в Сейм, под Курском поднимались Тускорью, а в верховье Тускори
переваливали в Оку. Навстречу им тянули купцы, направляющиеся на юг.
Осеннее мелководье закрывало Тускорь. Зато находилось достаточно телег,
лошадей и людей на сухом пути, и берег Сейма под Курском являл собою
подобие большого торга. Сюда, окончив с уборкой урожая, съезжались
хозяева, ближние и дальние, иные верст за сто с лишком, из старых вятицких
градов, запрятанных в лесах, из новых поселений, из самого Курска. И
каждый справедливо по-хозяйски рассуждал, что и себя, и лошадей все равно
кормить нужно и в безделье, и за делом. Разве что лошадям побольше овса
придется задавать, так ведь хозяин и в стойле коня не морит на одном сене.
Заодно можно себя показать и людей посмотреть, под лежачий камень вода не
течет, а земля слухом полнится не сама, а встречей с людьми.
горой. Кто шалаш себе ставил, кто спал под телегой, накинув на поднятые
оглобли полотнище валянного дома сукна, которое никакой дождь не пробьет.
Курские жители тут же торговлишку заводили, потчуя желающих и вареным, и
печеным, и жареным, угощая и медом ставленым, и черной брагой простой, и
черной брагой хмельной, и брагой белой мучной десяти разборов на все
вкусы, пей-ешь, не хочу. Подводчики приезжали непраздные, со своим
товаром, и у них покупали все - в лесу все есть: от медвежьей шкуры и
собольего меха, от пшеницы, ржи, гороха и железных поделок до деревянных
ложек и липовых долбленых кадушек, хочешь - с цеженым - чисто янтарь! -
медом, не хочешь - пустую бери. А не так - иди себе с богом, добрый
человек. И идет добрый человек, приценяется, никто двух цен не скажет,
никто не позовет покупателя. И верно, чего звать-то? Нужно, сам придет. И
ходят добрые люди вежливо. Задремал хозяин - потрясут за плечо: что есть
да почем? Очнувшись, ответит или покажет на кого-то: его, мол, спрашивай.
Это значит - впервые приехал и посылает к старшему опытом. В новом деле
дурак лезет своим умом, умный чужого ума не стыдится занять. На торгу ведь
как? Купец - что стрелец, оплошного ждет, простота хуже воровства.
в княжествах Чернигово-Северском и Переяславльском. Сочтем, сколько же
было путей по рекам и сколько было волоков.
куда хочешь: реки-притоки приведут в глубины всех восточнорусских земель,
и на всех них покупай и продавай. Ока же сама приведет в Волгу. Вниз -
плыви в Каспийское море хоть к персам. Вверх - сворачивай в Каму и там иди
под самый Камень - Уральские горы.
Сурожское море, и из него в Русское - Черное: пройдя в Оку, подняться по
Упе и Шату в Иван-озеро и переволоком - в Дон, по Дону выходишь в
Сурожское море.
торный.
Рясский волок и с волока - в реку Становую Рясу и Воронеж-реку.
телегах, ибо грузчики и перевозчики везде найдутся. Для них приработок,
для купца удобства. Малые лодьи поднимают и везут на дорогах. Большие
могут прокатить на катках. Дело налажено. Утром выволокут, к вечеру на
десять - двенадцать верст откатят. Издали глядеть - тяжелая работа. Со
сноровкой - посильная.
засеяли лесом верховья рек и речные долины. Тут же близ волоков живут
плотники-корабельщики, у них найдешь любую лодью, покупай и - плыви. Твою
лодью у тебя возьмут в обмен, или купят, или примут на храненье. Поедешь
назад - уплати за храненье и бери свое добро.
времен, по-русски - от пращуров. Дальние купцы - греки, армяне, арабы,
турки, инды, суны, персы, италийцы, евреи - радовались мягкости наших
водяных дорог. У них все на спинах - верблюд, осел, мул, лошадь. В иных
местах вьючат товары на овец, на коз. Идет караван в сотню вьючных
животных, а сложил - и все вошло в одну русскую лодью. Ни падежей, ни
иссохших колодцев, ни жгучего ветра, несущего вместе с горячим песком
смерть невинным животным и жалкую гибель людям. Плохо другое - нижние
теченья рек доступны кочевникам. Язык пользы понятен и им, и они
пропускают купцов за плату. Постоянный грабеж разорвет дороги, и кочевник
лишится дохода уже навсегда. Однако же порою грабят, бывают годы, когда
нет прохода ни по Днепру, ни по Дону, ни по Волге. Русь отрывается от юга,
от востока, по рекам ходят только свои купцы, торговля, замыкаясь,
слабеет. Плохо: иноземцы весной не поднимались - не пойдут назад осенью, и
свои вниз не плывут. Построенные лодьи сохнут на берегах, заработка нет,
волоки пустеют, около ненужных катков поднимается трава, муравка
затягивает дороги, и вороны, сидя на кольях у заколоченных летних изб,
каркают: не то удивляются, не то рады людским неудачам.
печенегов шли годы свободных дорог, человек же к доброму привыкает быстро,
чуя разумом и совестью, что на хорошее есть у него права от рожденья.
Потому-то неблагодарное дело лезть в людские благодетели: забота о людях
не доблесть, но обязанность князей, они за заботу свой кусок получают. У
киевлян многие торгуют на юге, многие же за товаром туда плавают. У одних
- родственники, у других - должники, которые на заемные деньги обороты
делают. Кто ж прав? Князь Изяслав иль киевляне? - закончил свои
рассуждения боярин Порей, и князь Владимир рассудил в пользу киевлян, и
боярин Порей похвалил юного князя за справедливость.
умолк, продолжая про себя невеселые размышленья.
казалась оживленной. Пролегала она полянами, с которых человеческая рука
понудила лес отступить. Через, овражки были брошены бревенчатые мосты,
попался и большой мост через обедневшую водой речку - на высоких сваях.
Здесь половодье не рвало путь. За поворотом догнали обоз телег в тридцать.
Крепкие кони тянули тяжелогруженые возы, покрытые просаленными кожами, -
везут соль. Возчики кратко ответили на приветствие.
иноземцев, ведя в поводу местных лошадей. Эти первыми вскинули руки,
здороваясь не по-русски. Владимир решил - италийцы. Иностранных людей ему
довелось видеть много в Киеве, Переяславле, Чернигове, и он научился их
различать. Придержав коня, князь спросил по-латыни: "Откуда вы, из каких
городов? - Увидев по лицам, что не понят, Владимир сказал: - Прощайте".
Это короткое слово понимали и те италийцы, кто не знал по-латыни. В Италии
от времени изменилась речь. В храмах служили по-латыни, которую понимали
лишь ученые люди. Книги писали по-латыни, на латинском языке говорили
послы. А купцы, простые люди, умели считать, а написать и прочесть могли
бы лишь долговую расписку. Италия - страна десятков разных наречий, и один
итальянец не понимает другого, хотя места их рождения отдалены одно от
другого на половину дня ходьбы. Владимиру вспомнилось, как он был удивлен,
впервые это узнав. На Руси тмутороканец, полочанин, муромец, киевлянин,
новгородец говорят одной речью, Русь же куда обширней Италии. Да, ни о
себе по другим, ни о чужих землях по своей судить нельзя: не пяль свою
шапку на соседскую голову.
они? Хвалили черниговцев за доблесть.
смотрит на белый свет, будто с горы, и: правду тянется искать в совести,
уходя вглубь, как за жемчугом. Этим людям белый свет по-иному нужен.
близ яра иль ярика, где есть живая вода. Во двор наезжен отросток с дороги
к воротам. Заборы высокие, прочные - лесу-то много, бери, не хочу. Однако
не в лесе дело: это заезжий двор. Усадьба обширная, у колодца на козлах
наставлены долбленые корыта поить лошадей. Хозяин продаст овса, гостей
накормит: промысел, подспорье к хозяйству. Подалее - другой двор, третий.
К первому дворнику приселяются, коль он позволит. Ибо первый, и без
посторонних, делясь с сыновьями, принимая зятьев, дает основанье селенью.
Корень, ствол, ветки - живое родословное древо захватывает землю. За
усадьбами плешинами расползаются поля, лес безгласно сжимается перед злым
топором. И разрастается, когда с людьми случается беда: будущее
предсказывают ежечасно, но никто еще его не прочел.
на дорогу - парень, сняв обеими руками кунью шапку на беличьем подбое,
поклонился проезжим.
Браги не пригубите ли? Есть простая, есть медвяная двух поставов: хмельная
и сладкая. Всех угостили.
приглядываясь к парню, спросил:
с брагой да мягкие подушки. Выводи из конюшни лошадь, седлай и нас
догоняй. Князь тебя возьмет дружинником. Чего не умеешь - я научу. Вот
тебе, чтоб с отцом расплатиться за лошадь, - и Порей достал из сумки
золотую монетку константинопольской чеканки. - Не милостыню даю,
расплатишься!
же меня не пустит, нечего проситься, да и сам не хочу. Вон там, - парень
Контровский Владимир
Влодавец Леонид
Ильин Андрей
Каргалов Вадим
Каменистый Артем
Конан-Дойль Артур