Таково было положение маршала Нея. Может быть, в первый еще раз в
жизни своей, исполненный громкой воинской славы, видел он себя в
столь тесных обстоятельствах. Тут не было средины. Должно
положить оружие и лавры многих лет к ногам победителей или найти
славную смерть в отчаянном сражении. Нетрудно угадать, что маршал
Ней решается на последнее. Построя в густые колонны
многочисленное войско свое, он поощряет его примером и речью.
"Неприятели, - говорит он, - теснят нас с тылу; Наполеон ожидает
впереди. Сии толпы русских, дерзающие представиться глазам вашим,
тотчас рассеются, исчезнут, побегут, коль скоро вы решитесь
ударить на них с мужеством, французам свойственным. Не взирайте
на гром неприятельских пушек: они страшны только для малодушных,
Победим русских их же орудием - штыками. Друзья, я вижу мановение
победоносной длани императора нашего, зовущего нас на соединение
с ним. Французы! Смерть и плен позади вас; Наполеон и слава
впереди; маршал Ней с вами; вперед!!!"
Генерал же Милорадович, покрывший уже себя блистательнейшею
славою в течение трех предшествовавших дней, в самое это время
среди смерти и ужасов сражения спокойно занимался обозрением мест
и, проезжая мимо полков, по обыкновению своему, ласково с
солдатами разговаривал. Войска кричали ему "ура!"...
Генерал, твердо уверенный в победе, благодарил полки за
приветствие, тем из них, которые наиболее отличили себя славными
подвигами, дарил заранее выступавшие из лесов колонны
неприятельские. Такие подарки принимаемы были с новым восторгом и
новыми восклицаниями "ура!". Твердая уверенность вождя в победе
мгновенно сообщалась войску; оно кипело мужеством и ожидало
только знака к нападению. Все это происходило под страшным громом
наших пушек, при взаимном действии неприятельских, в лесах
укрытых.
Между тем и маршал Ней войска свои, речью его ободренные,
течением теснимые и пробиться надеждой подкрепленные, при громком
барабанном бое и веющих знаменах, ведет четырьмя большими
колоннами с артиллерией во главе оных, невзирая на убийственный
огонь всех пушек наших. В грозном виде выступили из густоты
тумана войска неприятельские. С приближением их пальба умолкает.
Глубокая тишина распространяется по всем линиям, все
безмолвствует, ожидая решительного конца. Конец сей должен был
доказать, чья пехота первая в свете: французская ли, победами
многих лет прославленная и в тот час отчаянием и храбрейшим из
полководцев своих предводимая, или российская, столь мужественно
ему противуставшая. Генерал от инфантерии Милорадович поручает
храброму генералу Паскевичу с 26-й дивизией привлечь колеблющуюся
победу к знаменам нашим и решить столь важный спор о преимуществе
пехоты. Тотчас неустрашимые войска сего генерала, быстро
двинувшись навстречу идущим без выстрела, ударяют в штыки.
Победоносное "ура!" гремит в туманах; и прежде нежели отзыв
губительного для неприятеля восклицания сего успел наполнить
собой все окрестности и возвестить прочим войскам торжество наше,
колонны неприятельские были уже поражены, гонимы и в бегстве
истребляемы.
Из 4 больших колонн одна на месте положена. Прочие покусились
было снова устраиваться за своими пушками; но лейб-гвардии
Уланский полк бросился на них, взял пушки со всеми артиллеристами
и всю оставшуюся толпу рассеял и побил.
В сие же время приказал генерал Милорадович и князю Голицыну
ударить на правое неприятеля крыло; но едва успел он подвинуться
вперед, как встретил уже идущие на него новые французские
колонны. Павловский гренадерский полк бросается в штыки, бьет и
обращает их назад, дивизионный генерал Ланшантен, стараясь
остановить бегущих, ранен и взят в плен. Генерал Разу убит. Тут
бегство неприятеля становится общим. Но, не видя в оном спасения,
12 000 кладут оружие; а сам маршал Ней, с слабыми только
остатками переправясь через Днепр, укрывается от преследования
повсюду разосланных за ним отрядов.
Потеря неприятеля в сии дни: убитыми 15 000; в плен взятыми:
генералов 2, штаб- и обер-офицеров 285, рядовых 22 000, пушек 56
и черезмерное количество всякого обоза.
Общий беспорядок и уныние в бегущих остатках французской армии
суть важнейшим последствием сих побед.
Тотчас по одержании оных известный статский советник Фукс писал к
его императорскому высочеству Константину Павловичу следующее:
Сейчас входит к фельдмаршалу Михаил Андреевич Милорадович и
повергает ему победы свои. Весь корпус генерала Нея истреблен.
Его самого ищут. Отягченный лаврами Кутузов бросается в объятия
победителя. Сей спешит писать донесения и поручил мне донесть
вашему императорскому высочеству, что Уланский полк покрыл себя
блистательнейшей славой. Счастливым он себя почитает, доставив
ему Георгиевские знамена: ибо шеф оного полка великий его
благодетель. Счастлив и я, что очевидец опять славы России!"
С самого вступления войск в древние пределы Польши Светлейший
Князь в особенном приказе объявил армиям волю государя, чтобы
солдаты наши, укротя дух мщения и забыв все прежние обиды,
обходились с жителями с свойственным русским великодушием.
Здесь-то изящнейшие качества монарха России явились в полном
блеске своем. Напрасно виновные жители Литвы, совестию
тревожимые, трепетали в мечтаниях, ужасом порожденных, что мщение
предходить будет русским полкам; что разрушение от меча и огня
запечатлеет следы победителей и что кровь преступников польется в
стране их... Великодушные ополчения российские, победою
предводимые, спокойно вступили в пределы Польши. И как удивился
бурею мятежа восколебанный народ сей, увидя домы свои целыми,
права не уничтоженными, к законам почтение, а храмам благоговение
оказываемое. Словом, везде, где только развевались знамена
русские, тишина и утешение водворялись.
Ничто так не полезно на военном поприще, как награждение заслуг.
Честь составляет главнейшую пружину в монархическом правлении; а
посему и знаки ее должны быть непременною наградою достоинства.
Офицер, проведший несколько месяцев сряду в открытом поле, среди
непостоянства стихий, на снегах, в непогодах осенних и в лютой
зимней стуже, участник во многих сражениях, покрытый ранами, с
сердечным удовольствием приемлет знаки монаршей милости. Сии
награды приносят с собою целение его ранам, утешение томному духу
и прежнее стремление к подвигам. Он возвращается на родину, в
новый блеск, грудь его украшающий, рождает улыбку радости на лице
престарелого отца, извлекает слезы благодарности из очей нежной
матери и часто для всего семейства бывает предметом приятнейших
разговоров о славе отечественного оружия; о стране и времени, где
увенчивалось оно свежими лаврами; о имени и достоинстве вождя,
под предводительством и чрез посредство которого сии знаки
отличия им заслужены и получены.
Несчастное состояние бегущих французов в окрестностях Дорогобужа
23 октября, передовые войска двинулись вперед для преследования
неприятеля по большой Смоленской дороге. Остатки разбитого
накануне войска представляли ужаснейший вид страждущего
человечества. На грудах убитых и умерших лежали кучи умирающих.
Стон и отчаяние были повсеместны. Тысячи издохших лошадей
валялись по дороге, служа скудною пищею, если не от оружия и
голода, то от стужи вокруг них издыхающим.
Всего ужаснее бесчувствие и самого отчаяния жесточайшее,
поразившее сих несчастливцев. Великое множество их, вовсе
полумертвых, шатаясь толпами или бродя поодиночке, лишены были
всех чувств и всякого понятия. Они ничего не говорили, ни на что
не отвечали; глотали лошадиное мясо или грызли тела умерших
товарищей своих. Каждый огонек служил приманкою. Выползая из
кустов и оврагов, они толпились около него, сидели в оцепенении,
не заботясь о поддержании ни себя, ни огня - и жизнь их угасала
вместе с пламенем, доставлявшим им минутную теплоту.