Федюнька и лопаткой на филина машет. От Поскакушкина лета только то и
осталось, что черенок у Федюньки в руках вовсе теплый, даже горячий. А
рукам тепло - и всему телу весело.
Потянула тут лопата Федюньку и сразу из снега выволокла. Сперва Федюнька
чуть не выпустил лопату из рук, потом наловчился, и дело гладко пошло. Где
пешком за лопатой идет, где волоком тащится. Забавно это Федюньке, а
приметки ставить не забывает. Это ему тоже легонько далось. Чуть подумает
засечку сделать, лопатка сейчас тюк-тюк - две ровнешеньких зарубочки готовы.
Привела лопатка Федюню к деду Ефиму затемно. Старик уж на печь полез.
Обрадовался, конечно, стал спрашивать, как да что. Рассказал Федюнька деду
про случай, а старик не верит. Тогда Федюнька и говорит:
- Посмотри вон лопатку-то! В сенках она поставлена. Принес дедко Ефим
лопатку да и углядел - по ржавчине-то золотые таракашки посажены. Целых
шесть штук. Тут дедко поверил маленько и спрашивает:
- А место найдешь?
- Как, - отвечает, - не найти, коли дорога замечена.
На другой день дедко Ефим раздобыл лыжи у знакомого охотника.
Сходили честь честью. По зарубкам-то ловко до места добрались. Вовсе
повеселел дедко Ефим. Сдал он золотых таракашков тайному купцу, и прожили
ту зиму безбедно.
Как весна пришла, побежали к старой березе. Ну, и что? С первой лопатки
такой песок пошел, что хоть не промывай, а прямо руками золотины выбирай.
Дедко Ефим даже поплясал на радостях.
Прихранить богатство не сумели, конечно. Федюнька - малолеток, а Ефим хоть
старик, а тоже простота.
Народ со всех сторон кинулся. Потом, понятно, всех согнали начисто, и барин
за себя это место перевел. Недаром, видно, филин башкой-то ворочал.
Все-таки дедко Ефим с Федюнькой хлебнули маленько из первого ковшичка.
Годов с пяток в достатке пожили. Вспоминали Поскакушку.
- Еще бы показалась разок!
Ну, не случилось больше. А прииск тот и посейчас зовется Поскакушкинский.
Не одни мраморски на славе были по каменному-то делу. Тоже и в наших
заводах, сказывают, это мастерство имели. Та только различка, что наши
больше с малахитом вожгались, как его было довольно, и сорт - выше нет. Вот
из этого малахиту и выделывали подходяще. Такие, слышь-ко, штучки, что диву
дашься: как ему помогло.
Был в ту пору мастер Прокопьич. По этим делам первый. Лучше его никто не
мог. В пожилых годах был.
Вот барин и велел приказчику поставить к этому Прокопьичу парнишек на
выучку.
- Пущай-де переймут все до тонкости.
Только Прокопьич, - то ли ему жаль было расставаться со своим мастерством,
то ли еще что, - учил шибко худо. Все у него с рывка да с тычка. Насадит
парнишке по всей голове шишек, уши чуть не оборвет да и говорит приказчику:
- Не гож этот... Глаз у него неспособный, рука не несет. Толку не выйдет.
Приказчику, видно, заказано было ублаготворять Прокопьича.
- Не гож, так не гож... Другого дадим... - И нарядит другого парнишку.
Ребятишки прослышали про эту науку... Спозаранку ревут, как бы к Прокопьичу
не попасть. Отцам-матерям тоже не сладко родного дитенка на зряшную муку
отдавать, - выгораживать стали свои-то, кто как мог. И то сказать,
нездорово это мастерство, с малахитом-то. Отрава чистая. Вот и оберегаются
люди.
Приказчик все ж таки помнит баринов наказ - ставит Прокопьичу учеников. Тот
по своему порядку помытарит парнишку да и сдаст обратно приказчику.
- Не гож этот... Приказчик взъедаться стал:
- До какой поры это будет? Не гож да не гож, когда гож будет? Учи этого...
Прокопьич, знай, свое:
- Мне что... Хоть десять годов учить буду, а толку из этого парнишки не
будет...
- Какого тебе еще?
- Мне хоть и вовсе не ставь, - об этом не скучаю...
Так вот и перебрали приказчик с Прокопьичем много ребятишек, а толк один:
на голове шишки, а в голове - как бы убежать. Нарочно которые портили,
чтобы Прокопьич их прогнал. Вот так-то и дошло дело до Данилки Недокормыша.
Сиротка круглый был этот парнишечко. Годов, поди, тогда двенадцати, а то и
боле. На ногах высоконький, а худой-расхудой, в чем душа держится. Ну, а с
лица чистенький. Волосенки кудрявеньки, глазенки голубеньки. Его и взяли
сперва в казачки при господском доме: табакерку, платок подать, сбегать
куда и протча. Только у этого сиротки дарованья к такому делу не оказалось.
Другие парнишки на таких-то местах вьюнами вьются. Чуть что - на вытяжку:
что прикажете? А этот Данилко забьется куда в уголок, уставится глазами на
картину какую, а то на украшенье, да и стоит. Его кричат, а он и ухом не
ведет. Били, конечно, поначалу-то, потом рукой махнули:
- Блаженный какой-то! Тихоход! Из такого хорошего слуги не выйдет.
На заводскую работу либо в гору все ж таки не отдали - шибко жидко место,
на неделю не хватит. Поставил его приказчик в подпаски. И тут Данилко не
вовсе гож пришелся. Парнишечко ровно старательный, а все у него оплошка
выходит. Все будто думает о чем-то. Уставится глазами на травинку, а
коровы-то - вон где! Старый пастух ласковый попался, жалел сиротку, и тот
временем ругался:
- Что только из тебя, Данилко, выйдет? Погубишь ты себя, да и мою старую
спину под бой подведешь. Куда это годится? О чем хоть думка-то у тебя?
- Я и сам, дедко, не знаю... Так... ни о чем... Засмотрелся маленько.
Букашка по листочку ползла. Сама сизенька, а из-под крылышек у ней
желтенько выглядывает, а листок широконький... По краям зубчики, вроде
оборочки выгнуты. Тут потемнее показывает, а середка зеленая-презеленая,
ровно ее сейчас выкрасили... А букашка-то и ползет...
- Ну, не дурак ли ты, Данилко? Твое ли дело букашек разбирать? Ползет она -
и ползи, а твое дело за коровами глядеть. Смотри у меня, выбрось эту дурь
из головы, не то приказчику скажу!
Одно Данилушке далось. На рожке он играть научился - куда старику! Чисто на
музыке какой. Вечером, как коров пригонят, девки-бабы просят:
- Сыграй, Данилушко, песенку.
Он и начнет наигрывать. И песни все незнакомые. Не то лес шумит, не то
ручей журчит, пташки на всякие голоса перекликаются, а хорошо выходит.
Шибко за те песенки стали женщины привечать Данилушку. Кто пониточек
починит, кто холста на онучи отрежет, рубашонку новую сошьет. Про кусок и
разговору нет, - каждая норовит дать побольше да послаще. Старику пастуху
тоже Данилушковы песни по душе пришлись. Только и тут маленько неладно
выходило. Начнет Данилушко наигрывать и все забудет, ровно и коров нет. На
этой игре и пристигла его беда.
Данилушко, видно, заигрался, а старик задремал по малости. Сколько-то
коровенок у них и отбилось. Как стали на выгон собирать, глядят - той нет,
другой нет. Искать кинулись, да где тебе. Пасли около Ельничной... Самое
тут волчье место, глухое... Одну только коровенку и нашли. Пригнали стадо
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Грабб Джеф