ясь своим желаниям. Желаний у него много. Он может желать избегнуть боли
или насладиться удовольствием. Но что бы он ни делал, его поступки про-
диктованы желанием.
друга желания? - прервала его Мод Брустер.
И, если душа благородна, она последует доброму побуждению и заставит че-
ловека совершить доброе дело; если же она порочна - он поступит дурно. И
в том и в другом случае решает душа.
желание. Вот, скажем, человек, которому хочется напиться. И вместе с тем
он не хочет напиваться. Что же он делает, как он поступает? Он марионет-
ка, раб своих желаний и просто повинуется более сильному из этих двух
желаний, вот и все. Душа тут ни при чем. Если у него появилось искушение
напиться, то как он может устоять против него? Для этого должно возобла-
дать желание остаться трезвым. Но, значит, это желание было более
сильным, только и всего, соблазн не играет никакой роли, если, конеч-
но... - он остановился, обдумывая мелькнувшую у него мысль, и вдруг рас-
хохотался, - если это не соблазн остаться трезвым! Что вы на это скаже-
те, мистер Ван-Вейден?
ний - это и есть его душа. Поэтому вы оба не правы. Вы, Ларсен, ставите
во главу угла желание, отметая в сторону душу. Мисс Брустер ставит во
главу угла душу, отметая желания. А в сущности, душа и желание - одно и
то же.
остается соблазном, независимо от того, устоял человек или нет. Ветер
раздувает огонь, и он вспыхивает жарким пламенем. Желание подобно огню.
Созерцание предмета желания, новое заманчивое описание его, новое пости-
жение этого предмета разжигают желание, подобно тому как ветер раздувает
огонь. И в этом заключен соблазн. Это ветер, который раздувает желание,
пока оно не разгорится в пламя и не поглотит человека. Вот что такое
соблазн! Иногда он недостаточно силен, чтобы сделать желание всепожираю-
щим, но если он хоть в какой-то мере разжигает желание, это все равно
соблазн. И, как вы сами говорите, он может толкнуть человека на добро,
так же как и на зло.
ему конец, и мы сели за стол.
видал его таким. Казалось, накопившаяся в нем энергия ищет выхода. Почти
сразу же он затеял спор о любви. Как и всегда, он подходил к вопросу
грубо материалистически, а Мод Брустер отстаивала идеалистическую точку
зрения. Прислушиваясь к их спору, я лишь изредка высказывал какое-нибудь
соображение или вносил поправку, но больше молчал.
нам я терял нить разговора, изучая ее лицо. Ее щеки редко покрывались
румянцем, но сегодня они порозовели, лицо оживилось. Она дала волю свое-
му остроумию и спорила с жаром, а Волк Ларсен прямо упивался спором.
чен в это время созерцанием каштанового локона, выбившегося из прически
Мод, - Ларсен процитировал слова Изольды, которые она произносит, будучи
в Тинтагеле:
ческое звучание, то сейчас, читая Суинберна, он заставил его строки зву-
чать восторженно, даже ликующе. Читал он правильно и хорошо. Едва он
умолк, как Луис просунул голову в люк и сказал негромко:
секает сейчас наш курс по носу. Виден левый бортовой огонь!
единились к нему, он уже успел, задвинув крышку люка, заглушить пьяный
рев, несшийся из кубрика охотников, и спешил на бак, чтобы закрыть люк
там. Туман рассеялся не вполне - он поднялся выше, закрыв собою звезды,
и сделал мрак совсем непроницаемым. И прямо впереди из мрака на меня
глянули два огня, красный и белый, и я услышал мерное постукивание маши-
ны парохода. Несомненно, это была "Македония".
быстро скользившими мимо нас огнями.
же за этим последует?
он уже держал меня за горло своей обезьяньей лапой. Его мускулы едва за-
метно напряглись, и это был весьма выразительный намек на то, что ему
ничего не стоит свернуть мне шею. Впрочем, он тут же отпустил меня, и мы
снова стали следить за огнями "Македонии".
зал он, и в его голосе прозвучали такая нежность и ласка, что меня пере-
дернуло. - Но лучше не делайте этого, потому что я тут же сверну шею
мистеру Ван-Вейдену, - добавил он.
риканской литературы номер два", - с издевкой проговорил Волк Ларсен.
друг к другу, что не испытывали неловкости от наступившего молчания.
Когда красный и белый огни исчезли вдали, мы вернулись в кают-компанию,
чтобы закончить прерванный ужин.
Ultima" Даусона. Она читала превосходно, но я наблюдал не за нею, а за
Волком Ларсеном. Я не мог оторвать от него глаз, так поразил меня его
взгляд, прикованный к ее лицу. Я видел, что он совершенно поглощен ею;
губы его бессознательно шевелились, неслышно повторяя за ней слова:
его опять сверкнули золотые искорки.
ния... Она без запинки дочитала заключительную строфу, а затем постепен-
но перевела разговор в более безопасное русло. Я был как в дурмане.
Сквозь переборку кубрика доносились звуки пьяного разгула, а мужчина,
который внушал мне ужас, и женщина, которую я любил, сидели передо мной
и говорили, говорили... Никто не убирал со стола. Матрос, заменявший
Магриджа, очевидно, присоединился к своим товарищам в кубрике.
час. Временами я отвлекался от своих мыслей, с изумлением прислушиваясь
к его словам, поражаясь незаурядности его ума и силе страсти, с которой
он отдавался проповеди мятежа. Разговор коснулся Люцифера из поэмы
Мильтона, и острота анализа, который давал этому образу Волк Ларсен, и
красочность некоторых его описаний показывали, что он загубил в себе не-
сомненный талант. Мне невольно пришел на память Тэн, хотя я и знал, что
Ларсен никогда не читал этого блестящего, но опасного мыслителя.
громов небесных, - говорил Ларсен. - Низвергнутый в ад, он не был слом-
лен. Он увел за собой треть ангелов, взбунтовал человека против бога и
целые поколения людей привлек на свою сторону и обрек аду. Почему был он
изгнан из рая? Был ли он менее отважен, менее горд, менее велик в своих
замыслах, чем господь бог? Нет! Тысячу раз нет! Но бог был могуществен-
нее. Как это сказано? "Он возвеличился лишь силою громов". Но Люцифер -
свободный дух. Для него служить было равносильно гибели. Он предпочел
страдания и свободу беспечальной жизни и рабству. Он не хотел служить
богу. Он ничему не хотел служить. Он не был безногой фигурой вроде той,
что украшает нос моей шхуны. Он стоял на своих ногах. Это была личность!
к себе в каюту.
вал:
лось, продолжал звучать в стенах каюты, а он стоял, слегка покачиваясь,
откинув назад голову, бронзовое лицо его сияло, в глазах плясали золотые
искорки, и он смотрел на Мод, как смотрит на женщину мужчина, - зовущим,
ласковым и властным взглядом.
почти шепотом произнесла:
Акунин Борис
Корнев Павел
Махров Алексей
Шидловский Дмитрий
Свержин Владимир
Конан-Дойль Артур