Чтение 41–й страницы книги ~Нада~

небу.

Умслопогас нежно приветствовал Зиниту, но мне показалось, что в его
обращении звучала неискренность. Сначала она кротко разговаривала с ним, но
когда узнала все, что случилось, ее слова из кротких стали резкими, и она
начала бранить меня и с гневом накинулась на Умслопогаса.

Все это случилось много лет назад, а недавно я слышал, что Умслопогас
бежал на север и стал на всю жизнь бездомным бродягой, и случилось это также
из-за женщины, которая предала его и обвинила в убийстве Лусты, бывшего,
подобно Галаци, его названым братом. Не знаю, как все это случилось, но этот
сильный и свирепый человек страдал той же слабостью, как и дядя его Динган,
слабость эта погубила его, и я больше никогда не увижу своего питомца.

Итак, отец мой, мы сидели вдвоем молча в хижине, как вдруг мне
показалось, что на тростниковой кровле копошится крыса.

Я снова заговорил:

-- Умслопогас, наконец, настал час, когда я должен сообщить тебе тайну,
которую я скрывал с самого дня твоего рождения!

-- Говори, отец! -- отвечал он с удивлением.

Я подкрался к двери хижины и выглянул из нее. Ночь была темная, и
никого не было видно или слышно вокруг, из предосторожности я обошел хижину.
Отец мой, когда тебе придется сообщать тайну, не поддавайся так легко
обману. Недостаточно осмотреть все кругом и позади. Осмотри пол и огляди
крышу, приняв все эти предосторожности, уходи оттуда и в другом месте сообщи
свою тайну. Зинита была права, я -- глупец, несмотря на свою мудрость и
седые волосы. Если бы я не был глупцом, я бы выкурил крысу, забравшуюся на
кровлю, прежде чем стал говорить. Крыса та была Зинита, которая влезла на
кровлю и лежала там в темноте, приложив ухо к дымовому отверстию и
прислушиваясь к каждому нашему слову.

-- Слушай, -- сказал я, -- ты не сын мне, Умслопогас, хотя с детства
называл меня отцом. Твое происхождение более знатно, Убийца!

-- Я был доволен своим отцом, старик, -- возразил Умслопогас, --
происхождение мое казалось мне достаточно почетным. Скажи мне, чей же я сын?

Я нагнулся вперед и прошептал, но, увы, недостаточно тихо: "Ты сын
умершего Черного, ты происходишь от Чеки и Балеки, сестры моей!"

-- Следовательно, я все же остаюсь в родстве с тобой, Мопо, и радуюсь
этому. Кто мог подумать, что я -- сын этого человека-гиены? Может быть,
поэтому я, подобно Галаци, люблю общество волков, хотя не чувствую в сердце
никакой любви к отцу своему и его дому!

-- У тебя мало причин любить его, Умслопогас, ведь он убил твою мать,
Балеку, и хотел убить также и тебя. Но все же ты сын Чеки!

-- Я вижу, что для того, чтобы узнать в толпе своего отца, надо иметь
зоркие глаза, дядя. Припоминаю теперь, что когдато слыхал уже этот рассказ,
хотя давно забыл его!

-- От кого слыхал ты этот рассказ, Умслопогас? Еще недавно знал обо
всем этом только один человек, остальные давно умерли. Теперь известно нам
обоим! (Отец мой, я не подозревал о третьей.) От кого же ты узнал всю
правду?

-- Узнал я правду от мертвого; по крайней мере, ГалациВолк слыхал этот
рассказ от мертвеца, который сидел в пещере на Горе Привидений. Мертвец
оказал ему, что вскоре явится на гору и станет его братом человек по имени
УмслопогасБулалио, сын Чеки; Галаци повторил мне этот рассказ, но я давно
забыл о нем!

-- Видно, мудрость живет среди мертвых, -- отвечал я, -- теперь тебя
зовут Умслопогас-Булалио, а сегодня я объявляю тебе, что ты сын Чеки. Но
выслушай меня!

И я рассказал ему все, начиная с минуты рождения; повторил слова его
матери Балеки, когда я рассказал ей свой сон, и описал ее смерть,
совершившуюся по приказанию Чеки, и величие, с которым она умерла.
Умслопогас заплакал, хотя плакать случалось ему редко. Когда рассказ
приближался к концу, я заметил, что слушает он невнимательно, как слушает
человек, в сердце которого зародился тревожный вопрос. Не дав мне
договорить, он прервал меня:

-- Итак, дядя Мопо, если я -- сын Чеки и Балеки, Нада-Лилия мне не
сестра?

-- Нет, Умслопогас, она только твоя двоюродная сестра!

-- Все же близкое родство! -- заметил он. -- Впрочем, оно не будет
служить препятствием к браку между нами! -- И лицо его стало радостным.

Тут я понял, что Умслопогас любит Наду, и сказал ему:

-- Нада еще не у твоих ворот и, может быть, никогда их не отыщет! Я
желаю, Умслопогас, чтобы ты правил страной Зулусов по праву рождения; хотя
будто бы все складывается неблагоприятно, но мне кажется, что можно найти
способ осуществить мою мечту.

-- Каким образом? -- спросил он.

-- Многие из великих вождей, моих друзей, боятся и ненавидят Дингана,
Если бы они знали, что сын Чеки жив и сын этот -- Убийца, они подставили бы
ему свои плечи, чтобы, опираясь на них, он достиг власти. Воины чтят имя
Чеки, он обращался с ними жестоко, но был щедрым и храбрым царем. Они не
любят Дингана: жесток он не менее Чеки, но дары его не так щедры, поэтому
они с радостью приняли бы сына Чеки, если бы достоверно узнали о его
существовании. Но в том-то и вопрос, что им пришлось бы положиться только на
мое слово. Надо постараться убедить их!

Вскоре после этого Умслопогас покинул меня и пошел в хижину Зиниты,
своей Инкозикази; она лежала, завернувшись в одеяла, и, по-видимому спала.

-- Привет, супруг мой, -- сказала она медленно, как бы только
пробуждаясь. -- Мне снился странный сон, будто тебя называли царем, и все
полки зулусов проходили перед тобой, приветствуя тебя, как царя!

Умслопогас с удивлением взглянул на нее, он не понимал, слыхала ли она
что-нибудь или то был вещий сон.

-- Подобные сны опасны, -- отвечал он, -- и тот, кому они снятся,
хорошо делает, если молчит, пока они не забудутся!

-- Или не сбудутся! -- возразила Зинита, и снова Умслопогас с
удивлением взглянул на нее.

После этой ночи я начал свою деятельность: выслал шпионов в краали
Дингана и от них узнавал все, что происходило у царя. Он хотел было собрать
войско для нападения на народ Секиры, но в это время до него дошла весть,
что буры, числом пять тысяч всадников, направляются к его краалю. Поэтому
Динган не мог выслать войска к Заколдованной Горе, и мы, живущие в ее тени,
пребывали там в покое.

В этот раз буры были разбиты, потому что Богоза, шпион, завел их в
засаду; убитых было немного, остальные отступили только для того, чтобы
впоследствии вернуться снова, и Динган это понял. В то же время белые люди
из Наталя, англичане, напали на Дингана через Нижнюю Тугелу и были перебиты
нашими воинами.

При помощи различных колдунов я наводнил страну всякими слухами,
пророчествами и неясными предсказаниями и старался подействовать на умы
дружественных мне вождей, посылая неудобопонятные вести и приготовляя их к
пришествию того, кто скоро объявится им. Они слушали внимательно, но дело
двигалось медленно, племена жили далеко друг от друга, а многие вожди
находились в походах со своими отрядами.

Так шло время. Прошло много дней с тех пор, как мы вернулись к Горе
Призраков. Умслопогас более не ссорился с Зинитой, но она ревниво наблюдала
за ним, а он ходил угрюмый. Он все ждал Наду, а та не приходила.

¶ПОЯВЛЕНИЕ НАДЫ§

Как-то ночью -- на небе светла полная луна -- я сидел в своей хижине
один с Умслопогасом, и мы беседовали о своих планах; потом разговор перешел
на Наду-Лилию, и он начал выказывать отчаяние, что девушка уже не вернется.

Вдруг, среди полной тишины, залаяла собака. Мы встали и выползли из
хижины. Было поздно, и не мешало бы быть осторожным; собака могла лаять на
шелохнувшийся лист, как и на отдаленные шаги идущего войска, которое она
почуяла.

Нам не пришлось долго искать причину тревоги: перед нами стоял высокий,
стройный человек, который осматривал хижины, как бы не решаясь окликнуть
живущих в них. В одной руке он держал ассегай, а в другой небольшой щит. Мы
не могли разглядеть лица этого человека, оно было в тени, изорванный плащ
висел на его плечах. Видно было, что он хромал и стоял, выдвинув одну ногу.
Мы выглянули из-за хижины, тень которой скрывала нас, незнакомец же не
замечал нас. Он постоял немного, потом заговорил сам с собой; голос его был
удивительно нежный, и мой чуткий слух уловил, что это голос НадыЛилии,
единственной оставшейся в живых из моих детей. Я затрепетал от радости, но,
сделав знак Умслопогасу, чтобы он скрылся в тени, сам выступил вперед и
потребовал назвать себя. Нада боязливо молчала. Тогда я сорвал плащ,
прикрывавший ее.

Когда Нада увидела, что я открыл ее тайну, она бросила щит рядом с
копьем, как предмет более ей не нужный, и угрюмо опустила голову. Но когда я
оказал, что отведу ее к старому начальнику, она кинулась на землю и обняла
мои колени; слыша, что я назвал его стариком, она подумала, что начальник
наш -- не Умслопогас, и продолжала со слезами просить меня.

Я повернул голову по направлению к хижине и заговорил.

-- Начальник, -- сказал я, -- судьба милостива к тебе сегодня, она
дарит тебе девушку, Прекрасную, как Лилия Галакациев!

Нада испуганно взглянула на меня.

-- Пойди же сюда и возьми ее!

Нада нагнулась, чтобы поднять с земли ассегай; хотела ли она убить меня
или вождя, которого так боялась, или себя, я не знаю; в своем отчаянии она
назвала Умслопогаса по имени. Она нашла ассегай и снова выпрямилась. Перед
нею стоял, опираясь на секиру, высокий вождь; угрожавший ей старик исчез,
недалеко, правда, -- он стоял за углом хижины.

Нада-Лилия подняла голову, протерла себе глаза и взглянула снова.