
ностное лицо в самой тюрьме. Лихоимство процветало во всей тюремной ие-
рархии, и низшим было невыгодно подвергать проверке действия своих более
могущественных собратьев. "Возьмем то, что нам посылает бог!" - со вздо-
хом произнес Шварц.
пориной. Она не стала упрекать его за то, как он израсходовал первую
сумму, но на будущее установила порядок, при котором каждое блюдо опла-
чивалось лишь вдвое против его действительной стоимости, что показалось
крайне мелочным госпоже Шварц, но не помешало ей получать свои денежки и
наживаться елико возможно.
незатейливого тайника, ускользающего тем не менее от бдительного ока тю-
ремщиков, покажется не таким уж неправдоподобным. Маленький секрет Кон-
суэло не был раскрыт, и, когда она вернулась с прогулки, ее сокровища
оказались в целости и сохранности. Как только стемнело, она поспешила
заслонить окно матрацем, зажгла свечку и принялась писать. Предоставим
дальнейший рассказ ей самой, ибо рукопись, которая после ее смерти дол-
гое время хранилась у каноника***, теперь принадлежит нам. Мы переводим
ее с итальянского.
умею бегло говорить на нескольких языках, не знаю, смогу ли правильно
выразить свои мысли хотя бы на одном из них. Я всегда думала, что должна
передавать то, что занимает мое сердце и мою жизнь, только на одном язы-
ке - языке моего божественного искусства. Слова, фразы - все это каза-
лось мне таким холодным по сравнению с тем, что я была в состоянии выра-
зить своим пением! Я могла бы пересчитать письма или, вернее, записки,
которые мне довелось набросать кое-как второпях, раза три или четыре, в
наиболее решительные моменты моей жизни. Так что сейчас, впервые с тех
пор, как я существую, у меня появилась потребность высказать словами то,
что я чувствую и что со мной случилось. И даже испытываю при этом
большое удовольствие. Прославленный и высокочтимый Порпора, милый, доро-
гой моему сердцу Гайдн, добрейший, уважаемый каноник***, вы, единствен-
ные мои друзья, а быть может, еще и вы, благородный, несчастный барон
фон Тренк, - о вас думаю я, когда пишу эти строки, вам рассказываю свои
невзгоды и испытания. Мне кажется, будто я говорю с вами, будто вы со
мной, и, таким образом, в печальном моем одиночестве, открывая вам тайну
моей жизни, я ускользаю от подстерегающей меня смерти. Ведь я могу уме-
реть здесь от тоски и горя, хотя до сих пор ни мое здоровье, ни мужество
мне почти не изменили. Но неизвестно, какие бедствия уготованы мне в бу-
дущем, и если я паду под их бременем, то по крайней мере мой след и по-
весть о моих страданиях останутся в ваших руках. Дневник мой перейдет по
наследству к следующему узнику, который сменит меня в этой камере и най-
дет замурованный в стене тайник, где я нашла бумагу и карандаш, дающие
мне возможность писать вам. О, как я благодарна сейчас моей матушке!
Ведь это она велела мне учиться писать, хоть сама никогда не умела! Да,
в тюрьме это большое облегчение. Мое грустное пение не проникает сквозь
толстые стены и не дойдет до вас. А мои записки придут к вам, и, как
знать, быть может, вскоре я найду способ переслать их вам?.. Я всегда
полагалась на провидение.
маленький запас тонкой, как шелк, бумаги не вечен, а вот заточение, быть
может, продлится вечно. Буду писать вам несколько слов каждый вечер пе-
ред сном. Хочу также поэкономнее расходовать свечу. Днем писать нельзя,
так как меня могут застать врасплох. Не стану рассказывать, за что я сю-
да попала, я и сама этого не знаю, а пытаясь угадать это вместе с вами,
Шилова Юлия
Березин Федор
Каргалов Вадим
Белов Вольф
Белов Вольф
Шилова Юлия