Лирический герой Кублановского, прежде всего, продукт эстети ческого опыта
русской литературы, и он свободен от религиозного нарциссизма. От чего он не
свободен - это от ощущения чуда дарованного ему существования, воспевая
частности которого, он более свидетельствует о Дарителе, нежели любое
кадило.
механизмом, что и молитва. Торжественностью этого механизма, скорее всего, и
объясняется известное интонационное однообразие многих стихотворений
Кублановского. В зависимости от читательского опыта это качество может
приветствоваться как свидетельство верности автора себе или раздражать своей
предсказуемостью. У Кублановского немало недостатков: он велеречив, рифмы
его не слишком изобретательны, стиху зачастую не хватает нервнос ти,
лирическому герою - того отвращения к себе, без которого он не слишком
убедителен. Но звук его - чист, и это позволяет не обращать внимания на
длинноты, ритмические и сюжетные банальности, на чересчур иногда
педалируемую набожность. Все эти вещи -
все они лишь слуги звука, его составные элементы. Сумма их, повторяю, чиста.
это долг не столько перед обществом, сколько по отношению к языку. Поэт,
долг этот выполняющий, языком никогда оставлен не будет. С обществом дела
обстоят несколько сложнее , но и тут Кублановскому не о чем особенно
беспокоиться: без читателя он не останется. Ни один народ не заслуживает
своей литературы, и русские не исключение. Но пока человек не отказался от
дара речи в пользу жестикуляции или мычания, обществу суждено, независимо от
тенденций в нем существующих или ему навязываемых, обращаться к поэзии - не
только самоосознания ради, но поскольку она - высший предел речи, т. е.,
биологическая цель человека как вида.
людей, говорящих по-русски, не убавляется, Кублановскому суждена аудитория
большая, чем его предшественникам и многим его современникам. С его
появлением русский поэтический лан дшафт обогатился значительно: судьба не
без умысла поместила этого поэта между Клюевым и Кюхельбекером.
Стихотворениям, собранным в эту книгу, суждена жизнь не менее долгая, чем
соседям их автора по алфавиту.
* Предисловие к книге: Ю. Кублановский. "Избранное". "Ардис". США. 1981. Сост. И. Бродский.
___
между однокомнатной квартирой и кабиной космического корабля. Декор: более
Палладио, чем Пиранезе. Вид из окна должен передавать ощущение значительной
высоты (скажем, проплывающие облака), поскольку тюрьма расположена в
огромной стальной Башне, примерно в километр высотой. Окно - либо круглое,
как иллюминатор, либо - с закругленными углами, как экран. В центре камеры -
декорированная под дорическую колонна - или опора: внешняя сторона ствола,
внутри которого - лифт. Ствол этот проходит через всю Башню как некий
стержень или ось. Он и в самом деле стержень: все, появляющееся в течение
пьесы на сцене, и все, с нее исчезающее, появляется или исчезает через
находящееся в этом стволе отверстие, являющееся помесью ресторанного лифта и
мусоропровода. Рядом с этим отверстием - дверь главного лифта, которая
открывается только один раз: в начале 3-го акта. По обе стороны ствола -
альковы Публия и Туллия. Все удобства - ванна, стол, умывальник, нужник,
телефон, телеэкран, вмонтированный в стену, стеллажи с книгами. На стеллажах
и в стенных нишах - бюсты классиков.
прислушивается к пению канарейки в клетке, стоящей на подоконнике. Со
времени поднятия занавеса проходит минута, в течение которой слышно только
пение канарейки.]
Господь, если здесь, на земле, нас ласкают такие звуки.
блондин. В момент поднятия занавеса лежит в ванне, из которой поднимается
пар, читает и курит.]
было так неожиданно. Поэтому я и не мог его хотеть. Я как раз хотел
оставить. Вернее, уже потом, когда съел, захотел. Это же было так внезапно!
Сколько сижу, сроду пирожных не видел.
У них там компьютер. Составляет меню. Повторение блюда возможно раз в двести
сорок три года.
тридцатая. Буква "П" - Питание... Советую ознакомиться.
увидишь. До конца своих дней. Если только ты не Агасфер.
извлекает кусок пирожного, смотрит на него некоторое время; потом неожиданно
быстро съедает.]
Это же для канарейки! ([Внезапно успокаиваясь.]) Впрочем, так я и думал.
Вечно одно и то же. ([Залезает обратно в ванну.]) Сначала киску уморил,
потом рыбок. Потом зайчика. Теперь, значит, за канарейку принялся...
может, никогда и не видела пирожного?
клетке.]
([Разговаривает сам с собой.]) Хотя обед - что ж - у них там всегда
что-нибудь такое - деликатесы - чтоб желудок действовал - ни разу не было,
чтоб не захотелось - это чтоб мы жили дольше - сколько сижу, ни разу еще
запора не было- - -да-а-а, компьютер - выпустить тебя, что ли? ([Пауза.])
Туллий!
знаете ли, птичка. Да, канарейка. Так вот, нельзя ли там проса или
конопли... Да-да, лучше проса. Что-о? Включите в вес моей порции? То есть,
второе будет на сто грамм меньше? Но позвольте... Ах та-а-к! Да.
Отказываюсь. ([Бросает трубку.]) Черт!
больше, ни меньше... Говорит, ополовиню второе. Претор. Сука.
сверяясь с текстом на экране]). Петушиные гребешки.
жратва. В строгой пропорции. Вечный двигатель... Хотел бы я только знать, с
чего начали.