столько невероятных следов и знаков, что в этой путанице порой трудно было
распознать подлинные следы реального врага из плоти и крови. Поэтому
главная моя задача состояла в том, чтобы научить их отличать следы врагов
реальных от вымышленных.
особенного не содержали: никаких сведений о каком-либо несчастье. Люди
есть люди, и пошли разговоры о ложной тревоге и ненужном переезде на озеро
Потаро. Друзья мои убеждали сомневающихся, что так или иначе, но лучше
жить подальше от Карапаны и Конесо, тем более что Кумака благодаря своему
положению на полуострове занимает неуязвимую позицию в смысле обороны.
две спустя после нашего прибытия на новое место - как гром с ясного неба
разнеслась весть о поражении нескольких детей в Сериме какой-то
таинственной болезнью. Дошедшие до нас на следующий день подробности, к
несчастью, подтвердили, что это корь, что заболело еще несколько детей, а
вместе с ними и взрослых. Это известие вызвало вполне понятное уныние, а
когда несколько дней спустя стало известно о первом случае смерти, всех
охватила глухая тревога: что же будет дальше? Я распорядился усилить
дозоры, напомнил о запрете приближаться к Сериме, и люди старательно все
выполняли. Вести из несчастного селения теперь приходили все реже, но с
каждым разом все горше и горше. Смерть находила там все новые жертвы,
особенно среди малолетних детей. Не доставлял мне утешения и тот горький
факт, что оправдались мои напрасные предостережения, а люди теперь стали
относиться ко мне с еще большим уважением, чем когда-либо прежде. Горести
Серимы особенно близко к сердцу принимал Арипай. Обычно спокойный и
добродушно уравновешенный, он выглядел теперь так, словно его сжигал
какой-то болезненный пламень и он был болен сам. Глаза его испуганно
бегали. Жена его и дети жили в Кумаке в полной безопасности, им ничто не
угрожало, и поведение индейца казалось тем более странным.
Ты плохо выглядишь, брат. Чем я могу тебе помочь?
невозможно.
этом не говори: у меня болит душа, в ней сидит Канаима и отравляет мою
кровь. Страшный Канаима не дает мне спать, требует крови...
застыла боль и таилось что-то похожее да помешательство.
слова его в шутку, но как-то не получилось.
нам заразу.
этого терпеть. Горе нам! Канаима...
попусту бродить по лесу, приходи лучше почаще к нам в хижину.
странные откровения, но в глазах прочитал такое смятение, что предпочел
умолкнуть. Он казался мне совершенной загадкой. Я знал его как доброго,
уступчивого человека; он даже убийство сына принял покорно. Что же
случилось теперь? Что бушевало у него в душе?
всячески опекать Арипая.
транс, и на него нисходили странные наития. В Кумаке шептались, что он
общался с "гебу" и некоторых лесных духов мог полностью подчинять своей
воле.
индейцы объясняли и тем, что, когда в лесу звучали угрожающие выстрелы
Арасибо, там явственно слышались вопли и стоны демонов.
его на кол перед своим шалашом, ежедневно совершал вокруг него обрядовые
пляски, похожие на шаманские церемонии, размахивая мараками, неизменным
атрибутом шаманов; глухой рокот, издаваемый при этом камушками внутри
пустого плода, магическим эхом отдавался в душах жителей Кумаки.
Арасибо заклинания на разный манер и разные голоса.
верил в это Арипай. Эти заклинания были для него как воздух для
утопающего, как влага для прорастающего зерна. Они услаждали его слух,
пьянили. Теперь, если бы он даже и захотел отрезветь и отступиться, ему
это не удалось бы: на него - хотя он об этом и не подозревал - прежде
всего и накидывал свои колдовские сети Арасибо.
держась, как правило, берега озера.
значительно более теплая, чем в реке. Оттого, вероятно, все кишмя кишело
тут от буйства животного и растительного мира. Рыба билась словно в
огромном садке, неисчислимые стаи водоплавающих птиц бороздили поверхность
озера или с резким шумом проносились в воздухе, а цапли и аисты, розовые и
красные, словно громадные цветы, покачивались в прибрежных зарослях.
Дополняли, а скорее нарушали эту идиллию буйной природы отвратительные
чудовища - кайманы, во множестве привлеченные сюда обилием рыбы. Многие из
этих тварей, громадных, достигающих порой пятнадцати футов в длину,
грелись на берегу средь зарослей, а когда мимо проходил человек, они
срывались с места и с громким плеском бросались в воду. Индейцы уверяли,
что на людей, даже купающихся, чудовища не нападали, но вид их был так
отвратителен и столько таилось в них ужасающей силы, что встреча с ними
каждый раз вызывала во мне отвращение. Охотились на них азартно, ибо мясо
их считалось у индейцев деликатесом.
всех сторон непролазной чащей, мы обучались распознавать разные звуки и
определять их происхождение. Из хаоса звуков в основном вылавливались
голоса птиц и цикад, различалось кваканье жаб и стук дятла, посвисты
обезьян и даже полет бабочек, ибо некоторые бабочки обладали особой
способностью на лету потрескивать.
Хотя оно находилось рядом, его не было видно за зеленой стеной зарослей,
но время от времени оттуда доносилось до нас какое-то сопение, словно там
кто-то покашливал или фыркал.
доводилось.
которое они мне дали, звучало фантастически: это большое животное, рыба, а
может, и не рыба, поскольку рождает живых детенышей, но живет только в
воде, ног у него нет, одни лишь передние плавники, а морда как у
обезьяны'.
млекопитающих отряда сирен. У берегов Центральной и Южной Америки
распространено три их вида.]
внимания на хруст веток и шелест листвы, чему я решительно воспротивился.
плохо видит.
этих апий, как объяснили мне спутники, то и дело одно из этих чудищ
выплывало на поверхность, выставляя из воды морду, чтобы глотнуть воздуха.
Тогда-то и слышался этот характерный хлюпающий звук, который долетал до
нас. Неподалеку одна апия спала у берега крепким сном, наполовину
высунувшись из воды. Я определил, что это животное очень похоже по форме
тела и морды на наших морских нерп, с той лишь разницей, что живет в
пресной воде и было значительно больше по размерам. Некоторые экземпляры
достигали в длину от головы до хвоста десяти футов. Не тревожа стада, мы
вернулись в селение и рассказали о своем открытии. День закончился
всеобщими приготовлениями к охоте, назначенной на следующее утро.
человек, и пришлось взять все лодки, имевшиеся в Кумаке, как большие
итаубы, так и маленькие яботы, изготовленные из коры дерева того же