своими же",-- писал свидетель.
рисковал жизнью: сакля взорвалась через 15 минут после того, как он вышел.
Он принял участие в перестрелке с турками и в набеге на них. Военный историк
Н.Ушаков вспоминал, что в атаке Пушкин подхватил где-то пику и отчаянно
поскакал вперед один, как типичный новобранец, но его догнал опытный майор
Семичев, посланный Раевским, и "вывел насильно из передовой цепи казаков".
Первое издание своей книги, вышедшее в 1836 году, Ушаков подарил Пушкину.
Впрочем, не известно, так ли это было, как писал Ушаков, и было ли вообще:
есть расхождения во времени и деталях, которые вызывают сомнение.
немецкого пастора и звали батюшкой. Пушкин, добравшийся до передовой, уже не
был таким общительным, как раньше. Он избегал новых знакомств и сходился
только с прежними своими приятелями, при посторонних был молчалив и казался
задумчивым. Большую часть времени он проводил с Николаем Раевским, в палатке
которого собирались свои. Пушкин никогда не расставался с чемоданом, в
котором у него лежали рукописи и пистолеты.
Паскевича,-- пишет Л.Гроссман,-- входило завоевание черноморских портов
Трапезунда и Самсуна, откуда так легко было "поехать посмотреть на
Константинополь". Русские подошли и начали готовиться к осаде города Арзрум,
важнейшей стратегической точки в русско-турецких войнах. Паскевич
торжествовал. "Вы истребили врага совершенно,-- говорилось в его приказе.--
Для вас открыт теперь путь в недра тех стран Азии, где две тысячи лет живет
слава побед великого Рима. Идите туда с радостью, достойные воины!".
навязчивая идея Третьего Рима -- Москвы. Арзрум был древнейшей крепостью,
воздвигнутой еще римлянами, принадлежал Византии, Османской империи.
Выяснилось, однако, что штурм для взятия этого лакомого куска не
понадобился: турецкие войска покинули город без боя, и 27 июня русские
спокойно вошли в Арзрум.
распорядился пригласить Пушкина в гости. Вместе с Игнатием Абрамовичем,
ординарцем графа, поэт посетил гарем Осман-Паши. Паскевич подарил Пушкину
саблю. Пушкин побывал в лагере, где были случаи заболевания чумой, после
чего вдруг -- и это тоже странно -- заспешил назад в Россию. Кульминационный
момент всей поездки в тексте "Путешествия" смазан, нелогичен, не
аргументирован. На три дня Пушкина задержали в карантине, а 28 августа он
выехал из Тифлиса в Москву, о чем было донесено в Третье отделение. Собирая
материалы для этой книги и объехав все места в России, в которых побывал
Пушкин, мы нацелились было и на Арзрум. Но эта часть территории была
возвращена Турции и, таким образом, снова превратилась в заграницу, куда
путь для нас, как когда-то для Пушкина, был из России закрыт.
серьезные. Уехав из Петербурга и Москвы, Пушкин писал домой мало. За пять
месяцев, что он отсутствовал, сохранилось только одно краткое письмо в
Москву, Федору Толстому, о дорожной скуке и опасностях в горах. Вся
корреспонденция с Кавказа перлюстрировалась в Москве, и приходилось быть
осторожным. Ни в письме к матери Натальи Гончаровой, написанном перед
отъездом, ни в письме к Толстому с дороги нет ни слова о невесте или о том,
когда он собирается вернуться.
отправил сразу несколько писем с адъютантом Паскевича Александром Дадиани,
своим дальним родственником, которого Паскевич послал с донесениями в
Петербург. Но отправил эти письма Пушкин, когда решил возвращаться назад.
Почему же он не довел дело, на которое затратил столько сил и времени, до
логического конца?
которое раньше Пушкина не подводило, на этот раз изменило ему. В очередной
попытке реализовать юношескую мечту о заморских краях он рассчитывал на
помощь друзей. Но вереница смертей, которую раньше не прослеживали биографы,
сопровождала поэта по мере его продвижения к Турции.
фанатиками-персами. Тынянов считал, что Грибоедов не хотел возвращаться в
Россию. Возможно, Грибоедов примеривался к поступку собственного героя
Чацкого, и Пушкин об этом догадывался или знал. За год до смерти, перед
отъездом в Персию, Грибоедов писал Екатерине Булгаковой: "Прощаюсь на три
года, на десять лет, может быть, навсегда".
после убийства. Изуродованный труп протащили по улице за руку и бросили в
выгребную яму. Спустя две недели по требованию русского правительства труп
якобы нашли и выдали. Месяцы спустя установили по простреленной руке, что
это Грибоедов (об этом упоминает и Пушкин в "Путешествии в Арзрум"), но,
отвечая на наши вопросы, специалисты в Тбилиси доказательств не прибавили.
Могила Грибоедова условная, возможно, в ней лежит тело другого человека,
перса с простреленной рукой, по другим сведениям,-- случайный труп
уголовника.
все же смог попасть в район действующей армии. Паскевич, давший разрешение
Пушкину, высоко ценил Грибоедова и был его близким родственником. Теперь
Грибоедов его больше не ждал, и у Пушкина появились плохие предчувствия.
Хотя Пушкин и написал, что смерть Грибоедова была "мгновенна и прекрасна",
вряд ли поэт отправился в путь, чтобы найти такую же смерть на Кавказе для
себя.
встречался у Всеволожских. Сипягин входил в число участников
Российско-Закавказской компании, о которой мы упоминали выше. Пушкин в
"Путешествии" отмечает его смерть мимоходом, хотя и пересказывает одну из
версий. У современного грузинского автора сказано, что смерть Сипягина,
которому было 43 года, наступила "при загадочных обстоятельствах". Следом
были уничтожены сипягинские письма. Его имущество было вынесено на улицу и
поспешно продано с торгов. Ходили слухи, что Сипягин с единомышленниками
планировал осуществить военный переворот в Грузии.
умер начальник дипломатической канцелярии Паскевича Ф.Хомяков, а вслед за
ним -- один из пайщиков компании француз Кастелла. Со смертью организаторов
идея этого странного предприятия, сулившего деньги, очень нужные Пушкину для
жизни на Западе, заглохла. А отчаянная надежда выиграть эти деньги в карты,
которая не покидала поэта ни до, ни во время поездки на Кавказ, тоже
оказалась несбыточной.
Отряд генерала и декабриста Ивана Бурцова, с которым Пушкин был знаком
добрых двадцать лет, посланный в разведку на турецкую территорию, пробивался
к Черному морю той самой дорогой, которая занимала Пушкина. Город Байбурт
был примерно в двух третях пути до порта Трапезунд. Сосланный на Кавказ
Бурцов, благодаря своему мужеству и героизму, дослужился до генеральского
чина. И вот он был тяжело ранен. Потеряв командира, отряд начал поспешно
отступать. Весть эта распространилась среди турок; с криками о священной
войне и мести они устремились на русских. "Жаль было храброго Бурцова,--
написал позже Пушкин,-- но это происшествие могло быть гибельно и для всего
нашего малочисленного войска, зашедшего глубоко в чужую землю и окруженного
неприязненными народами, готовыми восстать при слухе о первой неудаче".
июля от Паскевича, который выразил огорчение смертью своего приближенного.
Это произошло в день, когда он решил двигаться обратно. Однако фактически
Бурцов умер спустя три дня. Если Пушкин услышал об этом, еще находясь в
ставке Паскевича, то это также могло повлиять на его решение отказаться от
побега в Турцию. А если он узнал об этом уже на обратном пути и позже просто
присочинил огорчение Паскевича, то это известие не могло не поразить поэта,
добавить к мартирологу еще один труп и убедить, что бегство к туркам было
невозможно.
того, как туда попал, представлял себе плохо. Он любил слушать турецкие
песни еще в Кишиневе. Ему нравились турчанки. Он сам любил вспомнить, что
его предок попал в Россию через Турцию. Константинополь имел для него особую
притягательную силу: именно оттуда Ганнибал был прислан в качестве подарка
Петру I. По-видимому, поэт переоценивал силу русского оружия, надеялся, что
быстро захватят морские порты, а в них будет первое время неразбериха и
отсутствие контроля. Оказавшись у Паскевича, он прочитал депешу Николая I от
30 июня 1829 года, останавливающую войска в связи с международными
трудностями. "...Я предполагаю,-- писал царь,-- что Трапезонт не уйдет из
рук ваших...".
увидеть в пушкинском стихотворении "Олегов щит". Русские войска пробирались
к Константинополю под предлогом защиты Святых мест. Но Англии все было ясно,
и она преградила путь русской армии под тем же предлогом. Русская военная
машина забуксовала. Расчет на то, что русские достаточно приблизятся к морю,
не оправдался. От Арзрума до моря оставалось верст 200 -- минимум три дня
пути по плохим горным дорогам, притом одинокому путнику без всякой охраны и
без сопровождающих проводников.
русским. На каждом шагу он своими глазами видел зверства русской армии и
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Майер Стефани