вообще имеет право не отвечать и уж во всяком случае потребовать, чтобы ему
объяснили, по какому праву дер-жат в тюрьме иностранного подданного? Но
допрос уже слишком да-леко зашел, и вообще все текло как-то не так, слишком
уж спокойно. Очевидно, Никита плохо играл роль Сакромозо.
следователя словно не заметили, как изменился тон заключен-ного, последнюю
фразу вовсе оставили без внимания, и тут был задан вопрос, который заставил
Никиту насторожиться. Можно было бы даже испугаться, если бы положение его и
так не было достаточно бедственным.
Гольденбергом?
крикнул, а принял независимый вид и ответил почти беспечно:
немедленно взвился с места, затрещал пальцами, забряцал подковками, а потом
обронил как-то светски:
бумагу.
расписывался за Сакромозо. К его удивлению, следователи не стали настаивать,
встали. Очевидно, допрос кончился. Это произошло так внезапно и быстро --
бумаги в папку, перо за ухо, чернильницу в руки и в дверь,-- что Никита так
и не успел выкрикнуть фразу, которую придумал загодя: "Протестую! Я
иностранный подданный! По какому праву вы держите меня здесь?"
резвее, Никита все прислушивался. Теперь на допросе он будет вести себя
умнее. Главное, заставить их сбить темп. И вообще надо молчать, и хорошо бы
их разозлить, может, сболтнут лишнее. Кроме как от следователей, ему
неоткуда получить подсказку, как вести себя дальше.
самый спутник купца, с которым он вышел из поломанной кареты? Интересно бы
знать, в каких они были отношениях. А вдруг Сакромозо и есть убийца
Гольденберга? При этой мысли мурашки пробежали у него по спине. Не приведи
Господь...
можно назвать общением молчаливое созерцание его долговязой фигуры. Никите
уже стало казаться, что его вдруг забурлившая арестантская жизнь вошла в
старые берега. Будь проклят тот день, в который ничего не происходит! Можно
перенести страх, обиду, го-ре, болезнь, прибавьте к этому еще кучу
отвратительных понятий, а в конце припишите слово "скука", и оно перетянет
все предыдущие. Потому что страх, обида и прочее -- это от Бога, и это
Испытание, а скука -- от дьявола. Она не испытание, она Возмездие. Можно
спросить с жаром: "За что. Господи, за что?" Можно помолиться, поплакать,
разбить лоб об пол, проклиная свою глупость и довер-чивость! Но не смешно
ли, господа, продолжать твердить с глупым упрямством, что он Сакромозо? Нет,
не смешно, потому что скучно. И молиться он не хочет. Ничего он не хочет.
Кто больший враг человеку, чем он сам?
неурочный час, к вечеру, как-то незаметно появился чело-век без примет. То
есть у него была примета и весьма существен-ная, он хромал, но менее всего к
этому человеку подходила клич-ка "хромой". В нем не только не ощущалось
никакой ущербности, но как-то даже неудобно было ее замечать. Страж закона!
"Гос-подин Страж, так и будем его называть,-- подсказал себе Никита и
усмехнулся.-- Дьявол, носитель вселенской скуки, тоже припадал на одну ногу.
Но носил ли он такой ботинок? И как цепко когтит он набалдашник трости!
Словно этот костяной шар не менее как держава, а он -- орел, венчающий
русский герб".
развернул папку с исписанными давеча листами и, грустно, почти любовно глядя
Никите в глаза, спросил по-русски:
Никита явственно услышал, словно кто-то в ухо ему дыхнул:
можно было ломать комедию, а с этим не то, чтобы стыдно, опять-таки --
скучно...
с таким видом, словно он был один в комнате.
сами во всем виноваты. Согласитесь...
но с топчана не доносилось ни звука. И вдруг явственно и громко в камеру
вошел гул моря. Дементию Палычу да-же показалось, что дом слегка
раскачивается на волнах. Он потряс головой, будто отгоняя дурноту или хмель,
хотя никогда не был он столь трезв, как сейчас. Раздражало только, что он не
видит лица арестованного.
следователя на стену падала большая носатая тень, перо в руке казалось
кинжалом.
присвоить вам чужое имя? Очевидно, за деньги... или под честное слово?
Григорьевич Оленев. Вас арестовали в покоях великой княгини. Как вы туда
попали?
Тайную канцелярию? Но зачем -- вот главный вопрос. Когда будет получен ответ
на него, тогда и все прочие вопросы об-заведутся ответами. И беседовать мы с
вами будем до тех пор, пока вы не ответите мне внятно: зачем вы назвались
именем Сакромозо?
эту тему мы можем беседовать годы. Неужели в этих стенах пройдет вся моя
жизнь?-- Взгляд его уперся в фигуру Дементия Палыча.-- Хромой черт! Нет, я
здесь жить не буду. Сбегу - или руки на себя наложу".
это было столь однозначно, что не стоило отдельной мысли. Сказать этому
Стражу, мол, она приказала, также невозмож-но, как перепилить себя пилой в
надежде, что каждая часть тела выйдет на свободу.
бородатого, тоскующего человека, который слегка повредился в уме, иначе
зачем бы он так тупо и сосредоточенно рассматривал комнату, которую видит
каждый день? И уж совсем непереносимо, когда вы являетесь объектом этого
угрюмого, бессмысленного взгляда, кото-рый украсился вдруг оскорбительной
усмешкой. Дементий Палыч знал этот взгляд. Он быстро спрятал свой немецкий
башмак под стол и люто обозлился на князя, что тот вынудил его к этому
воро-ватому жесту. В довершение всего Оленев опять лег, как бы давая понять,
что считает допрос оконченным. "Пащенок, а туда же..."-- подумал Дементий
Палыч злобно и вдруг крикнул фальцетом:
выскочила из шандала и погасла. Они очутились в полной темноте.
ощущение, что он один в камере и беседует не с колчено-гим Стражем, а сам
собой.-- Говорить мне с тобой не о чем, но одно слово подарю: "Случайность".
И ты уж сам шевели мозгами, тебе их хватит.
Свеча неохотно загорелась. Вот ведь чертовщина какая -- руки у следователя
тряслись. Оленев удобно сидел на топчане, прива-лившись спиной к стене, а
насмешливый взгляд его опять шарил под столом, там, где прятал Страж
немецкий ботинок.
ты случайно знакомство водил?
Палыч.-- Я тебе покажу князя! Я тебя на место задвину, ты у меня по темнице
своей ходко забегаешь! Завоешь, мерзавец, слезно... Соплями весь топчан
извозишь!"
тоже случайно! И цифры Гольденбергу носил, сам зна-ешь какие, тоже случайно?
с князя, как рукой сняло. Перед ним сидел до крайности удивленный и, что
особенно странно, веселый молодой человек.
по штуке на допрос. Ишь глазищи-то вылупил! Ладно, пусть поразмыслит на
досуге.
двери.
как только дверь закрылась, быстрым, упругим шагом про-шелся по комнате.
подлость, безумие, но что ни говори, скуке в ней нет места. Подождите,
господа, дайте сосредоточиться -- о чем ему только что толковал этот
невообразимый колченогий господин Страж?