говорю об этом не потому, что сомневаюсь в нравственной чистоте тех, кто
распоряжается этими суммами, а потому, что, как мне известно, их неправильно
применяют. Одно дело, когда читаешь об ужасных трудностях, с которыми
сталкиваются миссионеры, и о торжестве религии, о крещении туземцев под
сенью тропических кущ; и совсем другое - когда сам побываешь на Сандвичевых
островах и наглядишься на то, как миссионеры благоденствуют в своих уютных и
красивых виллах, а вокруг несчастные туземцы погрязли в бессчетных пороках,
островах дружная неумелая работа всех миссионеров и серьезные преступления
против благочестия, допускаемые кое-кем из их числа, все же в нынешнем
бедственном положении на Сандвичевых островах повинны не только они.
Пагубный пример поселившихся там безнравственных иноземцев
посещения различных судов тоже немало содействовали укоренению всевозможных
зол. Иными словами, здесь, как и всюду, где среди тех, кого мы именуем
дикарями, насаждается Цивилизация, она щедро отсыпала им свои пороки, но
поскупилась дарить свои блага.
вести, работа неприбыльная. Боюсь, что и мне предстоит в этом убедиться,
если до иных из доверчивых друзей гавайских миссионеров дойдут разоблачения,
которые содержатся в этой книге. Однако я верю, что, вызвав интерес, эти
разоблачения тем самым послужат чему-нибудь такому, что в конце концов
окажется даже на пользу делу христианизации Сандвичевых островов.
которые я здесь привел, останутся фактами, что бы ни говорили и ни писали,
оспаривая их, фанатики и недоверчивые. Рассуждения же мои, на этих фактах
основанные, вполне могут быть и ошибочными. В таком случае я ожидаю не
больше снисхождения, чем заслуживает всякий, чья цель - благо.
- 27 -
умеренным; что же до общих правил поведения, которыми
руководствовался бы, общаясь между собой, то, насколько позволяют судить мои
наблюдения, таковых, я почти готов утверждать, не было, если, конечно, не
считать таинственного табу. За то время, что я прожил среди тайпийцев,
никого не судили за преступления против общества. Судов там вообще как будто
бы нет. Нет и муниципальной полиции,
правонарушителей. Короче,
общественного
законодательство на земле. И тем не менее здесь все живут в покое и
согласии, и далеко до них, уверяю вас, любому избранному обществу самых
цивилизованных и самых набожных граждан христианского мира.
Дикари! Да что там! Прямые каннибалы! Возможно ли, чтобы они без какого-либо
содействия законов явили нам в столь совершенном виде тот самый общественный
порядок, который почитается высшим благом и главной гордостью
государственности?
управляется? Что день ото дня держит в узде его страсти? Очевидно, ими
управляет врожденная честность и доброта в отношении друг к другу. Они,
должно быть, руководствуются тем самым неписаным законом здравого смысла,
статьи которого - что бы ни говорили о беззаконии рода человеческого -
запечатлены на сердце каждого из нас.
едины во всем мире; и в свете этих принципов дела людские одинаково
представляются правильными
просвещенному уму. Именно в этом, внутренне присущем человеку и повсеместно
равнозначном понятии "благородного" и "справедливого" заключен секрет той
абсолютной честности, какую жители Маркизских островов проявляют в общении
друг с другом. В своих домах, где двери никогда не запирались и где тут же
хранилось все их добро, они спали спокойным сном в самую глухую ночь.
Неприятные мысли об убийцах и грабителях не
островитянин отдыхал у себя под крышей из пальмовых листьев или посиживал
под своим хлебным деревом, и никто его не обижал и не беспокоил. Во всей
долине не нашлось бы ни одного замка и ничего, что выполняло бы роль
такового; но при этом не было общности имущества. Вот это длинное копье, так
изящно отшлифованное и покрытое такой изысканной резьбой, принадлежит
Уормуну; оно куда красивей любимого копья старого Мархейо, да и у его
владельца нет сокровища драгоценнее. Но я видел это копье в роще, оно стояло
прислоненное к стволу пальмы, и там его и нашел Уормуну, когда хватился
своего сокровища. Или вот кашалотов зуб, весь испещренный замысловатыми
узорами; это имущество Корлуны, самое ценное ее украшение. На ее взгляд, оно
дороже всяких брильянтов, - но вот оно у нее висит в доме на лыковой
веревочке, а дом на отшибе, и все, кто в нем живут, ушли на речку купаться.
[*Строжайшая честность, которая отличает почти всех обитателей Полинезийских
островов, когда они имеют дело друг с другом, находится в вопиющем
противоречии с воровскими наклонностями, нередко проявляемыми ими в общении
с иноземцами. Может показаться, что по понятиям их особой собственной морали
кража топорика или железного ключа у европейца расценивается как похвальный
поступок. Или можно предположить, что, принимая во внимание оптовые грабежи,
которые учиняют у них заморские гости, они всякую их
рассматривают
устранит видимое противоречие в моральном облике островитян, а во-вторых,
несколько подымет их в глазах читателей, которые, по рассказам знаменитых
путешественников, считают их бессовестными тварями. - Г.М.]
насколько надежны здесь вклады капиталов в недвижимость - не могу сказать.
Находится ли земля долины в совместном владении жителей или же она поделена
между некоторым числом землевладельцев, позволяющих всем и каждому незаконно
поселяться и хозяйничать на своих уделах, - я также не выяснил. Во всяком
случае заплесневелых поместных грамот и пергаментов на острове не знают; я
даже склонен всерьез предполагать, что его жители получили свои широкие
долины в наследное владение от самой Природы - держать и владеть, пока
растет трава и бегут ручьи или пока пришельцы-французы, не вдаваясь в особые
юридические тонкости, не приберут их к рукам.
сбивать им с верхушек деревьев хлебные плоды, которые он вскоре принес домой
в большой корзине из пальмовых листьев. Сегодня я вижу за тем же занятием
знакомого тайпийца, который живет в другом конце долины. На отлогом берегу
речки растут бананы. И я часто смотрел, как на них налетала большая ватага
мальчишек, которые, шумя и перекликаясь, весело срывали и уносили каждый в
свою сторону огромные золотые грозди. Видно, не скряга владелец этой рощи
хлебных деревьев или этих роскошных солнечных бананов.
недвижимым имуществом в долине Тайпи имеется огромная разница. Разумеется,
одни люди здесь богаче, другие беднее. Например, стропила в доме Мархейо
гнутся под тяжестью многочисленных свертков тапы; его ложе устлано циновками
в семь слоев. И у доброй Тайнор за домом в ее бамбуковом буфете - или как
там назвать это сооружение - понаставлено вдоволь тыквенных мисок и
деревянных блюд. А вот дом напротив, где живет ближайший сосед Мархейо,
Руаруга, уже победнее. С потолка свисают только три сравнительно небольших
свертка, циновки лежат всего лишь в два слоя, а тыквы и деревянные блюда и
числом поменьше, и куда скромнее раскрашены, и резьба на них не такая
красивая. Но все-таки у Руаруги есть дом - правда, не такой нарядный, но
такой же вместительный и покойный, как и у Мархейо; и, наверное, захоти он
потягаться с соседом, он смог бы сравняться с ним без особого труда. Другого
рода различий в благосостоянии туземцев я не видел.
даже причитающейся ему долей этих добродетелей не располагает. Гораздо
свободнее и обильнее процветают они среди многих варварских
Гостеприимство кочевника-араба, отвага североамериканского индейца и верная
дружба некоторых полинезийских народов не имеют себе равных у образованных
жителей европейских государств. И если правда и справедливость и лучшие
стороны нашей натуры не могут существовать без поддержки законов, то как
объяснить уклад жизни тайпийцев? Они так честны и чисты во всем, что я,
находившийся во власти сильнейшего против них предубеждения, когда попал к
ним в долину, скоро должен был недоуменно воскликнуть: "Неужели это свирепые
дикари, кровожадные людоеды, о которых я
рассказов?" Они куда добрее друг к другу и куда человечнее, чем многие из
тех, кто изучает труды о достоинствах и добродетелях и ежевечерне повторяет
прекрасную молитву, слетевшую некогда впервые с уст божественного и кроткого
Иисуса. И я готов честно признаться, что после нескольких недель пребывания
в этой маркизской долине мое мнение о человеческой природе сильно изменилось
к лучшему. Но увы! После этого я поступил служить на военный корабль, и
спертая, затаенная злоба пятисот членов экипажа едва не опровергла мои
прежние теории.
каким они воспринимали все, что происходило. У них, по-моему, никогда не
бывало разногласий. Все рассуждали и поступали одинаково. Если бы у них
организовали дискуссионный клуб,
просуществовал - не нашлось бы о чем дискутировать; а вздумай они созвать
всенародный сход для обсуждения судеб отечества, это было бы самое короткое
заседание в мире. Единодушие было у них во всем - всякое дело делалось при
всеобщем согласии и дружеском участии. Приведу пример.
Мой верный провожатый объяснил мне, что на этой полянке вечером начнется
строительство бамбукового жилища. И действительно, не менее ста человек были
заняты подготовкой к началу работ - сносили на место строительные материалы:
Земляной Андрей
Буркатовский Сергей
Бажанов Олег
Бажанов Олег
Володихин Дмитрий
Майер Стефани