read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Туровцев, непонятно чему смеявшийся.
-- Нечего зубы скалить! Силами общественности пора покончить с
хулиганьем!
-- Что -- я? Я ничего... -- Туровцев присмирел.
Крамарев определился в провожатые, суетился больше всех. Но Петров
неожиданно заартачился, надо, сказал он, идти пораньше, чтоб успеть в
магазин. Выпили в отделе соков. И добавили. Тут Петров раскрыл секрет, а
Туровцев подтвердил.
Сорин -- ни улыбки, ни ругани. Озабоченно полез в карман за деньгами.
-- Зря Лену обложил... Бери еще две и пойдем в "Чайку", там по вечерам
одно сухое вино.
С этого дня Крамарев перестал подражать Сорину и переключился на
Петрова, а Лена Котомина звонко на весь цех сказала Сорину, чтоб он к ней не
приставал.
49
Из-за рубежа пришла рекламация на "Кипарис". Оказалось, что в комплект
запасных частей к радиометру не доложили десять ламп. К рекламации
прилагался документ из Внешторга, он требовал, чтобы приняли меры, то есть
наказали виновника.
А виновник один -- Туровцев, начальник БЦК. Просчитать все лампы он,
конечно, не в силах. Жалко наказывать парня за просто так, но надо, не
накажешь -- такой шум поднимется, что сам себя захочешь выгнать с работы.
Труфанов и Баянников готовили грамотный, аргументированный, глубоко
принципиальный приказ (копия его должна была пойти во Внешторг).
Степан Сергеич пожалел Туровцева. Не Туровцев виноват, а
обстоятельства. И кто такой вообще начальник БЦК? Человек на производстве не
лишний, но и не обязательный. Директор определяет ему только часы работы, а
о том, хорош радиометр или плох, судит сам Туровцев. Но чтобы он, чего
доброго, не стал браковать их направо и налево, так и об этом подумали и
постановили: премию ОТК получает вместе с цехом за выполнение плана.
По старой привычке Степан Сергеич пошел к Баянникову, пожаловался на
несправедливость. Жаловался и возмущался собою: да за кого же это он
ходатайствует? Говорит о Туровцеве -- честный, а с позволения честного
Туровцева в цехе происходят все нечестности. И тем не менее Туровцев --
честный человек.
Все рассказанное мало удовлетворило Виктора Антоновича, и он
порасспрашивал о Туровцеве еще и еще поподробнее. Остался доволен -- не
столько ответами, сколько тем, что получил ценную информацию, и обнадежил:
-- Разберусь. Наказывать надо, тут все ясно -- традиция, не мы накажем
-- так нас накажут... Но я разберусь.
Разобрался. Ударил по Туровцеву глубоко принципиальный приказ, ударил
со страшной силой, вихрем налетел, а когда пыль рассеялась, то увидели
Туровцева живым и невредимым. Не начальник БЦК теперь, а контрольный мастер,
то есть оклад на сто рублей больше.
Степан Сергеич удивился. Ловко устроил Баянников! Вот в чем дело-то!
Приспосабливаются люди к обстоятельствам. Вроде бы и наказали человека, но
так наказали, что повысили его. Начинал догадываться Степан Сергеич: все эти
перемещения, повышения и понижения -- от неумения, нежелания или
невозможности изменить обстоятельства. А слово "наказали"... слово само по
себе не раскрывает всего того, что в нем содержится, слово конкретно значимо
только в окружении других слов, слово привязано ко времени написания или
произнесения его, когда еще в силе принятый смысл его.
Зато глагол "приспосабливаться" вечен в своей первородности. Институт,
завод, цех, рабочие под себя, под нужды свои подгоняют одежду, сшитую для
них портными, умеющими кроить по одному общегосударственному фасону. Сам
Труфанов тоже упражняется в портновском ремесле, но с оглядкой на цеховые
пристрастия и вкусы, и так умело наприспосабливался, что худого слова о себе
не услышит. Установилось какое-то подобие джентльменского соглашения между
администрацией и рабочими. Всем своим поведением монтажники и регулировщики
второго цеха вбивают в сознание Труфанова такую мысль: у нас есть кое-какие
грешки, мы, в частности, помаленьку пьем на работе, но зато мы не вопим во
всю глотку о сверхурочных, о суточных бдениях в конце месяца, о
радиоактивных препаратах, которые, возможно, подорвут здоровье наших детей,
-- мы, короче говоря, помалкиваем, и вы, Анатолий Васильевич, будьте добры,
закрывайте свои директорские глазенки на наши, не скроем, дурные шалости,
можете, никто не возражает, для виду, для комиссии разных громыхнуть
приказом о решительном искоренении чего-то там, с алкоголем связанного, но
не более, а то, не ровен час, позвоним в ЦК профсоюзов и пригласим кое-кого,
пусть они вскроют склад готовой продукции и убедятся, что заприходованные
радиометры не у заказчика, а в цехе на переделке, -- ну, лады, Анатолий
Васильевич?
Степан Сергеич впервые подумал о себе как о человеке, лишенном в
значительной мере способности к приспособлению. Подумал и отогнал эту мысль,
но она возвращалась, она подпитывалась другими размышлениями и наблюдениями.
Многие -- на заводе, в КБ, в лабораториях, -- приспособившись, ныне пугаются
последствий своего соглашательства и с надеждой посматривают на Степана
Сергеича: а вдруг что получится?..
50
Не одного Степана Сергеича возмущала готовящаяся расправа с Туровцевым.
В цехе кричали о том, что нашли стрелочника, что наказывать надо кого-то
другого. Кого? Никто не знал.
Единственный, кто рта не раскрыл, руки не поднял в защиту, был сам
Туровцев. С прежней неторопливостью обходил он контролеров, подсаживался к
регулировщикам, заполнял в своей комнате формуляры, паспорта, сертификаты на
качество. Вежливо улыбался, когда слышал причитания монтажниц, прослышавших
о будущем приказе.
-- Ну, а ты как смотришь на все это? -- спросил его Петров. -- Говорят,
понизят тебя до контролера шестого разряда. Тыщу рубликов, не больше,
получать будешь.
-- Ну и что? -- Туровцев удивился. Посмотрел на Петрова так, словно
сомневался, нужно ли продолжать, способен ли Петров понять его. -- Чепуха
все это.
-- Что -- чепуха?
-- Все. -- Туровцев обвел рукою цех и то, что за цехом.
Петров так поразился, что даже не присвистнул по своему обыкновению.
-- А что же не чепуха?
Тем же сомневающимся, оценивающим взглядом Туровцев посмотрел сверху
вниз на него (Петров сидел).
-- Надо так: служить людям, обществу. Остальное -- довески, окурки,
обрезки, чешуя.
-- Служить... -- как эхо повторил Петров. -- Служить... М-м-м... это
интересно весьма.
-- Кому-то да. Но не тебе.
-- Это почему же?
-- Потому что ты трепач.
Эта его уверенность обидела Петрова. Весь день он наблюдал за
Туровцевым, якобы случайно оказывался рядом с ним. Что за человек Туровцев,
которого он знает почти три года? Ничего, в сущности, выдающегося... Как-то
поставил себя так, что никто его не обманывает. Наряды на градуировку и
регулировку закрывает, веря на слово. Вспыльчив, но умеет сдерживать себя...
Иногда обидится, покраснеет, желваки заходят по широким скулам... Нет,
пересилил себя, уже спокоен... Есть у него -- это точно -- какая-то цель,
существуют какие-то принципы, какая-то система взглядов...
Сколько ни бился Петров, Туровцев захлопывался, оставался непознанным.
За обыденностью, за простоватостью -- дичайшая сложность, не выплеснутые
наружу драмы, борьба упорная, тихая и незаметная. Человек живет, самый
пройдошистый корреспондент ничего о нем не придумает, до того этот человек
кажется примитивным, а он -- личность выдающаяся, частица мира...
Противными стали Петрову собственные шуточки навынос, вымогательство.
Он выволок из-под кровати все запасы спирта -- три канистры. Зачем они ему?
Пусть лежат, запихнул он канистры обратно -- авось пригодятся.
Вот так вот. Считаешь себя исключительным, уникумом (как же, всю жизнь
в бегах), отказываешь другим в праве на исключительность (тоже мне сосунки
из пионеротряда!). Вот так вот. Каждый прожил столько же, сколько ты.
Есть в лагерях такая категория -- "один на льдине". Одиночка,
оборвавший все связи с другими заключенными. Не говорит ни с кем,
неизвестно, где спит, не работает, своей ложки-миски не имеет.
Петрову приснилось, что здесь, в Москве, он -- "один на льдине".
Прогонял наваждение явью, твердил себе, что он работает вольно, у него есть
работа, он передовик даже какой-то, бугром назначен, бригадиром.
Утром пришел в цех, увидел Котомину и сразу поверил в то, что сна не
было.
51
Дважды Степан Сергеич решительным шагом направлялся к Игумнову и дважды
трусливо сворачивал в сторону. Извиняться он не любил, всякий раз вынуждал
себя, подстегивал, а повиниться надо. Ведь он понял, что цех выпустил
пятьдесят негодных "Кипарисов" не по злой воле одного человека.
Потоптавшись у стола Игумнова, Степан Сергеич неуверенно произнес:
-- Я ошибался. Вы не жулик.
-- Давно бы так, -- равнодушно сказал Виталий, не подняв даже голову,
не отрываясь от бумаг.
Обломался диспетчер или не обломался -- брать его в сообщники Виталий
не желал. В диспетчере хранятся неисчерпаемые запасы особой шелагинской
честности. И разговор этот не вовремя. Надоело выкручиваться. Надоело.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 [ 41 ] 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.